Dixi

Архив



Сергей КАРДО

 

ОЧЕРЕДЬ, ИЛИ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ОТСЮДА

 

Дождливым августовским утром Семен Васильевич Кучер, мужчина в возрасте, про который дамы говорят «хорошо за шестьдесят», играя с друзьями-ровесниками в свой законный воскресный футбол, на ровном месте на тысячи раз истоптанном синтетическом покрытии дворовой гандбольной площадки неожиданно оступился на правую ногу. Игровой эпизод был уже почти его: соперник-визави, двигаясь к воротам за падающим свечой вертящимся мячом, ошибся с отскоком и неловко замешкался, Семен Васильевич же, мгновенно прочувствовав паузу, выпрыгнул с оттяжкой, зависая в воздухе как опавший на ветру осенний лист, и легким касанием шипов левой послал мяч себе на ход, приготовившись вдогонку стартовать с оставшейся внизу толчковой правой.

Но приземление прошло неожиданно плохо. К ужасу Семена и вопреки его воле правая не спружинила. Коленный сустав вздулся пузырем боли и тотчас опал, как лопнувший детский шарик. Семен Васильевич воткнулся ногой в газон как вилка в жареную курицу — с отвратительным влажным хрустом разрываемых хрящей.

«Ого! — только и успел подумать Кучер, как внутренний голос в затылке взвыл сиреной. — Кранты!»

Потеряв опору, с ощущением, что в ногу воткнули арматурный прут, Кучер рухнул побелевшим лицом в грязный настил площадки, подняв тучу брызг и водяной пыли. Игра остановилась. Пораженные не меньше Семена Васильевича футболисты подняли его под руки и отнесли на лавочку соседней детской площадки. Дети тут же исчезли с горки и быстро попрятались за родителей. У кого-то нашлась бутылка воды. В толчее, больше проливая мимо и отпивая из горлышка, Кучеру облили распухающую коленку и голову.

Семену Васильевичу было плохо. В голове блуждали вихри и протуберанцы. В груди щемило. «Как это? Почему? Что я скажу дома? Неужели все? А если я сейчас тут просто умру?»

Бледное лицо Семена Васильевича и его тоскливый взгляд предполагали вызов «скорой», но страсть пересилила — посострадав, покачав головами и обсудив тихим шепотом увиденное, игроки с трагически опущенными уголками губ вернулись на поле, долгожданное воскресное show must go on.

Семен подумал: «Тоже мне, друзья-приятели, а ведь мы вместе уже ой-ой-ой сколько... Могли бы хоть пару лишних минут над телом постоять...»

Хотя на их месте он поступил бы так же. Ведь это футбол.
Семен Васильевич спустил с лавки ноги, посидел так. М-да, идти он не может, и дело даже не в ноге — по ощущениям все было очень похоже на болевой шок. Заложило уши, деревья перед глазами плавали и качались.

Семен позвонил сыну:

— Васятка! Ты дома? Прости, ради бога, я тут неловко упал, можешь меня забрать домой на машине?

Сын всполошился: «Конечно, папа. Где ты? Мама знает?»

Через десять минут автомобиль со знакомыми номерами въезжал во двор. Сын, едва увидев блестящее от испарины лицо отца, категорически отказался возвращаться в родные пенаты: «Сначала к врачам».

Ближайшая точка — травмпункт на Башиловке.

Регистратура, заведение карточки. «Паспорт, мужчина, полис, все давайте. Что там у вас с собой?»

— Женщина! — Семен Васильевич с крайним изумлением от своей спонтанной реакции сорвался на грубый тон. — Вы видите? Я в трусах и майке, я, уходя из дома, не собирался в вашу богадельню!

В ответ тяжкий вздох и презрительная мимика — как вы все меня...

— Карта москвича хоть при вас?

... Общая неспешная очередь людей, погруженных в себя, к травматологу, такая же на рентген, снова очередь после рентгена…

Травматолог глянул на снимок: «Кости целы, а что там с мякотью, снимок не показывает. Продолжайте лечение по месту жительства. Снимок не дадим, вам он без надобности, а нам пригодится».

 

Дома Семена Васильевича ждал пристальный тяжёлый взгляд жены.

— Наконец-то. Ну, слава богу. Дождалась. Надеюсь, ты уже бросишь свой футбол?

— Хоронить меня рано. Я ещё побегаю, — угрюмо насупился Семен Васильевич. 

— По поликлиникам. И я, кстати, тоже, — жена изобразила сострадание на лице. — Мне твое здоровье, вообрази, дорого.

