Андрей ПУЧКОВ (г. Сосновоборск, Красноярский край) СТАРИК

— Сань! Саня! Саня-я-я-я! — услышал вдруг я в открытое окно и чуть не подпрыгнул от неожиданности. У моего приятеля Михи был до невозможности визгливый голос, особенно когда он вот так начинал орать. Чертыхнувшись, я высунулся в окно и заорал в ответ.

— Чё ты орёшь как потерпевший? Видишь же, что я возле окна сижу? Спокойно позвать не можешь?

Миха довольно засмеялся: «Так я потому и заорал, что-то ты больно уж спокойно сидишь!»

— Давай, залазь! — махнул я приятелю рукой и отошёл от окна, куда он должен был забраться. Миха прислонил свой велосипед к палисаднику, проигнорировав находящуюся в трёх метрах от него калитку, перемахнул через забор и, пробравшись через колючие кусты малины, ловко забрался в моё окно. Сказывались частые тренировки, мы в гости друг к другу почти всегда ходили именно так, чтобы не делать крюк через весь двор.

— А ты чё в такую рань-то припёрся? — спросил я. — Договаривались вроде как в десять!

— Ага! В десять! Как же… — пробормотал Миха, присаживаясь к столу и с ловкостью фокусника выхватывая из-под холщёвой тряпицы булочку, которые моя бабушка пекла через день, пока любимый внук, то есть я, гостил у неё летом.

— Ты жнаешь, кого я ш утра вижел? — прошамкал он, забив рот булочкой. Я пожал плечами, давая ему понять, что в отличие от него я нормальный человек, и спозаранку по улицам не ношусь.

— Ольга приехала! — прожевав, торжественно выдал новость Миха и выжидательно уставился на меня, недоумевая, почему я так спокойно реагирую на эту потрясающую с его точки зрения новость! Я опять пожал плечами и как можно более спокойным голосом, с этакой равнодушной «ленцой» протянул:

— И что? Она вообще-то каждый год приезжает! Так же, как и я!

Приятель ничего не ответил по чисто техническим причинам. Он опять набил рот моей булкой.

— И из всей нашей банды, — с сарказмом продолжил я, — мы все приезжие! И только ты один — обезьяна местная! Противная наглая обезьяна с не менее противным голосом!

Миха, не переставая жевать, заухал, начал чесаться, а потом замычал, и полез искать на мне блох.

А новость-то на самом деле была потрясающая! Потрясающая для всех, даже для девчонок, потому что Ольга была очень красивая, и когда она приезжала, все местные «звёздочки» закатывались. А про пацанов я вообще молчу: вот уже пару лет, начиная с восьмого класса, к ней «неровно» дышали все. В том числе и я. Но я, в отличие от других парней, с маниакальным упрямством и упорством скрывал своё «неровное» дыхание.

Деревня, куда я каждый год приезжал к своей бабушке, была не очень большая, но живучая, и исчезать не собиралась, напротив, в последнее годы, следуя веяниям времени, она даже стала расти. Горожане бросали благоустроенные квартиры и перебирались поближе к природе. Мы в своей компании друг с другом были знакомы уже давно, можно сказать, с глубокого детства, когда родители стали нас вывозить к нашим бабушкам и дедушкам. Сначала нас оставляли ненадолго, а потом, когда мы подросли и пошли в школу, мы стали оставаться на всё лето. Ольга сначала ничего особенного из себя не представляла, ребёнок как ребёнок. Она была такая же чумазая, как и все мы. Но когда она приехала после восьмого класса, нам всем стало плохо! Девчонкам понятно из-за чего. А вот нам, пацанам, непонятно. Она стала выглядеть совершенно по-другому! Она вроде бы и вела себя с нами как и прежде, прикалывалась, смеялась, дурачилась… Но! Но… всё уже было не то! Я не мог уже как прежде толкнуть её с мостков в воду на озере, не мог посадить ей на колени лягушку или подбросить мышь, чтобы посмотреть, как она вместе с другими девчонками будет визжать и бегать. Она перестала быть просто девчонкой, она стала слишком взрослой, что ли, и какой-то женственной. И теперь, когда я случайно прикасался к ней, мне казалось, что я краснею. Да чего там греха таить! Я иногда сам вроде бы как случайно прижимался к ней, а потом с равнодушной мордой, но с бешено стучащим сердцем, как можно равнодушнее цедил сквозь зубы: «Извини, я нечаянно…»

