Людмила КОЛОСОВА (г. Санкт-Петербург) ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ ВРЕМЁН

Уверена, что в каждом мегаполисе есть сооружения, которые потрясают своей бездарностью. Мало того, что внешне это выглядит безобразно, но этот воплощенный в реальность абзац технической «мысли» не только неудобен для использования, но даже опасен для граждан.

Случайно совсем недавно оказалась я на платформе «Ленинский проспект» — ничего за тридцать лет здесь не изменилось, — а ведь в молодости эта платформа послужила поводом для того, чтобы я думала: какой же гладкий без единой извилины содержится мозг в головах людей.

Кто не знает это место, то надо его немного описать. Поезда идут по очень высокой насыпи и по мосту, который нависает над Ленинским проспектом. Эта платформа тоже находится высоко — к ней ведут крутые лестницы в три марша. Подниматься тяжело, но спускаться, особенно в зимние месяцы, когда всё заснежено и обледенело — опасный трюк! Лестница упирается в узкий тротуар, и не дай бог поскользнуться — вылетишь прямо на проспект под колёса бесконечно идущего транспорта.

Был февраль, я находилась в декретном отпуске и ехала на приём в консультацию. Накануне была оттепель, а тут морозом всё схватило, и лестница представляла собой обледенелую ребристую гору. Люди, цепляясь за перила, осторожно спускались вниз. Я тоже цеплялась и даже двигалась задом наперёд, чтобы не смотреть вниз — кружилась голова. В сознании стучало: только бы не соскользнуть. После спуска граждане устремлялись на остановки транспорта. Я оказалась последней, даже счастье ощутила на минуту. Через проспект на зелёный свет шли пешеходы, а я не успела и осталась на тротуаре ждать следующего сигнала. Вдруг резко завизжали тормоза, и я увидела, как машина вот-вот собьёт запоздавшего мужчину. У него из головы вылетел абсолютно белый гладкий как стекло мозг. Нелепым образом подкинулись руки, которые пытались поймать вылетевшее из головы. «Мозг» шлёпнулся на мостовую, разлетелся на острые осколки и зашипел многочисленными «извилинами». В животе задрыгалось и потянуло вниз. Голова была пуста, как будто это мои мозги, выбитые начисто из черепной коробки, пузырились на асфальте. Я присела на поребрик и, как через дымовую завесу, наблюдала: мужик был жив и собачился с шофёром из-за бутылки кефира, которую он упустил из рук...

Дочка родилась на две недели раньше срока.

* * *

— Если бы ты только знала, какие сюжеты, какие восхитительные речевые обороты роились в моей голове ночью, — с горьким сожалением произнесла я, отпивая глоток утреннего чая.

— Расскажи, — без особого интереса, занятая своими делами, сказала дочь.

— Ничего не получится, я помню только ощущение важности того необыкновенного состояния, которое было ночью, может меня муза посетила, а я не сумела записать: ведь надо включить свет, взять ручку, бумагу — я бы всё разрушила. Лежала и боялась пошевелиться, а вокруг кружились события прошлого и настоящего, клубились и создавали неповторимую ауру прожитых лет.

— Наговорила бы на телефон, — она непонимающе пожала плечами.

— Мысленно всё красиво, а проговорить это сложно. Косноязычие тут как тут, говорится совсем не то, что думается.

— Это у тебя-то? Что-то не замечала трудностей с речью.

— Представь! В мыслях мы вольны, а вот в речи, как ни странно, зависим от слов, которые произносим. А слово, как известно, не воробей. А на письме ещё сложнее. Опять же сказано: что написано пером — не вырубить топором. Люблю я пословицы и поговорки, в них веками накопленная мудрость житейская. А мы всё на грабли наступаем, и соломку не стелем. Всё как у предков, только с гаджетами повязаны. А суть-то человека та же.

— Не усложняй! Всё, пока-пока! На работу убегаю!

— Хорошего дня, пока!