— Интерес понятный. 

— Естественно! А ты думал, я одна буду на даче? В огороде работы — непочатый край! В теплице урожай! Крыша течёт. И что? У тебя есть деньги и время переделывать после этих рукокрылых приезжих? Молчишь? А я скажу — нет! У вас, видите ли, в выходные футбол!

— Мой футбол — полтора часа в неделю, — разговор был давний, пустой. Стрельба холостыми.

— Эти полтора часа — как полет на самолёте. Три часа до и два после. Вот что, хватит! Пора и обо мне позаботиться! Чай пить будешь? Тогда поставь и завари.

 

* * *

Через неделю Семен Васильевич с чистой совестью — урожай собран, крыша частично перестелена — вышел из ворот дачного участка, опираясь на трость, и на электричке поехал в травму по месту жительства.

Дежурный травматолог Хазир Абу Рахмон казался исключительно импозантным. Как у всякого образованного человека, была у врача и библиотека — полка с гордо стоящей анфас к пациентуре книгой в самодеятельном переплете, на котором читались слова «Фадеев» и «Джихад».

 Врач был страшно занят — молча и гордо скрёб дорогой авторучкой по бумаге, клеил, запускал ксерокс, вынимал листки, резал на полоски, маркером что-то отмечал кружочками, перебрасывал карты через стаканчик с карандашами и фломастерами на стол медсестре, сидящей напротив. Та, будто она работник почтамта, тоже молча и тоже гордо ловко раскладывала папочки карт по стопкам. Со стороны они напоминали двух китайцев, долбящихся в настольный теннис.

Семен Васильевич, праздно сидя перед страшно занятым медперсоналом, пытался отвлечься от неприятного потока мыслей. Если Фадеев, то почему не «Разгром»? Может это на фарси или на урду? Все же нет, советскую классику Семен Васильевич знал хорошо, наверное, это какой-то другой Фадеев. Интересно — эта книга для чтения или для предостережения клиентуры? Если второе, то как ему правильно интерпретировать месседж врача входящему в кабинет народу? Ему что — надо быть «за» или «против»?

Рахмон меж тем, минуты через три, все же утомился и отыскал суровым взглядом сидящего перед ним мужчину.

— Карта где? Фамилия?

Семен назвался.

— Кучер? Откуда такая фамилия?

— От отца.

— Я спросил, — разгневался врач, — местность какая?

— Марьина Роща.

— Как получил травму?

— Играл в футбол.

— После шашлыка?

— После кофе.

— С коньяком?

— С молоком.

— Тебе сколько лет, чтобы бегать?

— Доктор, я хочу еще бегать и дальше. Мне нужна моя нога, — Семену надоел этот бессмысленный пинг-понг, и он решился направить разговор в конструктивное русло. У него получилось.

— На кушетка. Задери штанины. Правая?

Абу двумя пальцами прощупал колено Семена Васильевича. Сравнил размеры здорового и пострадавшего суставов.

— Вставай.

Сел за стол, молча и величаво что-то написал на бланке, протянул.

— Направление в Склифосовского. Прямо сейчас иди. Почему раньше не пришел?

— Не угадал со временем. Рано придешь — зачем пришел? Поздно — что так поздно? Да и семья, знаете ли...

— Хорошо. Сейчас иди, сказал. Дойдешь?

Семен Васильевич расплылся в благодарной улыбке. Приятно, когда врач на тебя посмотрел и посочувствовал. Еще приятнее, что он в тебя верит. Вспомнилась сценка из советского кино: закопченный командир в помятой каске в траншее, пригибаясь от проезжающих над головой вражеских танков, напутствует молодого бойца: «Давай, сынок! Ты один на ходу, остальные убиты. Вот тебе донесение особой важности в штаб фронта. Это — приказ! Дойдешь?» «Дойду, конечно!»

И радостный, окрыленный важностью поручения, боец отправился исполнять.

Хромая и притягивая взгляды прохожих, обходя воронки (крышки люков), минные закладки (жёлтые ребристые полоски асфальта, уложенные для ориентации слепых), преодолевая противотанковые рвы (места ремонта тротуара), Семен Васильевич, обливаясь потом, полз от Протопоповского переулка в Грохольский — там приемная Склифа. Надо же — в НИИ имени Склифосовского! Или врач хороший попался или мой случай серьезный...

 

* * *

Сериал «Склифосовский». Фильм приоткрывает завесу главного института скорой помощи. Здесь нет времени на долгие раздумья, Склиф — это внеплановые операции. Чтобы спасти человека, принять верное решение, надо здесь и сейчас...

