Dixi

Архив



Заметки о конкурсе прозы

(иногда коротко)

 

Сергей Кардо в своих критических заметках касаемо прозаических конкурсных работ среди прочих особенностей обратил внимание на такую важную деталь рассказа, как точность в деталях. И захочется поиронизировать — кто бы говорил! — а не получится… Следя давно за творчеством Сергея и видя его скрупулезность в этом деле, понимаю — имеет право требовать подобного от других. Впрочем, даже не так. Он ничего ни от кого не требует. Пожалуйста, пишите с любой степенью свободы допущения, просто потом не жалуйтесь, если читатель вместо ожидаемого автором сопереживания вдруг зло и безжалостно расхохочется там, где вам бы хотелось чтобы он заплакал…

В своих заметках я постараюсь не повторять того, о чем уже сказал Сергей. Впрочем, если вдруг это случится, не обессудьте. Возможно, это будет лишь еще одно подтверждение авторской удачи. Ну, или не будет.

Итак.

 

Ольга Шестова

Это было в прошлом веке

Все в порядке у автора и с иронией, и с самоиронией. Со словом — тоже. И вполне присутствует снисходительность к своим героям, та самая, которой многим пишущим людям недостает. Известно, что рассказчик априори в выигрышном положении перед теми, про кого пишет, читателю же обычно хочется, чтобы все персонажи были на равных. С этим тоже все в порядке — автор себя не выпячивает, но и лишнего про себя ради красного словца не наговаривает.

Чего мне не хватило у автора? На мой взгляд, любую бытовую историю можно при желании сделать литературой, равно как и журналистикой. В рассказе про бабу Надю мне не хватило самой малости — сарказма. Злости в истории хватает (в данном случае это, скорее, плюс), писательского умения плести слова — тоже, а вот сарказма — увы.

Впрочем, шаг осталось сделать совсем крохотный.

Так что соглашусь с Сергеем — начало конкурса получилось весьма успешным.

 

Андрей Оболенский

Марина и Димка

            А мне вот нравится, о чем пишет Андрей Оболенский. Я скорее приму его сюжетные выверты за достоинство, чем за недостаток.

            Мир его героев, несколько порой искусственный, специфически вычлененный в алогичный, предполагаю, таков по одной простой причине — на этом фоне норма размывается, перестает быть нормой, вырастает в большой такой знак вопроса — а есть ли вообще она. Все же речь идет о написании ЛИТЕРАТУРНОГО произведения, и в случае с Оболенским степень его ЛИТЕРАТУРНОГО допущения лично мной как читателем только приветствуется. Хохотать мне что-то не хочется, хотя все белые нитки вижу и порой с ними не согласен. Но не согласен умозрительно, а по факту понимаю, что речь идет об авторском стиле, а это, господа, серьезно, это надо как-то принимать. Я и принимаю.

            И еще есть одна вещь, которую я, возможно, заметил, а возможно, просто придумал. На мой взгляд, Андрей Оболенский, как и многие нормальные современные нам люди, не очень любящие окружающую их российскую действительность, откровенно говорить об этом не может и не желает. Не может, потому что это будет литературный моветон, не желает, потому что это будет литературный моветон в квадрате.

Остается вариант литературного допущения с высокой степенью асинхронизма.

В общем, продолжение у конкурса получилось весьма приличным.

И далее — не то чтобы не хуже, но вовсе даже неплохо.

 

Георгий Панкратов

Белокаменный гость

Вот, я понимаю, достало!

Сам в метро, пока настрою на своем смартфоне wi-fi, на все буквы алфавита исхожу. Не предполагал, что об этом можно написать рассказ, ан нет, оказывается, можно. Выход, конечно же, есть — подключить телефонный спецтариф, но я — редкостный жмот (или редкостный телефонный лох, что возможно одно и то же), постоянно ругаюсь и постоянно про себя, внутри, употребляю обсценную лексику, пока этот злосчастный wi-fi где бы то ни было, не только в метро, подключаю.

Рассказ про жлобство как норму жизни. Про всеобщее жлобство — совсем не только московское. Кругом сплошные жлобы, с этим надо смириться, расслабиться и получить наслаждение от изгибов судьбы.