Паутинка

Ну почему так приятно возвращаться в детство? Видимо потому, что всё абсолютно тянется оттуда — любовь, дружба, привязанность, восприятие, познание. Познание?! А что мы знаем о женщинах?! Да ничего! Особенно о тех, кто живёт с нами рядом. Бабушка для внуков — это просто родная старушка и всё! Я сама уже бабушка и давно знаю, что цифры, из которых складываются наши лета, на самом деле никакого отношения к нам не имеют, но сильно влияют на отношение к нам других людей и особенно младших поколений.

Мне от бабушки в наследство осталась стойкая нелюбовь к халатам и любовь к домашнему уюту: запаху пирогов, коробочкам с красивыми пуговками и разноцветными лоскутками всевозможных материй. До сих пор хранит моя память названия разных тканей: от обычного ситца до всевозможных крепов, вуалей и даже толстых пальтовых драпов.

Бабушка часто болела. Слово «крис», на самом деле гипертонический криз, я знала с раннего детства. А тогда мне уже исполнилось десять лет, ну а бабушке пятьдесят пять. Уроки закончились, была пятница, и я весело бежала с портфелем домой. Ведь в конце недели бабушка всегда пекла пироги. Запах стоял по всей лестнице, ко мне на чай слетались подруги, как пчёлки на нектар. Но на лестнице пирогами не пахло. Дверь была приоткрыта, и это было подозрительно, я с опаской вошла в квартиру. Бабушка бледная и осунувшаяся лежала на кровати, слово «крис» молнией сверкнуло в моей голове, слабым голосом она начала отдавать мне распоряжения:

— Похоронные лежат на дне хрустальной вазы…

Я подошла к буфету, с трудом сняла вазу с верха и заглянула внутрь — там, завёрнутые в холщовую тряпицу, лежали деньги.

— Какие похороны? — моё лицо скривилось гримасой, и я начала всхлипывать.

— Умираю… внимательно слушай: в шкафу в дальнем углу найди узелок, иди — покажи мне, там одежда приготовлена...

Я послушно открыла шкаф, и в дальнем углу действительно лежал завязанный на узел пакет и записка «в последний путь». Дрожащими руками я показала его бабушке и сунула обратно. Мне было очень страшно! Дома никого не было. Я не хотела сидеть у изголовья умирающей бабушки и вышла в прихожую, где стоял книжный шкаф. Книги успокаивали меня, я перебирала тома, рассматривала обложки и иллюстрации. Из приоткрытой двери доносились звуки пианино — это играл соседский мальчишка. Играл для меня, когда я возвращалась из школы, но чаще он плевал в меня разжёванной крупой. К вечеру бабушке полегчало, она поднялась и сказала, что «крис» прошёл. С работы пришла мама, вернулся брат, дедушка, и наконец папа. Бабушка хлопотала на кухне и не говорила, что она умирала днём, почему-то смолчала и я. Может потому, что я владела теперь тайной шкафа и хрустальной вазы. Шкафа я начала панически бояться, а ваза настойчиво манила меня. На свете столько нужных мне вещей, хотя бы велосипед, а в вазе лежали сокровища — деньги, на которые можно купить, всё, что только пожелаешь! Однажды, когда бабушка была сильно занята на кухне, я, волнуясь до дрожи в коленках и руках, сняла вазу и заглянула внутрь — денег не было! Перепрятала! Она не доверяла мне! Какие-то похороны для неё важнее, чем велосипед, я сердилась на неё. Тайна вазы перестала существовать.