Фильм о сложных, драматичных, подчас героических буднях врачей. Их работа — испытание на прочность, каждый день они дают кому-то вторую жизнь…

 

* * *

Семен Васильевич тоже иногда посматривал сериал «Склифосовский». Брагин, Бреславец, Полина. Пожалуй, будет даже интересно туда попасть.

«Штаб» был в глухой обороне.

Перед зданием приемного отделения клали плитку, меняли асфальт мостовой и бордюрный камень. Клубы пыли и кучи песка. Мигал желтой лампой и пищал при заднем ходе танк (бульдозер), сновали броневики (маленькие погрузчики Scarab).

Кучер поморщился — чем думали, когда называли машинку скарабеем?

 

* * *

В приемном покое Склифа и вправду тишина и покой. Суббота, четыре часа дня. Окошко врача-координатора пусто, женщины на рецепции играли, уткнувшись в телефоны.

Кучер заозирался — я вообще туда попал? Где Брагин? Где Полина? Где знаменитое — мы его теряем? Впрочем, это, кажется, из другого сериала и другой жизни…

Семен Васильевич выложил на прилавок перед тетками направление Абу Рахмона. Те недоверчиво забрали листочек, молча стали его рассматривать. Передавали друг другу с удивленным видом, будто подобную бумажку видели первый раз в жизни. После недолгих перешептываний самая авторитетная вкрадчиво изрекла:

— Мужчина! Направление — в поликлинику!

— В какую? — возопил Семен Васильевич. — Я только что оттуда!

— Да не волнуйтесь вы так! Вон за углом по коридору белая дверь! Но она откроется в понедельник. Приходите в понедельник с паспортом, полисом, СНИЛСом и копиями всего. Копия паспорта должна быть по семнадцатую страницу. Вас запишут и заведут карту.

 

В понедельник... Копия семнадцатой страницы… Зачем им знать — есть ли у меня загранпаспорт? Надо искать ксерокс... Это у нас где — на почте или на рынке? Одинаково далеко. А дома тихо грустит жена...

Семен Васильевич медленно побрел к метро.

 

Здесь нет времени на долгие раздумья. Склиф — это внеплановые операции. Чтобы спасти человека, принять верное решение надо здесь и сейчас.

 

Значит, понял Семен Васильевич, здесь и сейчас будет в понедельник. В понедельник они дадут мне вторую жизнь. На худой конец, поправят мою.

 

* * *

В понедельник с утра Семен Васильевич был у окошка в приемном всего лишь четвертым — повезло. Пока стряпают карту, ему было велено ждать. Тоскливо: запах специфический, все пришли парами, а он один.

— Проверьте, все ли правильно?

Семен Васильевич махнул рукой: «Да что там проверять, я же вам все ксерокопии отдал».

— Тогда подпишитесь где галочка.

Семен Васильевич машинально подписывает. Потом смотрит — что подписал. Вначале просто смотрит, потом смотрит внимательно. И начинает тихо закипать.

Фамилия его, адрес чужой. И, самое удивительное, уже стоит диагноз с номером классификации.

— Погодите. Это что за хрень такая? Вы же все переврали!

— Ах, мужчина, это не мы. Это компьютер глючит. Не обращайте внимания. Айтишник к нам все никак не дойдет, врачи уже на это не смотрят. Вас на когда записать?

— На сейчас.

— Не выйдет. Все занято. Через неделю пойдете?

— Как через неделю? У вас столько народа на прием?

— Да ну, откуда! Врачи вашего профиля принимают только по средам и четвергам. И недолго. Пойдете в следующую среду?

— Пойду. Если не помру.

— Все вы так шутите. Хоть бы один помер. Записываю. На одиннадцать часов. Вы первый.

— Спасибо. Я обнадежен.

 

Здесь нет времени на долгие раздумья, Склиф — это внеплановые операции, и, чтобы спасти человека, принять верное решение надо здесь и сейчас.

 

На выходе Семен вспомнил, что среди его старинных приятелей есть Ефим, который давно работает в Склифе врачом. В приемном поинтересовался: «А что, доктор Александров работает?»

— Нет. Сегодня его нет.

— Спасибо.

Значит, у Ефима сейчас есть время на долгие раздумья. Пусть отдохнет, домой звонить не буду.

Через неделю трудотерапии на даче Семен Васильевич уже с костылем приползает в кабинет. Обещание быть первым не срабатывает. Семен Васильевич оказывается третьим.