 

Владимир Волкович

Еду, еду, еду к ней

Написан рассказ классно, но неправда. Автор, скорее всего, в теме, то есть по Северам и сам побродил, и историй понаслушался. Джека Лондона, опять же, в детстве читал, это чувствуется.

Про неправду предыдущий рецензент все сказал, я повторяться не стану. Я попробую о другом.

Сегодня рассказов про героизм — а героизм на мой взгляд, другим его не навязываю, это редко самопожертвование во имя великой цели, чаще глупость, совершенная в состоянии аффекта, — очень мало. В этом смысле рассказ очень хорош, ибо тема вовсе не заштампована. Ну, раньше была заштампована, а ныне — нет. Когда про войну пишут, тогда понятно, хотя и про войну сейчас все больше пытаются не совсем так, как раньше: после Василя Быкова и Виктора Астафьева приходится выкручиваться как-то, фальшь любая заметна, а фальшивить (если ты себя уважаешь) не хочется.

А тут — прямо как в старые добрые времена. Любовь, похожая на сон. Сказали бы — выйди в открытый космос без скафандра, пошел бы, не задумываясь. Даже и не знаю, вот хотелось бы, наверное, чтобы так было. И чтобы потом один цветочек даже ожил — на радость, все смертям назло. В общем, если во имя любви, то и глупость сгодится.

 

Ольга Чубарова

Рашид и Шаман

Ольга Чубарова, конечно же, все придумала, от первого до последнего слова. Что, в принципе, замечательно, ибо это и есть профессиональное писательство. При этом ни взгляд не цепляется за стилистические несуразности, ни мысль — за несуразности логические. В том смысле, что не присутствует в рассказе ни первое, ни второе.

Сюжет, согласимся, неожидан, как и герой. О «понаехавших» пишут достаточно часто, но чтобы от лица этих самых «понаехавших», да еще легко, смело, раскованно… Мне в этой связи вспомнился рассказ Платона Беседина «Нигер». Жутковатая история, простая и честная. Помню, мне тогда хотелось прочесть что-нибудь диаметрально противоположное, чтобы уравновесить состояние полной безысходности, которое пришло с этим рассказом. Вот теперь, наконец, прочел.

Герой Ольги Чубаровой мне симпатичен своей уверенностью, жизнелюбием, внутренним стержнем. Складывается впечатление, что Ольга задалась целью населить свой литературный мир совсем уж положительными персонажами (вспоминаю ее более ранние рассказы) в пику трендам и тенденциям. На мой взгляд, с этой своей задачей она справляется достаточно успешно. И получаются они хоть и положительными, но не искусственными, не ходульными. Живые, во плоти, из современности.

Вот и Рашид в ее исполнении вышел на загляденье — не самоуверен, не нагл, не жалок. Умен и самодостаточен, собой хорош. Читаю и радуюсь.

И пишет Ольга качественно, а то, что порой размашисто, «от плеча», так то скорее плюс. Такой сложился стиль, вполне себе уже узнаваемый, а это очень хорошо, на мой взгляд, это признак мастерства.

 

Валентина Панасовская

Ошибка

Мне бы не хотелось ругать этот рассказ, хотя недостатков в нем много. Просто вижу несомненный рост автора, поэтому буду говорить о том, что и как, на мой взгляд, нужно улучшать.

Автор — не только прозаик, но и поэтесса. Странным образом эту свою литературную ипостась она в прозе почти не использует, а можно было бы достаточно просто избежать многих ошибок, следуя в рассказе той же логике построения фразы, выверенности метафоры, строгости формы, что и в стихотворении.

По сути, отличий между стихом и рассказом не так уж и много, просто в стихотворении превалирует лирическое начало, в рассказе — эпическое. А каноны те же — жесткое подчинение слова форме, сюжета — точности деталей, проверка себя на стилистическую вольность и умение эту вольность ограничить.

Для начала — это. Совсем немного. С фантазией у автора все в порядке, с жизненным опытом — тоже. С языком — хорошо (и ныне, и в потенциале). И повторюсь: рост — несомненен, поэтому и решаюсь что-то советовать.

 

Виктор Еремин

Субботник в нашем гараже

А вот и еще один старый знакомец. Глаз у Виктора острый, это уже отмечалось ранее, что для рассказчика немаловажно. Детали, мелочи, нюансы — как ни назови, а замечает и передает точно, умело, вкусно. Порой словно бы видишь, как все происходит.