— Да хватит тебе уже жрать! — рявкнул я на приятеля. — Ты из-за своей толстой рожи ко мне в окно еле залез!

— Да как это хватит? — искренне удивился Миха. — Булочки-то ещё остались! Не сожрать, так пропадут!

Я вздохнул: этого уже не переделать! Пожрать у него самое главное дело в жизни. Но, к слову сказать, Миха не был толстым. Он был квадратным и очень сильным, и сейчас, когда он закончил десятый класс, мало найдётся в деревне мужиков, которые могли бы с ним справиться.

— Чё делать-то будем? — спросил я Миху, с замиранием сердца ожидая ответа, что мы всё равно поедем на рыбалку как и собирались, а не пойдём на наше обычное место встречи, на котором мы собирались уже много лет.

— Как чё? — удивился Миха. — На наше место идём! Как обычно.

Он немного помолчал, а потом как заговорщик осмотрелся, понизил голос и прошептал: «Видел бы ты её, Саня! Она обалденная!» И он, не найдя больше слов, руками показал, насколько Ольга обалденная! Я опять пожал плечами и, хмыкнув, как можно равнодушнее проговорил:

— Ну… Она всегда более-менее выглядела! Чё восторгаться-то так?

Миха, видимо, решив, что я со своим тупым восприятием жизни не в силах оценить прекрасное, махнул на меня рукой и спросил: «Чего ты ждёшь? Иди умывайся, приводи себя в порядок, через полчаса встречаемся на нашем месте!»

И он, покрутив перед моим носом сотовым телефоном, гордо продолжил: «Она мне свой номер дала, я с ней созвонился, и мы договорились в десять!»

Я смотрел на довольную физиономию приятеля и еле сдерживался, чтобы не дать ему подзатыльник. Мне было завидно: ему она телефон дала, а мне нет! И мне совершенно было не интересно, что он с ней уже встречался, а я нет! Однако я прекрасно понимал, что если я дам ему подзатыльник, то меня потом спасёт только то, что я быстрее него бегаю. А когда до меня дошло, что я увижу Ольгу буквально вот скоро, я метнулся к умывальнику.

* * *

Миха оставил велосипед у меня во дворе, смущённо пробормотав, что он будет только мешать. Я его прекрасно понимал, мы всё-таки взрослые парни, и на велосипедах уже не катаемся, тем более в присутствии таких девушек как Ольга. Избавившись от принижающего достоинство лихих парней велосипеда, мы пошли за деревню, где за одним из огородов кем-то когда-то был сооружён добротный навес, под которым лежали два толстых бревна, которые мы с успехом использовали в качестве пристанища для наших задних мест.

Ольга была уже здесь, она сидела на бревне и о чём-то разговаривала со своей подружкой Томкой, которая стояла перед ней и размахивала руками, рассказывая явно что-то интересное, так как Ольга смеялась. Увидев нас, девчонки замолчали и молча смотрели на нас. Когда мы подошли, Ольга встала и вместо приветствия удивлённо произнесла,

— Ого-о-о-о! Саня! Какой ты стал высокий!

Я по привычке пожал плечами и, еле сдерживая волнение, стараясь говорить как можно спокойнее, произнёс: «Привет, Оль! Ну да! Вырос немного!» — скромно умалчивая о том, что за прошедший год вымахал сантиметров на пятнадцать и теперь возвышался над всеми на целую голову.