«Мне только спросить» и «Я уже здесь был» — два обязательных персонажа посетительских сообществ. Мужчина и женщина с лучшими артистическими способностями, чем у пожилого человека с подпоркой, «дарят» полчаса дополнительного ожидания в убогом интерьере поликлиники.

Собачиться в борьбе за право получения медицинской помощи Семен Васильевич посчитал делом недостойным и непристойным. Он сидел и старался шутить. Его никто не слушал — ждущие приема напряженно озирались, будто попали в плен к гвардейцам африканского императора Бокассы и его румынской жены.

В кабинет Семен прошел ближе к двенадцати. В течение минуты два молодых врача, перебросившись над голой коленкой Кучера парой туманных фраз, выдали диагноз. «Гемоартроз. Разрыв крестообразной связки. Надо делать пункцию сустава. Воспаление. Возможен сепсис. Для уточнения диагноза показано МРТ колена. Вот вам направление к нам на операцию. Как соберете анализы — сюда. А этот листок — направление в вашу поликлинику, чтобы они выписали вам направление на МРТ».

— У вас нет МРТ? Направление для направления? — в очередной раз ничего не понял Кучер. Он в последнее время понимал все меньше.

— У нас нет МРТ, — ответ был быстрым и равнодушным. Наверное, уже в сотый раз. Или, может, в миллионный. Ну нет в Склифе МРТ, мужик, что непонятного?

Похоже, мальчики вымогали деньги? Или действительно нет? Семен Васильевич запутался окончательно.

— Вы нас поймите — мы всего лишь консультативная клиника. Даем рекомендации, — снизошли мальчики для разъяснения.

— И куда мне с этими рекомендациями? Где меня лечить будут? Мой травмпункт меня послал именно сюда.

Врачи переглядываются и делают подчёркнуто сострадательные лица.

— Мы можем вас принять в своем отделении. За цену, скажем, ниже, чем средняя по Москве, сделаем дренаж сустава. Вам гарантированно сразу станет лучше.

— А цена по Москве? — Семен Васильевич понимает, что наступает время делового разговора.

— Три тысячи пятьсот. За чуть меньше мы все уладим, да, коллега?

— Да, — кивает головой коллега. — Приходите после четырех завтра. Все. Вот телефоны. Петя или Серёжа. Решайте, звоните, если что.

На выходе Семен Васильевич интересуется в приемном: «А доктор Александров сегодня работает?»

— Работал. Ушел домой.

 

Из дома Кучер позвонил жене на дачу и изложил диспозицию.

Супруга вздохнула: «У тебя деньги есть? Заплати им... Ты мне давно нужен здесь».

На следующий день в отделении на шестом этаже главного корпуса Семена Васильевича уложили в процедурной на стол и без всякой анестезии проткнули суставную сумку, откачав из нее что-то, очень похожее на мочу.

С аскетично забинтованным коленом Семен Васильевич поковылял из Грохольского в Протопоповский в травму за талоном на МРТ и засел в очередь к травматологу, теперь уже к Виктору Викторовичу.

Усевшись на свободный стульчик, Семен Васильевич увидел прямо перед собой плакат с заголовком: «Можно ли избежать бешенства?» Все остальное на плакате было мелким шрифтом. Избежать бешенства было крайне необходимо, но вставать Семену Васильевичу было лень, да и стульчик упускать не хотелось. Поэтому Семен Васильевич начал строить умозрительные предположения — можно ли и как, сидя в очереди, избежать бешенства? Спустя час ожидания Семен Васильевич понял, что никак нельзя.

— Общество, — размышлял Семен Васильевич, — как человеческий организм.

Ему понравилось это сравнение, и он додумал мысль до логического конца.

Если улицы и общественный транспорт — это пищевод, дом и офис — желудок, то очередь точно — кишки. В них все перемалывается в дерьмо. Здесь все твои моральные устои растоптаны и попраны, личико твое интеллигентное обтерто половой тряпкой, ею потом твою голову и обернут навроде чалмы. А ты сиди, терпи. Ты к очереди-кишкам желудком-офисом уже подготовлен. Вариантов возврата нет.

Когда до заветного кабинета осталась одна-единственная женщина, Кучер внутренне подобрался пантерой перед прыжком. Но прыгнуть не дали. Дама зашла в кабинет, и в коридоре как джинн из бутылки возник импозантный метросексуал лет семидесяти. Шорты, майка, кроссовки, шейный платок, серьга в ухе, седые волосы в пучке на макушке. На дряблом бицепсе какой-то прибор на резинке. Под мышкой скейтборд, в одной руке смартфон, в другой — картонный стаканчик с дорогим кофе.