Ну да, малость неполиткорректен. Иногда обидно неполиткорректен. Но я склонен расценить это как некую «замыленность» взгляда, которая постепенно исчезнет, ибо автор очень внимателен ко всякого рода подобным замечаниям. Но я бы не хотел, чтобы его неполиткорректность исчезла совсем, без нее не просто скучно, без нее нет рассказа. Понадеемся на смену векторов, на появление саркастической усмешки (уже повторяюсь, но и здесь, как мне кажется, подобное замечание по делу) и всего с этим связанного — языково и сюжетно.

Рассказ вполне достойный шорт-листа, это еще одно мое мнение.

 

Сергей Тарасов

Резонанс

Если рассказ Сергея не попадет в шорт, мы все равно возьмем его в сборник.

Попытаюсь объяснить. С темой этой, которая секс, работать литератору весьма сложно. Скатиться во всякие там «нефритовые стержни» просто, выбраться из безмерных глубин пошлости, раз в них попав, не представляется возможным. А тема — хороша, как и любая другая. Автором она подана с юмором, иронично и, наконец-то! — с той точно отмеренной долей сарказма, которого уж и не чаял дождаться.

То есть, давайте начистоту, сделано очень бережно, тонко, при этом вроде как без особых стилистических ухищрений. Но рассказ очень многослоен при всей простоте подачи. Сборник он несомненно украсит.

При этом, ясное дело, мои авансы не отменяют некоей настороженности, которую высказал в своих критических замечаниях по поводу этого рассказа Сергей Кардо. Ну, посмотрим, что там будет дальше. Автор — безусловно очень интересный.

 

Юрий Гончаренко

Письмо брату

В отношении этого цикла позволю себе согласиться с Сергеем Кардо — теперь надо думать о стабильности. Потому что заявка и вправду хороша.

 

Михаил Горшенев

Мгновения полета золотой иглы

Все же это удовольствие: читать рассказы тех авторов, кто уже «засветился» в конкурсе. Двойное, причем. Первое удовольствие получаешь в предвосхищении чего-то неожиданного, и второе случается, если надежды не пусты.

Михаил именно дважды и порадовал. В своих рассказах автор так или иначе исследует одну и ту же тему — смерть неожиданную, неправильную, трагическую. Естественно, что при этом он описывает и то, что этой смерти предшествует.

И вот… Видимо, остроты темы ему оказалось недостаточно, на сей раз к ней он присовокупил еще и экзотический антураж, который удивительным образом рассказа не испортил. Во всяком случае, читается тот легко, с видимым удовольствием. Конечно, поначалу присутствует некая досада — и этот автор туда же! Ну отчего их всех так манит восточная тематика? По мне, так все это — ниндзя, самураи, буддийские духовные практики, шаманство, эзотерика и прочая шелуха не стоят любых двух страниц любого романа Достоевского с его хитросплетениями во взаимоотношениях и нравственными исканиями героев. Но тут же себя и одернул — а чего это ты взялся осуждать автора за его поиск? Именно поиск, ибо новые герои — новые горизонты, прежде всего новые испытания, в том числе стилистические, но не только; новый генотип образа, другие психологические пласты… да мало ли что еще.

Ты лучше разберись с тем, что тебе представили, сказал я себе. В шкуре ниндзя никогда не бывал, довольно забавно это — как там у них было? Драйва я наловил с лихвой, даже несколько возбудился. А собственно, что еще нужно? Литература — хитрая штука, она ведь делается для того, чтобы мы меняли свою каждодневность на пусть искусственную, но яркую жизнь, а этого в представленном рассказе с лихвой.

 Так что Михаилу от меня зачет, даже несмотря на мелкие огрехи, которые он наверняка в следующих своих вещах непременно исправит.

 

Людмила Крымова

Аварийный участок

Необычен язык, это плюс. Некие огрехи, о которых говорил в своих заметках Сергей Кардо, минус. Интересно, как это уравновешивается и уравновешивается ли?