Бабушка любила шить. Она обшивала и маму, и меня. Я любила сидеть и смотреть, как она портновскими ножницами с хрустом раскраивает ткань, как ловко смётывает, прокладывает силки, делает плоским мелком важные для неё метки. Мне нравилось наблюдать как тяжёлый чугунный утюг, отчаянно шипя, разглаживает швы, при этом бабушка набирала в рот воды и орошала ткань так же, как дедушка из пульверизатора освежал себя одеколоном. Я любила примерки: бабушка с булавками во рту ходила вокруг меня и закалывала плохо сидящие места, я обожала это действо: превращение куска ткани в красивое изделие. Стрекотание швейной машинки и сейчас вызывает у меня состояние блаженства. Старый Zinger был с ручным и ножным приводом, потом появился Köler , он уже был дополнительно укомплектован электрическим мотором. Для себя она конечно тоже шила: халаты, платья, передники и постельное бельё. Такая принадлежность гардероба как халат была бабушкиной слабостью: ей доставляло удовольствие набрасывать его на себя, застёгивать красивые пуговицы, сунуть руки в кармашки. Ей претило натягивание платья через голову. Ведь это и правда некрасиво, трудно представить себе женщину, красиво надевающую платье, то ли дело халат — она накинет его ловко и элегантно. Была бы бабушкина воля, она бы везде ходила в халатиках: и в гости, и в театр, и на прогулку. Она бы придумала фасоны на все случаи жизни, но почему-то халат уместен только дома, в больнице и на пляже. Однажды случилась странная вещь: бабушка сшила себе очередного любимца, примеряла его перед зеркалом и попросила меня посмотреть, не морщит ли где сзади — халат сидел идеально! Тогда она вытащила из шкафа ненавистный мне пакет, достала из него халат, заменив его на новый! Халат из узла она стала носить! И я вспоминала, что примерно год-полтора назад она так же любовно шила и этот. В халате из узла под названием «в последний путь» она теперь расхаживала по квартире! Сначала я с брезгливостью взирала на это, а потом привыкла. Как только наряд приобретал несвежий вид, она шила новый, красивее прежнего и снова обновляла содержание пакета.

Когда во мне стала проклёвываться барышня, то бабушка без споров выполняла мои заказы на пошив платьев, костюмов и модных брюк. Мне не приходилось заказывать вещи в ателье или рыскать по магазинам — перебирать скучные платья. Мы с ней листали журналы «Силуэт» и «Бурда», находили подходящий фасон, шли в магазин «Ткани» и выбирали отрез — бабушка выполняла все мои тряпичные фантазии! Счастливое время! Даже подвенечное платье шила мне бабушка.

Но платья — это ещё не весь гардероб. Я очень любила шарфики, платки, шали, по моему убеждению, этого всего должно быть много в гардеробе: аксессуар — важная деталь костюма. Конечно, из остатков шёлка, крепдешина, креп-жоржета бабушка мастерила шарфики. Но в основном эти прекрасные штучки покупались в магазине. Иногда какой-нибудь шарф или платок исчезал, я расстраивалась, думая, что потеряла, но он потом находился, просто сам по себе среди других вещей. Так происходило не с одним шарфом, но однажды исчез мой самый любимый, и я ругала себя за вечный беспорядок в шкафу.

Ах, как быстро полетело время после тридцати; я уже не жила с бабушкой, и она почти ничего не шила — возраст. После кризисного сорокалетия года впряглись в резвую тройку и понеслись вскачь, а бабушка, которая собиралась умирать в пятьдесят пять лет, ещё жила. Не стало её в миллениум, ушла тихо в день, который лишь раз в четыре года появляется в календаре — было ей девяносто. О её смерти мы узнали от брата, она жила с ним. Ещё он с удивлением сказал, что у бабушки был собран узел под названием «В последний путь». Я не стала рассказывать ему о том, что этот пакет существует уже более тридцати пяти лет. Наконец и тайна шкафа перестала существовать.

Я приехала в морг, лежала бабушка… и на ней я увидела… одну вещицу… Халат?! Да, конечно в последний путь она отправилась в красивом халате, в этом я даже не сомневалась, но это была другая принадлежность — аксессуар! Я была раздавлена. Плакать не могла, я стояла и смотрела на эту вещь. Всхлипывала мама, немногочисленные родственники утирали слезу, скорбел брат, прослезилась моя подруга, а я стояла истуканом. Я была потрясена увиденным: голову бабушки обвивала паутинка — мой любимый шарф! Это ввергло меня в ступор.