— Ты стала очень красивой! — вдруг вырвалось у меня, и я почувствовал, что краснею. Она была действительно красивой: тонкая, упругая, стремительная и вместе с тем очень женственная. Потрясающая! Может быть где-то и есть девушки красивее, но я таких мест не знал.

— Спасибо, Саня! — смущённо пробормотала Ольга. Я с удивлением увидел, как она тоже начала краснеть. Мы стояли друг напротив друга, красные, смущённые и не знали, о чём говорить. Я краем глаза видел, как на нас вылупился Миха и с открытым ртом стоит Томка. Спас положение ещё один наш приятель — Димон.

— Здорово, «гараж»! — услышали мы радостный вопль и очнулись. Димон ехал к нам на велосипеде и радостно орал. Ему было пофигу перед кем ездить на велосипеде. Он даже перед президентом будет на нём кататься. Главное, чтобы не пешком. Димон орал всегда, он был самый шумный из нашей компании и самый бестолковый, из-за него мы неоднократно вляпывались во всякие неприятности, но дружить с ним не переставали, потому что знали, что он не со зла и, как говорится, костьми ляжет за друзей.

— Всё! Можете больше никого не ждать! Остальные приедут только через месяц! — выдал Димон и пожал руки мне и Михе. Потом он переключился на девчонок, походил вокруг них, поцокал языком и наконец выдал:

— Вай, вай, вай! Какой красывый дэвушка!

А потом, совершенно без всякого перехода, выдал: «Ну что, вы готовы к тому, о чём договаривались прошлым летом?»

— Это ты о чём? — вопросительно протянула Ольга и посмотрела на меня словно ждала разъяснений.

— А он о походе на кладбище! — хохотнул Миха, мы, когда в прошлом году прощались, договаривались туда всё-таки сходить когда опять встретимся.

— Точно! — обрадовался Димон. — Ну что, готовы?

— Димочка, мы там уже десять раз были, — ехидно протянула Томка. — И, честно говоря, меня это уже перестало возбуждать! Придумай какое-нибудь другое развлечение для дам.

— А что же тебя, золотце моё, возбуждает, ты только скажи, я буду очень стараться! — обрадовался предложенной теме разговора Димон и потянулся к Томке. — Иди ко мне, солнышко, дай поцелую.

Томка взвизгнула и, засмеявшись, спряталась за Ольгу. Я замер. Если он нечто подобное попробует проделать с Ольгой… мы с ним, наверное, перестанем быть друзьями. Но он не посмел, Ольга просто посмотрела на него, улыбнулась, и он потерял к ней всякий интерес. Какой бы бестолковый Димон не был, в этот раз чувство самосохранения у него сработало как надо.

— Да мы не о нашем кладбище говорили, — оставив наконец Томку в покое и усаживаясь на бревно, проговорил Димон.

— Ты что, предлагаешь сходить на старое кладбище? — удивлённо протянула Томка и сама уселась рядом с Димоном, уставившись на него и приоткрыв рот.

— Ну а что, когда-то надо попробовать, — с необычной для него серьёзностью сказал Димон. — А то на следующее лето неизвестно кто из вас приедет, да и неизвестно, сколько лет пройдёт, прежде чем опять увидимся-то! — Димон помолчал немного, вместе с нами размышляя о грустном, а потом вдруг опять заорал. — Или вам всем слабо?

На это слабо, он нас и купил.

Старое, давно не действующее кладбище было особым местом. Оно находилось примерно в двух километрах от деревни, примыкая почти вплотную к лесу. Туда было запрещено ходить. Нам с самого детства внушали, что туда путь закрыт! Нам чуть ли не каждый день твердили, чтобы мы обходили это место стороной, причём делая большой крюк. Нас пугали всей нечистью, которая только могла водиться на кладбищах. И которая могла утащить детей в могилу, выпить кровь, разорвать на куски. И мне кажется, что местные жители специально для детей придумывали совсем уж экзотических тварей, имеющих и щупальца, и жвалы, как у огромных пауков.