— Господа! Простите великодушно, а кто сейчас в кабинете?

— Женщина, — после долгой паузы нехотя изрек Кучер. 

Спортсмен забеспокоился, изменился в лице.

— Только не это! Я, кажется, начинаю понимать, почему вы так удивлены моим вопросом. Похоже, дама не сказала, что я за ней?

Семен Викторович наполнился мутной тоской: «Не сказала».

Самокатчик закатил глаза, зачем-то схватил свой гаджет, перевел глаза на кофе.

— Вот ведь черт! Я так ждал этого приема и все пропустил! Какая несправедливость! Видят боги, я наказан, но почему так жестоко! Ну что за женщины! Ну что за память! Что за безалаберные создания!

Семен Викторович, скорее из-за нежелания быть зрителем разыгрываемого спектакля, вяло махнул рукой.

— Да идите уже.

Спортсмен рассыпался в благодарностях:

— Вы так милосердны! Надеюсь у вас что-то не очень серьезное?

— Не могу сказать, — процедил Семен Васильевич. — Точного диагноза нет.

— А что все-таки случилось? — участливо продолжал домогаться седовласый.

Кучер в душе удивился — хоть бы один врач так спросил. Вот именно с такой интонацией. Хотя зачем им это? Они же не лезут без очереди. Но Семен Васильевич ответил.

— Просто упал.

И, предвосхищая следующие дежурные вопросы, добавил: «Терпимо, но страшно неудобно».

— А попробуйте афобазол. Запишите, а то забудете. Снимает тревогу. Я вот тоже, когда звезданулся, перетрухал конкретно! Меня колбасило — мама не горюй. Но мне дети посоветовали принять афобазол. И вы знаете — помогло. Он сразу пошёл в ум!

Последняя фраза подкрепилась агрессивной жестикуляцией физкультурника.

— Кофе не расплещите, — попросил Семен Васильевич и решил уточнить. — Куда он сразу? Что это за вум? Может у меня противопоказания?

Увидевший открывающуюся в кабинет врача дверь и выходящую оттуда женщину с ворохом бумажек и гипсовой манжеткой на кисти, спортсмен не счел нужным продолжать светскую беседу. Нырнув в кабинет, он тут же вынырнул обратно — выставил у стены скейт, приладил к нему стаканчик и попросил Семена Васильевича: «Присмотрите за моей машинкой, я мигом! Вы, кстати, можете кофейка попить».

Кучер оперся подбородком на костыль и хмыкнул: «Вот облом! Я как раз собирался по коридору погонять!»

Вышедшая дама грузно села на освободившееся место и попыталась снять бахилы. Одной рукой не получилось. Семен Васильевич придавил набалдашником костыля одну за другой синие полиэтиленовые калоши, оттащил их в сторону. С третьей попытки удалось их поднять и запихнуть в мусорный бак.

Услышав «спасибо», Семен Викторович посчитал возможным поинтересоваться:

            — Простите, за вами занимал мужчина? Который сейчас зашел.

— За мной занимали вы. Я его не видела.

 

* * *

Книги Фадеева на месте не было, вся спина врача была мокрой от пота. Зависело ли одно от другого, Семен Васильевич додумать не успел.

— Талонов нет на две недели вперед. Без МРТ нет диагноза и нет лечения. Приходите третьего сентября, когда будет запись на следующие две недели. А вам что, откачали что-нибудь из сустава? Вы уже где-то были? — Виктор Викторович внимательно разглядывал распухшее колено Семена Васильевича, измазанное йодом.

— В Склифе откачали за три штуки. Часа два назад. И пригласили на операцию.

— Н-дэ-э… В Склифе? На них не похоже. Диагноза-то нет... Они вас так и отпустили? Показано после пункции накладывать гипс. Хорошо, что не наложили. У вас еще кубиков пять осталось. Давайте на кушетку, я остальное уберу.

— Сейчас? — совершенно сбитый с толку удивился Семен Васильевич. — А это сколько будет стоить? Я уже без денег. У меня пенсия шестого. 

— Нисколько, — буднично ответил врач. — У вас карта медицинского страхования. Вы — москвич. Проходите, раздевайтесь...

Виктор Викторович, сделав укол новокаина, провел дренаж колена, забинтовал его и сел писать карту.

— Советую носить бандаж. Без него жидкость в суставе будет постоянно накапливаться. Ногу сгибать нельзя. Можно гипс, но я бы не советовал — наступит атрофия мышц. Второе колено может не выдержать. У вас возраст...