Как-то раз мама купила мне в подарок на день рождения шарф-паутинку — тонкого нежного плетения воздушный палантин. Он был не белый, а молочно-сливочный и очень подходил к цвету моего лица и русым волосам — необыкновенно освежал и придавал облику романтичный вид. Я носила его с любовью. Можно сказать, всё время носила — постираю в шампуне, на ковёр булавками прикреплю, и он через пять минут сухой, лёгкий и прозрачный. Потом немного надоел, я его убрала и забыла на какое-то время. Однажды вспомнила о паутинке и захотела надеть, но не нашла — переворошила весь свой шкаф, спрашивала у всех домашних и у подруг, но никто ничего внятного сказать не мог. Сначала думала: найдётся паутинка — сама собой отыщется, но не случилось. Время шло, а я всё переживала, плакала даже, досадуя на себя, и всё искала, и искала шарф. Наконец успокоилась, забыла, совсем забыла.

И вот теперь шарф нежной волной обрамлял строгое бабушкино лицо. Моя паутинка столько лет томилась в узле, ожидая, когда бабушка отправится в последний путь. Бабушка отлично знала, как я переживала из-за пропажи шарфика, знала, и не захотела расстаться с ним. Она примерила паутинку, посмотрела на себя в зеркало и поняла, что красивее уже ничего быть не может, ей нравилась женщина в зеркале, она была довольна своим отражением.

Всю дорогу до крематория в автобусе, и там, когда какая-то посторонняя женщина с наигранной скорбью читала прощальную речь, и потом на поминках я представляла бабушку. Вот она стоит перед зеркалом и примеряет на голову платки, шарфы и, наконец, мою паутинку, представляя, как она будет выглядеть, когда пойдёт в последний путь, как предстанет перед богом. Она не желала, чтобы её обрядили не так, как хотела бы она! Не допускала мысли, что ей как старухе повяжут на голову обычный белый платок. Полжизни готовилась она к этому последнему выходу! Ты выглядела достойно, дорогая! Я не сержусь…

Весной в городе в самом центре, на набережной Фонтанки, встретилась мне женщина. Знакомая паутинка была небрежно накинута на плечи, я долго шла за той дамой и не решалась спросить, потом собралась с духом, окликнула её и задала вопрос:

— Извините меня за бестактность, но скажите, пожалуйста, как у вас этот шарфик появился, вы его купили?

— О нет! — она почему-то рассмеялась. — Его мне подарила подруга, даже не подарила, а отдала, я взяла с удовольствием, он очень милый! А почему интересуетесь?

— Да так… А скажите, ваша подруга где работает, не знаете?

— Точно сказать не могу, но где-то в сфере услуг, кажется, а вам-то зачем? — она насторожилась.

— Нет-нет, не беспокойтесь, я обозналась, бывает, извините ещё раз.

— Бывает… — она пожала плечами, и паутинка слегка затрепетала на ветру.

Вдруг сильный порыв ветра, неведомо откуда взявшийся, сорвал шарфик, и он полетел над рекой, женщина бежала вдоль парапета и пыталась поймать его, но паутинка, поддерживаемая воздушными потоками, взлетала всё выше, и выше, и выше…

Я шла по набережной, мне бы расстроиться, но во мне поселилась тихая радость — шла и улыбалась, — как же хорошо было на душе. Присоединилась к туристам, которые бросали монеты на пьедестал Чижика-Пыжика, загадала желание, кинула монету, и она легла прямо к ножкам забавной птички — туристы поддержали меня возгласами одобрения и нестройными овациями. В тот день были сороковины…

Урок

Сколько в жизни всего происходило: смешного, грустного, весёлого, многое забывается потом, и, если не записано, так и не вспомнишь никогда. Правда бывает, что совершенно забытое событие возникает как яркий мираж в пустыне: из ничего появляется, на ровном месте, всплывает с мельчайшими подробностями кусочек жизни многолетней давности. Издалека видятся ошибки, которые уже не исправить никогда. А сказанные тогда слова возможно изменили чью-то жизнь.

Это случилось более десяти лет назад. Никогда бы я не очутилась ни в той школе, ни в том десятом классе, если бы в конце учебного года на весенних каникулах не позвонила моя коллега, которая слёзно просила взять её нагрузку в школе неподалёку. Она увольнялась из-за болезни, и классы остались без учителя. Я отказалась, так как уже работала в двух местах. Она очень сожалела. Через день мне позвонил директор той школы, просил, настаивал даже, расписал дальнейшую перспективу, отказа не принимал, и я согласилась. Меня подкупило то, что классы занимались по любимому мною учебнику «Opportunities». И уровень был «Upper-intermidiate» — для подготовки к ЕГЭ.