Все эти рассказы достигли своей цели, мы туда не ходили, да собственно там и делать-то было нечего. А вот когда мы подросли, мы начали подумывать о том, что неплохо бы хотя бы одним глазком заглянуть за кладбищенскую ограду. Но решимости хватало только на то, чтобы побродить среди могил на действующем кладбище. Мы как-то раз даже ночью туда ходили, и когда в темноте раздался какой-то треск, дружно улепётывали, петляя между могилок и радостно чувствуя, как от неожиданности замирает сердце. Выбирались мы конечно и к старому кладбищу, но ни разу не подходили близко к ограде, на удивление высокой, наверное, больше полутора метров, и крепкой. Мы не увидели ни одной сломанной доски или вывернутого столба, ворота, ведущие на это кладбище, были замкнуты на замок, а вот калитка рядом с воротами была примотана к столбу толстой проволокой.

— А когда ты собираешься туда сходить? — полюбопытствовал Миха. — Надеюсь, что после ужина. Пожрать-то хоть успеем?

— Успеем пожрать, успеем, — засмеялся Димон. — И даже может быть потом сами для кого-нибудь жратвой станем!

Мы ещё целый час сидели и болтали обо всём: что в голову приходило, о том и говорили. Я сидел ни жив ни мёртв. Ольга сама села на бревно рядом со мной и иногда волей-неволей прикасалась ко мне бедром, а так как она была в коротком платьице, то вид её стройной голой ноги вызывал у меня не только косоглазие, но и нешуточное сердцебиение. Встретиться решили здесь же в семь часов вечера, благо что старое кладбище находилось именно в этой стороне.

* * *

На наше место я прибежал за час до встречи и маялся вполне понятным для себя нетерпением. Всё дело было в Ольге. Когда мы всей компанией возвращались в деревню, она подошла ко мне и вдруг взяла под руку. Причём, у неё это получилось так естественно, что даже я сначала не понял, что произошло! Я покорно потопал рядом с ней, повинуясь её руке как баржа буксиру! И только когда я увидел её тонкие пальчики на своём предплечье, я понял что произошло, и у меня перехватило дыхание. Я топал, не глядя куда ставлю ноги, спотыкался, краснел, понимая, что выгляжу полным идиотом. Так, под руку, никогда ни с одной девчонкой я не гулял. А тут вдруг сразу такая как Ольга! Но я справился, и под конец уже гордо вышагивал, сообразив переставлять собственные длинные ноги помедленнее.

Ольга пришла вскоре после меня. Когда я увидел её вдалеке, я встал с бревна и, раскрыв рот, смотрел, как она приближается ко мне, красиво переставляя стройные ножки, обтянутые синими джинсами. Подойдя, она улыбнулась, села на бревно и похлопала по нему рядом с собой ладошкой. Я понял, что она хочет, чтобы я сел рядом с ней, и послушно опустился на бревно. Ноги меня всё рано не держали. Мы ни о чём не говорили, просто сидели и молчали. И я вдруг понял, что ей нравится рядом со мной, просто нравится, когда я рядом. Точно так же, как и мне рядом с ней! И это неожиданное открытие меня успокоило, оно заставило моё сердце биться медленнее, и я наконец-то смог сам посмотреть ей в глаза. Ольга, в ответ на мой взгляд, улыбнулась и вдруг сама взяла меня за руку и переплела свои пальчики с моими пальцами! Моё душевное равновесие, восстановленное с таким трудом, рухнуло, и я, опять отключив мозг, сидел и глупо улыбался, слушая бешеную скачку собственного сердца.

— Хорош вам обниматься! — заорал Димон, заставив своим воплем вздрогнуть нас обоих. Мы сидели спиной к деревне и, занятые собой, не слышали, как притопала остальная компания.

— Ну что, подождём ещё? Пускай стемнеет посильнее! Или сейчас пойдём? — спросил Димон, обращаясь сразу ко всем.