 

* * *

Дома Кучер нашел и посмотрел в интернете сюжет с доктором Малышевой. Такая же травма колена. Ироничный Шубин показал и рассказал, как все происходит.

В студии разместили громадный муляж сустава, передняя крестообразная связка, расположенная между костями, по цвету и по фактуре выглядела как большая какашка. В качестве приглашенного, пережившего подобную коллизию, участвовал молодой человек из «... медицинской врачебной семьи, папа его — знаменитый уролог c мировым именем, мальчик закончил ординатуру и блестяще сдал все экзамены и в России, и в Америке». На его здоровой ноге стали показывать тест на определение разрыва — «выдвижной ящик». Выглядело убедительно. Настолько, что Семен Васильевич пробовать на себе «выдвинуть ящик» малодушно струсил — как бы задвинуть обратно дороже не вышло. Пенсия-то шестого. И слово «ящик» в данном контексте прозвучало тревожно.

Малышева, застрявшая обликом и нарядами во временах «Карнавальной ночи», в своей отеческо-материнской бесцеремонной манере тиская и раскачивая «состоявшегося» молодого человека, с укоризной негодовала:

— Юрочка! Почему ты после травмы сразу не пошёл к врачу? 

И на камеру: «Дорогие мои! Не ждите чуда! Идите к нам, мы, врачи, обязательно вам поможем!»

Семен Васильевич аж растерялся… Надо было бы саркастически хмыкнуть, но на это у него сил уже не было.

Юрочка смущенно рассказывал: «Ну, я играл в футбол и сначала не понял, что произошло...»

Малышева продолжала негодовать пуще прежнего:

 — Юрочка! Ты же из такой хорошей семьи! С таким ярким будущим! Ну зачем тебе этот футбол?

Тут Кучер совсем загрустил. Один диагноз ему уже поставлен. Блестящие умные люди из приличных семей в футбол не играют. Футбол — игра для плебеев.

 

Через пару дней Кучер обзавелся тутором. Он же ортез, он же колодка, он же фиксатор. Напялив штуковину на ногу и сделав несколько пробных шагов, Семен Васильевич начал понимать почем фунт лиха. Костяная нога не давала гнуться колену. Просто вообще никак. При этом застёжки-липучки числом семь либо давят на мышцы так, что они затекают, либо вся конструкция сползает вниз, на ступню. А третья сверху липучка при этом попадает на больное колено и врезается в самое болезненное место. Внутри дома пользование этим изобретением обрастало массой пикантных подробностей. К примеру, вполне обычное дело, каким всегда была посадка на унитаз, становилось чрезвычайно опасным предприятием. Кучер был человеком предусмотрительным и понимал, что рухнуть на санитарно-фаянсовое изделие и вырвать его вместе с бачком из пола — очень просто.

«Так сними же ты его!» — кричал кто-то в душе Семена Васильевича. И добавлял неприличное. Но суровый голос второго сожителя грозно напоминал: «Колено гнуть нельзя! Ходить можно, гнуть — ни-ни! Что тебе доктор говорил?»

В дверь туалета постучала жена. 

— У тебя все в порядке? Я слышала, ты снял ортез?

— Снял! — зарычал Семен Васильевич. — Временно. Жить-то как-то надо?

— Давай скорее, мне тоже хочется.

 

Наконец наступила дата, указанная на талончике. Таинство МРТ происходило в Большом Харитоньевском переулке. Встав в то утро совсем рано, Семен Васильевич стал примерять имеющиеся в его распоряжении брюки, все четыре пары. Ни одни на тандем ортез-нога не лезли.

Налезли бежевые от пижамной пары. Липучки ортеза поприветствовали решение хозяина, им по нраву пришлась бархатистая внутренность пижамы, они с радостью прилипли к новому знакомому.

Когда Кучер уже собирался выходить, из спальни появилась заспанная супруга.

— Сема! Ты всерьез собрался так идти? Ты не дойдешь до метро. Тебя в этих кальсонах поймают и посадят на пятнадцать суток. Ты ещё для верности на пиджак нацепи октябрятский значок. Полиция на станции будет рада с тобой познакомиться.

— А, надо идти в трусах? — понял Семен Васильевич.

— Надень свои футбольные штанцы. Дырки сейчас в тренде. В них ты выглядишь не совсем ку-ку. И не заправляй пиджак в брюки.

Отодрав пижаму от ортеза, Семен Васильевич заменил панталоны на треники. Холодный нейлон противно прилип к ноге. Зашуршал. Стиснув зубы, шелестящий Кучер пошел к метро.