Начнем с темы. Понятно, что начальник сметного отдела, который вынужден брать взятки «борзыми щенками», прекрасно понимая при этом, что суть не в библейской притче, а в традициях русского человека (как не вспомнить Салтыкова-Щедрина, обронившего: «Если меня через сто лет спросят, что делается в России, я уверенно скажу: «Пьют и воруют»), знает, что в системе «свой — чужой» ему простится даже трезвость (ну, повертят мужики тихонько пальцем у виска, а узнают, что вера пить запрещает, так и вовсе честно постараются принять эту его прихоть), но воровать он просто обязан, такое не прощают. Конечно же, хватит того, что он будет просто делать вид, что ворует, такая шпионская двойная игра — перед Богом и совестью ты один, перед людьми — другой, но играть приходится. То есть — умный. В Бога верит, но не пророк, не схимник, не подвижник. Нормальный. Таких много.

И автору хочется, чтобы таких людей было еще больше. Мне кажется, что идея рассказа именно в этом.

Думаете, я, читатель, против? Думаете, хоть кто-то против? Думаете, нам всем не хочется, чтобы на аварийные участки ставили нормальных умных российских мужиков с царем и богом в голове? Да и не только на аварийные.

Если подобные рассказы что-нибудь могли бы изменить, ох, мы их начали бы писать — не остановишь.

А так — прочел, пожал плечами. Нет, все же язык авторский оценил. Значит, дело именно в этом.

 

Валентина Анисимова-Дорошенко

Почему мерзнут глаза

Не устаю удивляться тонкой, даже филигранной работе автора. Ее рассказы не похожи один на другой ни сюжетно, ни стилистически. Разве что отношением к миру — каким-то нездешним, удивленным и при этом мудрым.

Объединяет все ее рассказы авторская метафора, которая в представленном на конкурс рассказе стала и основой сюжета: два взгляда на мир — незамутненный детский и прагматичный взрослый. Причем победа в этом споре не всегда мотивирована и не всегда предопределена: на весах судьбы неустойчиво и шатко.

В этом и состоит сила литературного слова – ничего никому не доказывать. Право читателя самому определиться с приоритетами. Такой вариант извечного и уже достаточно набившего оскомину: «С кем вы, мастера культуры?» Только в данном случае ни о какой иронии речь не идет, ибо пути нравственного поиска (про автора я бы даже сказал — нравственного стояния) у каждого свои.

 

Анна Мирошниченко

Счастья нет…

Тонкий, психологичный текст, написанный с горькой иронией умелой рукой профессионала.

Очень кинематографичная вещь. Мне представляется этот рассказ некоей литературной подложкой к сценарию, такой вводной, которую читают актеры, чтобы войти в роль. Все характеры выписаны тщательно и точно, мастерски сделано, не придерешься.

И конечно — сюжет. Вроде ничего необычного, так? Ан нет… Ведь чем умело прописанный сюжет отличается от слабого, неуклюжего? Не тем, о чем вы могли подумать. Не неожиданностью, а именно замотивированной ожидаемостью поступков персонажей. Чем точнее и крепче авторская рука, тем понятнее — куда она ведет.

В общем, мне в очередной раз было приятно признать, что Анна слабины не дает. Называйте это женской прозой или какой иной, но это проза очень достойная.

 

Людмила Колосова

Трамвайное депо — станция не конечная

В предыдущем конкурсе рассказ Людмилы назывался «Наваждение». Собственно, об этом и представленный на нынешнем конкурсе текст. Дымка, туман, марево, морок… Ленинград, Петроград, Петербург… Реализм, мистика? Да так ли это важно?

«Сижу и не могу понять — чем так понравилась история?» Это из предыдущей рецензии. У меня — аналогично. В том смысле, что история и вправду понравилась, но потому ли только, что не люблю однозначные решения или все же она и вправду так хороша?

Вот и мне Питер кажется до крайней степени мистическим городом. И не только тот литературный «Петербург» Андрея Белого, который смутил целые поколения читателей, или тот по сути придуманный Гоголем город, по которому шлялся нос майора Ковалева. Мне и реальный Петербург кажется таковым. Очень даже запросто — шаг в сторону от Лиговки и ты уже потерялся, тебя уже тащит в какую-то обреченную неизвестность…

А когда тебя с упорством Хичкока накачивают фантасмагорией, которая то ли нереальный ужас, то ли обыденность, тогда даже не пытаешься сомневаться или, паче чаяния, из морока сего выплыть, просто отдаешься на волю автора и плывешь себе… Ну, или катишь по рельсам в вагоне странного трамвайчика вместе с путевыми рабочими.