— Сейчас идём! — решительно заявила Томка. — В темноте ты можешь туда и один сходить! Тебе боятся нечего, они своих упырей не трогают!

До кладбища мы добрались минут за тридцать, довольно смело подошли к воротам и остановились, притихнув. Дольше идти никому не хотелось, это нежелание буквально плавало в воздухе и отталкивало нас от кладбищенской ограды.

— Ну, чё замерли? — шёпотом спросил Миха. — На само кладбище-то идём или не идём?

— А ты чё, — так же шёпотом спросил у него Демон, — испугался что ли?

— Сам ты испугался! — повысил голос Миха. — Давай, бросай свой велик, и пошли!

И он первым направился к калитке.

— Подождите, подождите! — скороговоркой выдала Томка. — Смотрите, на кладбище туман, а в лесу рядом тумана нет! А так разве должно быть? Там как-то страшно!

— Конечно, страшно! — явно начиная рисоваться перед Томкой, специально повысив голос, ответил Миха. — Мы сюда вроде как для этого и пришли!

— А может мы всё-таки не пойдём туда? — шёпотом поддержала подругу Ольга. — Не зря же сюда никто никогда не ходит! Может там действительно что-то такое есть?

— А-а-а-а! Бредятина всё это! Для детей сказки! — совершенно осмелев, заявил Миха и присев перед калиткой начал разматывать проволоку. Размотав, Миха повесил её на калитку и, широко открыв её, сделал дурашливый приглашающий жест рукой. — Прошу вас, дамы и господа! Прошу! Я вам обещаю, что эту экскурсию вы долго не сможете забыть!

Кладбище было действительно старым, мы медленно шли по центральной, заросшей травой дороге, с обеих сторон которой находились почти сравнявшиеся с землёй холмики. Иногда то, что именно в этом месте была могила, можно было определить только по высоте травы, на могилках она была выше. В самом начале кладбища крестов и каких-либо памятников на могилах почти не сохранилось, однако, чем дальше мы уходили от ворот, тем больше на глаза стало попадаться покосившихся крестов, а метров через триста некоторые символы христианства стояли уже прямо. Эта часть кладбища была явно моложе.

С центральной дороги мы не уходили, такого желания не возникало ни у кого, тем более что туман стал плотнее и уже заполнил всё пространство над могилами, по какой-то странной прихоти не затронув дорогу, по которой мы прогуливались.

— Ну что, дальше пойдём? Или хватит? Возвращаться будем? — отбросив браваду, прошептал Миха, тревожно оглядываясь.

— Давайте возвращаться! — так же шёпотом, попросила Томка. — А то вон что-то даже и птиц слышно не стало! Да и вообще, жутко как-то!

Я прислушался, а ведь и правда, не было слышно птиц, хотя ещё не совсем стемнело, и даже дневные птицы должны были орать напоследок! Над кладбищем воцарилась буквально мёртвая тишина.

И вдруг я почувствовал, как мне стало страшно. Нет, разумеется, мне и так было страшно. Нам всем было страшно! Но это был реальный страх, мне даже показалось, что его можно было буквально потрогать руками! И этот страх холодной тяжёлой волной наваливался на нас из глубины кладбища. Вся наша отважная компания беспомощной стайкой замерла перед надвигающимся ужасом, и когда из тумана, метрах в десяти перед нами, вышел какой-то старик, Томка, которая увидела его первой, смогла только поднять руку и показать пальцем в его сторону. Говорить она не могла, она показывала на старика пальцем, и когда я посмотрел на неё, я увидел, что по её щекам текут слёзы, она беспомощно опустила руки и остекленевшими глазами смотрела на этого деда.