В метро Семен Васильевич всегда старался быть понезаметнее. Люди едут на работу, и не хочется им мешать. Но опасения человека с тростью, оказывается, совершенно беспочвенны — люди здесь все как один абсолютно индифферентны. Они либо дремлют, либо играют в гаджеты или переписываются, либо слушают музыку. Кучер пробрался к межвагонной двери и спрятал палку за спину. Лишь на выходе, на Чистых прудах, трость заметили, уступили Семену Васильевичу место. Или не уступили, а просто сделали вид. Тебе все равно пришло время выходить, так почему бы не погладить по шерстке собственное эго и не сделать это красиво?

Отлежав положенное время в трубе томографа, наслушавшись разнообразных стуков, Семен Васильевич оделся и задал вопрос:

— Результат будет сегодня?

— Не будет, — ответила барышня, проводящая процедуру. — В среду придёт врач-описатель. В четверг заключение будет отправлено почтой России в вашу поликлинику. А вот когда-а-а оно дойдё-е-е-т... 

— Почтой? Какой, позвольте заметить, идиотизм.

Лицо барышни сразу стало веселым. Сегодня ей еще не портили настроения.

— Пр-р-риказ-з-з депар-р-ртамента здр-р-равоохр-р-ранения Мос-сквы, — отчеканила она, бравируя артикуляцией свистяще-рычащих. — Все претензии к ним. Вот вам, кстати, конверт. Держите.

— Держу. А что в нем? — Кучер был заинтригован. Людей всегда интригует, когда дают не они, а им.

— В нем дискета, на ней все записано.

— Зачем она мне?

— Покажете кому-нибудь.

Семен Васильевич смутился. Где, кому и на чем он будет крутить это кино? Дискету спрятал, а спросил о другом.

— Когда мне появляться у врача? Какие-то временные рамки существуют? Нога все же побаливает.

— Думаю, что в понедельник уже можно будет, — успокоили его.

 

На обратном пути пассажиров в метро стало заметно меньше. Семен Васильевич попал в какой-то новый поезд. Сел. На стене вагона работающий телевизор, поручни — приятного синего цвета, лампочки указателя маршрута работают как положено, сам состав насквозь проходной, как в импортном блокбастере. Людям, фланирующим по составу, Кучер со своей негнущейся ногой реально мешал. Человек, ничего не подозревая, глядя в свой телефон, пребывая в эйфории от музыки в наушниках, идёт в нужную ему точку и вдруг спотыкается, наткнувшись на чью-то вытянутую ногу. Безобразие!

Получив четыре подряд чувствительных пинка по ступне, Семен Васильевич был вынужден встать. Тутор съехал в ботинок и торчал из-под брючины. Две девушки в хиджабах с эмблемой фирмы «Адидас», сидящие наискосок, безотрывно смотрели на наползающую на ступню серую трубку ортеза. Семен Васильевич пребывал в замешательстве — может попытаться засунуть руку под поясную резинку и попробовать вернуть конструкцию на место? После недолгой мысленной возни Семен Васильевич решил оставить все как есть — в вагоне прописано вести себя прилично. 

— Что же ты, Юрочка? Ты из такой интеллигентной семьи!

Стекло напротив отразило прислонившегося к вибрирующей стенке вагона совершенно несчастного Семена Васильевича. Кучер вспомнил целлулоидную улыбку Малышевой, упрямо поджал губы ниточкой и запустил руку в штаны.

           

Спустя неделю Семен Васильевич отправился в свою поликлинику за результатом.

Коридор перед кабинетом врача постепенно заполнялся народом, Семен Васильевич был решительно настроен никого без очереди не пускать.

В коридор вышла медсестра:

— Первичные, на укол, на перевязку — все сюда. Бюллетени есть? У кого сегодня последний день — в кабинет.

Геолокация присутствующих претерпела мгновенную транспозицию, очередь сломалась, народ хаотично потянулся к медсестре. Семен Васильевич, подняв как когда-то в школе руку, неожиданно громко и даже уверенно пробасил:

— Результат МРТ можно узнать?

— Когда делали? Фамилия? Подождите.

Спустя минуту медсестра снова появилась в коридоре и пригласила Семена в кабинет. За спиной входящего нарастали гвалт и выяснения, кто теперь за кем.

Приём вёл Хазир, а хотелось бы к Виктору Викторовичу. Зато стало понятно, кому удается столь ловко растасовать и расшвырять пациентов.

Рахмон вопросительно посмотрел на медсестру. Та, держа конверт в руках, кивнула головой на Семена Васильевича.