До шорта, думаю, Людмила в этом трамвайчике докатится. А там, глядишь… Кто знает.

 

Нина Савина

Вернулся домой с войны: день первый

Как бы и мне хотелось процитировать что-нибудь умное по ходу дела. Попробую. Ну вот, к примеру. Фразу эту приписывают Отто фон Бисмарку: «Франко-прусскую войну выиграл немецкий школьный учитель». Ну совсем про персонажа рассказа Нины Савиной, который спас комдива. Или там комдив спас интенданта?

Я не иронизирую, о, нет! Я реально хочу понять. Причем, в данном случае себя — отчего мне этот рассказ категорически не понравился? И не нахожу других слов, кроме как — скучно. Ведь было бы по меньшей мере интересно, я, пожалуй, простил бы автору ее странный язык — смесь нормального человеческого, на котором действительно говорят и того жутко постного, на котором писали полуграмотные корреспонденты многотиражек и районок в пятидесятые годы. Предполагаю, что материала у автора про то время не на одну книгу, но что меня могло бы заставить ее прочесть, просто не представляю.

 

Николай Самуйлов

Призрак

А вот рассказ — живой, пульсирующий болью, горячий. И вроде никаких особых стилистических изысков, на первый взгляд. Но — на первый. Начинаешь его анализировать, ба! А язык-то — есть. Классический русский ЛИТЕРАТУРНЫЙ язык.

И, оказывается, больше ничего и не надо. Ну, сюжет, конечно, чтобы не вычурный, а если и неожиданный, то именно оправданно неожиданный. У Николая Самуйлова все сошлось, все объяснено, все выстроено, все в той степени правда, которая собственно правда и есть, когда не надо изворачиваться ни ради красного, ни ради какого другого словца.

 

Анна Светлова

Крылья

Признаюсь, первый рассказ Анны мне понравился больше. Зато этот более точен в выстраивании психологического портрета героини — брошенной женщины, полностью погрузившейся в свое горе, забывшей о том, что она мать.

Объективно говоря, сделан нынешний более умелой рукой. В том, прошлом, описываемая ситуация играла на автора, здесь автор сам ведет «игру»: сначала вселенская трагедия — куда ни кинь везде клин, потом красивая сказка.

Но читателя обмануть довольно сложно, он понимает, что суть истории не в том, что сначала было плохо, зато потом стало хорошо и что нужно верить в счастье и чудо. Читатель видел кино про «Нелюбовь». Так что сказка сказывается, а дело делается, любовь идет рядом не с ненавистью, а с эгоизмом, себя жалеть — не велик труд, зато какое поле для литературных откровений…

Хороший умный рассказ.

 

Татьяна Роговцева

Может что-то и получится

Неровный язык, порой очень внятный и образный, но иногда грязный, замусоренный, приблизительный.

Собственно, все остальное уже мелочи. Автор иронична, умна, жизнелюбива, наблюдательна: все есть для того, чтобы писать гораздо более глубокие, более изощренные вещи. И хочется, чтобы это случилось. И верится, что это будет.

 

 

Александр Стешенко

Лето — это маленькая жизнь

Отличный рассказ, ёпштвою… Даст бог, не последний. Читал и радовался — хорошо.

 

Леонид Исаенко

За бортом

Образный язык, точность в деталях, ирония… И смешно порой до колик, и грустно. Всего в меру.

Вот бывает — читаешь рассказ, думаешь — когда же он закончится? А здесь хотелось, чтобы наоборот. Потому что мастер.

 

Сергей Булгаков

Кризис жанра

Вообще-то некоторые претензии к прозе Сергея имею. Но не в этом случае. Не удивлюсь, если рассказ попадет в шорт-лист, ибо проработан, продуман в деталях, сделан тщательно.

 

И пару слов не для протокола. Подборка конкурсная получилась хоть и не великой, но вполне симпатичной, книжка будет интересной, такие и выпускать не стыдно и прочитать не грех.

С чем временно и прощаюсь. После подведения итогов поговорим уже более предметно.

 

Леонид Кузнецов

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
html counter