Я перевёл взгляд на старика и ничего необычного с первого раза не увидел. Старик как старик, большая всклоченная борода, одет в тёмный костюм, под пиджаком что-то белое, на ногах кирзовые сапоги, это почему-то я запомнил, сапоги были именно кирзовые. Но когда я разглядел на его белом лице мутно-белёсые глаза, мне стало плохо, и я понял, что не могу даже пошевелиться. Старик между тем постоял, словно раздумывая, что ему делать, а потом пошёл в нашу сторону. Я смотрел на старика и вдруг к ещё большему ужасу увидел, что у него нет одной ноги, но он идёт так, как будто обе ноги на месте! Старик подошёл к нам, а потом протянул к Ольге руку, она словно во сне потянулась было ему навстречу, но потом медленно убрала руку за спину. И тогда я понял, что она борется с этим стариком и не поддаётся ему! Старик видимо это тоже понял, поэтому наклонился вперёд и взял Ольгу за левую руку. Понимая, что сейчас произойдёт что-то страшное, я на негнущихся ногах подошёл к кресту, торчащему из холмика в двух метрах от меня. Ухватился за него и вдруг неожиданно легко выдрал его из земли, потом, так же еле переставляя ноги, подошёл к старику и, подняв крест, ударил старика крестом по руке. Рука Ольги выскользнула из пятерни старика, и она опять убрала руку за спину.

Старик стоял и смотрел на свою руку, которую вновь протянул к Ольге, словно не мог понять, куда девалась его добыча. И тогда я опять поднял крест и, размахнувшись, наотмашь изо всех сил ударил его в грудь. Старик, неожиданно для меня, отлетел на пару метров и упал, я не удержал крест в руках, и он, совершив такой же полёт, упал прямо на старика.

Наваждение схлынуло разом, и я заорал: «Бежим! Бежим быстрее! Или здесь же и подохнем!»

Мой вопль словно подстегнул всех. Я схватил Ольгу и Томку за руки, и мы, очухавшись, понеслись в сторону ворот. Нет! Мы не неслись! Мы летели, почти не задевая ногами этой проклятой земли, оставляя за собой летящие во все стороны слезы и слюни! Димон и Миха поначалу нас обогнали, но когда девчонки окончательно пришли в себя, то догнали их и дальше уже спасались наравне со всеми. На бегу я обернулся и увидел, как старик, скинув с себя крест, встаёт, но он вставал не как человек, опираясь на руки и колени. Он поднялся как доска, всей плоскостью тела! И я опять заорал: «Быстрее! Быстрее! Он встал!»

Со страху мы облажались и выскочили в стороне от ворот, перелезать через высокий забор не рискнули, а ну как зацепишься чем-нибудь! Поэтому поскакали вдоль забора к воротам. Старик от нас не отставал, он каким-то образом надвигался на нас, сокращая расстояние, и когда я в очередной раз обернулся, чтобы посмотреть где он, он был от нас уже метрах в пятнадцати, и у него уже не было обеих ног. Его тело словно кто-то перерезал пополам, и нижняя половина где-то осталась, а туловище, вот оно, пришло к нам! Мы вылетели с территории кладбища и понеслись дальше, я опять обернулся и увидел, что старик, вслед за нами оказавшись возле забора, положил руки на воздух над изгородью и словно мим, изображающий стену, перебирая руками, медленно идёт в сторону ворот. В сторону открытой нами калитки! На каком-то генном уровне, осознавая, что его нельзя выпускать, я развернулся и помчался обратно.

Слава Богу, проволока была на месте, я схватил её и, с трудом разгибая, сделал один виток, второй, потом меня оттолкнул Миха и махом, словно проволока была из пластилина, обмотал её вокруг столба добрым десятком оборотов. И в это самое время к нам подошёл старик. Но мы уже успели! Увидев это чудовище рядом с собой, мы хором заорали и вскочив, рванули от ворот, но столкнулись и упали, подняться от страха мы уже не могли, и поэтому прямо так, на карачках и поползли подальше от кладбищенской ограды. А потом ко мне подбежала Ольга и помогла подняться, а Михой занялась подоспевшая вслед за Ольгой Томка.