— На него описание МРТ пришло. Вскрывать?

Рахмон недовольно скривился:

— Зачем вскрывать? Он не мой пациент. Пусть идёт к своему врачу. 

Кучер взвился: «Хоть посмотреть какой диагноз-то можно? Уже больше месяца нет диагноза!» 

Рахмон презрительно посмотрел на пациента, отвернулся к медсестре, Семену подбородком указал на дверь.

— Давай-давай! Приходи, когда Виктор будет.

— А когда он будет?

— В регистратура спрашивай, он в отпуск пошёл.

— Твою мать! — вырвалось у Семёна Васильевича.

 

В регистратуре его обнадежили. В среду «его» врач уже будет.

Дома Семен позвонил Фиме. Фима снял трубку.

— Фима! Тыщу лет! Тыщу зим! Это Семен. Как дела? Как жизнь?

Ефим сонно пробурчал: «Кто это? Я не расслышал».

— Я это, Семен Кучер! Забыл, что ли?

— С вами, коматозниками, хрен чего забудешь. Дела идут, жизнь проходит. Давай по делу, я сплю.

Сплю в час дня? Хотя…

— Прости, что разбудил, у меня тут такое случилось...

При настораживающей тишине на другом конце провода — а он там точно слушает? — Семен Васильевич вкратце изложил свою историю.

Из небытия прорезался едкий и уже не сонный голос Фимы.

— Кучер, ты дурак? Ты все неправильно сделал! Тебе надо было в Склифе идти в другое место! За каким ты поперся в поликлинику? Конечно плохо, что с тебя взяли деньги... Тебе надо было требовать госпитализацию. Они бы сделали ложный вызов скорой и тебя бы приняли. А если не приняли — идти сразу к зав приемным отделением! Если он в отказе, грози звонком на прямую линию в департамент здравоохранения! Их сейчас все боятся!

— Фима! Разве поступающий обязан качать свои права? Он болен! Ему плохо! А если его трамвай переехал? Он что, должен требовать, чтобы его не в разные палаты везли? Как такое возможно? Что за фигню вы придумали?

— Это не мы придумали. Я сказал тебе, как надо было, — голос Фимы снова стал сонным. Кому-то в сторону он добавил. — Совсем офигели! Им говоришь, а они не слушают. Все, адье, мне надо поспать перед сменой. Позвони когда будешь здоров, и не пропадай.

Семен Васильевич ошарашено смотрел на выдающую гудки трубку телефона и думал. «Я не туда пошёл и не то сказал? Господи! Зачем я смотрел сериал Склифосовский?»

Злой и возбужденный, Семен Васильевич стал с остервенением отдирать липучки от ортеза и от подкладки брюк. Отброшенная в сторону экзонога тотчас приклеилась к подтяжкам джинсов, висящих на спинке стула.

Кучера осенило. Он разрезал подтяжки на две половинки, одну оставил на своих любимых денимах, вторую защелкнул на ортезе.

Путь длиною в десять тысяч ли начинается с маленького шага. Костяная нога больше не сползала в ботинок. Это была победа. И это следовало отметить. Достал из буфета водку, сдул с донышка рюмки пыль, налил, выпил. Позлорадствовал: «Сколково отдыхает».

В среду утром Виктор Викторович вскрыл конверт с результатом МРТ. Кучер смиренно сидел рядом и старался не дышать.

— Парциальный разрыв. Это не фатально, сейчас выпишу направление в Боткинскую, там больше условий для вашего лечения. Имейте в виду — их очередь больше месяца. Сегодня третье октября, вот и считайте. Только поезжайте туда сразу же, не тяните. А пока ложитесь, я сделаю дренаж. Черт! Маша, новокаин закончился!

 

Пока Виктор Викторович писал направление, Кучер потерянно побрел в процедурную. 

— Ещё месяц...

Семен Васильевич отщелкнул замки подтяжки, скрипнул липучками, лег на холодную клеёнку кушетки. Пройдёт ещё один месяц, и он попадёт на приём к шестому по счёту травматологу, который обязательно спросит: «И где вы все это время прохлаждались? Ждали чуда? Я, голубчик вы мой, знаете ли, не волшебник... Теперь будете с этим жить».

Семен Васильевич грустно вздохнет, добавит: «Недолго». И, уже мысленно, увиденную в сети фразу: «Добро пожаловать отсюда!»

Выйдет из кабинета, и никто не посмотрит ему вслед. Потому что в консультативно-диагностическом центре Боткинской — живая очередь.

 

 

 
html counter