Мы бежали в сторону деревни молча, наорались уже на кладбище. Бежали мощно, быстро, дружно! Чуть ли не в ногу! Всеми силами стараясь оказаться как можно дальше от него. Димон почему-то тащил велик на себе, взгромоздил его на загривок и тащил! И что характерно, от нас он не отставал! Впоследствии я его спрашивал, почему он не ехал на нём? Ответ меня шокировал: он забыл, что на велосипеде можно было ездить, а бросить было жалко!

Когда наша дурная компания ввалилась на наше место, было уже почти темно. Мы расселись по брёвнам и несколько минут сидели молча. А потом произошло то, от чего я опять чуть не умер. Ольга вдруг заплакала, а потом подошла, села ко мне на колени и начала целовать! Она целовала меня и плакала. А я сидел как дурак и не знал, что мне-то делать, то ли целовать её в ответ, то ли успокаивать. Выбрал я промежуточный вариант, крепко прижал её к себе и сидел так, пока она не успокоилась. Ту же самую процедуру Томка проделала и с Михой, но когда я это заметил, Томка уже не плакала. Они с Михой просто целовались. Как, впрочем, и я с Ольгой…

* * *

А через пару дней нам всем нагорело. Томка не выдержала и рассказала о таком приключении своей младшей сестре, та своей подружке, и пошло-поехало! И вся деревня об этом узнала. Нас пригнали к бабе Маше, она, по-видимому, больше всех знала об этом кладбище, и заставили всё подробно рассказать. Когда баба Маша услышала, что Ольга не давала свою руку этому упырю, а я смог огреть его крестом, на наше счастье уже отгнившим в земле, она подозрительно посмотрела на нас с Ольгой, а потом, улыбаясь, спросила:

— А вы, детки, случайно не вместе ли?

Ольга покраснела, а я промямлил: «В смысле «не вместе»?

— А в том смысле, ребятки, что только сильное чувство может дать силы воспротивится воле умруна! А недавно возникшее чувство, так оно вообще самое сильное, оно и позволило тебе приложить эту тварь крестом! Кстати, откуда ты узнал, что нужен именно крест?

Я растерялся, и промямлил: «Я понятия не имел, что для этого нужен крест, просто так получилось. Он мне как бы первым под руку подвернулся».

Я говорил, а сам во все глаза смотрел на Ольгу, и только одна мысль была в моей дурной ничего не замечающей голове: «Значит, Ольга уже давно меня… ну, в общем, хотела быть со мной! Она могла сопротивляться этой твари, но не так как я, который только пару дней назад понял, что влюблён в неё по самое не могу! А я, придурок, корчил из себя неизвестно что и ничего не замечал!»

— А почему так всё получилось? — заинтересованно спросила Ольга. — Откуда он взялся?

Баба Маша тяжело вздохнула:

— Я точно не знаю, доченька, но старики сказывали, что на этом самом месте у русичей капище их истинных богов было. Святое это место было для наших предков! А потом, лет триста тому назад, какой-то умник облачённый властью, не послушав стариков, велел видимо на этом месте христианское кладбище заложить.

— А дальше?— поторопила бабку Ольга.

— А дальше, моя хорошая, не приняла наша истинная ведическая вера веру христову, пришлую веру! Чужда она оказалась этому намоленному русским богам месту! Не принимает это место христиан! Не даёт им посмертного покоя! Вот и маются они… в посмертии своём….

Баба Маша много ещё чего нам рассказала, мы с Ольгой для неё стали вроде как посвящёнными. А когда мы, уже попрощавшись с бабкой, шли по деревне, взявшись за руки, Ольга сказала:

— Знаешь, я думаю, что нам не надо распространяться о том, что мы от бабы Маши узнали.

— Согласен! — улыбнулся я. — Мне как-то не светит в психушку загреметь!

И дальше мы уже шли молча, и мне казалось, что мы с Ольгой думаем об одном и том же.

Не зря! Ох, не зря! Ох, не просто так, чтобы потешить наше любопытство, рассказала нам бабка всё, что знала об известной ей нечисти!