Начинать работу с группами всегда тяжело. Но, зная их предыдущую учительницу, её характер и подход к обучению, мы как-то быстро втянулись в работу. В тот день я находилась в кабинете и готовила материал для урока: выписывала незнакомую лексику на доске. Прозвенел звонок, и группа учеников ворвалась в класс, с шумом рассаживаясь по местам. Парты стояли в две колонки: кабинет небольшой, на шестнадцать человек — всего восемь парт. Этот мальчик сидел прямо передо мной, в колонке у окна. А она сидела одна на второй парте в колонке у двери. Я уже не помню имён, но назвать их как-то надо: пусть он будет Колей, а она… мне трудно подобрать ей имя. Какое ни возьму — не подходит. Пожалуй, Света — самое лучшее.

После привычного приветствия дети сели, и вдруг Коля показал на Свету пальцем и сказал на весь класс:

— А вот это — самая уродливая девочка в нашем классе, — и как-то подло засмеялся.

Никто из детей не сказал ни слова. Мне этот мальчик сразу стал противен, Свету стало жалко: она сидела и смотрела на меня как затравленный зверёк. Класс почему-то не встал на её защиту. Как же так? Что делать? Вести урок, не обращая внимания на эту выходку или заостриться на том, что произошло? Дети молчали, я находилась в сомнениях. Характер мой не позволил замять оскорбление в адрес девочки, я была внутренне возмущена, хоть внешне и не показала своё состояние. Читать нотации и взывать к совести было бесполезно. Мне помог урок, который я подготовила — «Внешность». Эта тема оказалась как нельзя более подходящей. Целью занятия было составить описание внешности человека: рост, вес, цвет кожи, волосы, глаза, нос, фигура и прочее. Достаточное количество существительных и прилагательных было выписано на доске. Но всё же я колебалась, какое-то смутное сомнение зародилось внутри. Посмотрела на Колю, и мне показалось, что неприятная кривая усмешка блуждает на его лице. Тогда я выбрала самое радикальное решение — вызвала Свету к доске. Она непонимающе и растерянно встала лицом к классу. Коля перестал ухмыляться, некоторые с интересом смотрели то на Свету, то на меня, другие равнодушно ждали продолжения «спектакля».

— Сегодня мы будем работать в парах, каждый из вас составит описание внешности своего соседа по парте, достаточное количество слов выписано на доске, а также вы можете воспользоваться учебником. Для примера я составлю словесный портрет Светланы, так как у неё нет соседа по парте. Она в свою очередь составит мой портрет, — сказала я беспристрастным тоном.

На задних партах сидели «девушки-красавицы», парни таких называют тёлками. Крепкие, сбитые, с крутыми бёдрами и пышной грудью, они не стеснялись пользоваться косметикой, оценивающе смотрели на парней и пренебрежительно на сверстниц, которые были им не под стать. Света была, конечно, одной из них — серой пресерой мышью, как-то так. Одна из них с «боевым раскрасом» на лице лениво обронила:

— Ну что тут описывать-то? Лучше про меня расскажите!

— Про тебя всё соседка скажет, надеюсь, постарается! Ну а у меня свой достойный объект для описания, — я встала, подошла к Свете поближе и начала:

— Света — девушка на все времена! У неё средний рост, поэтому на неё могут обратить внимание как высокие молодые люди, так и небольшого роста. У неё точёная фигура, которую скрывает слегка мешковатая одежда. Она — стройная, и ей не надо сидеть на изнуряющих диетах, чтобы убрать лишний вес. Белая кожа — редкость, а значит — это её неоспоримое достоинство. Цвет волос — тёмно-русый — не очень выразительный, но это легко исправить, и волосы легко можно оттенить тона на два. Глаза… Разрез глаз необычный — миндалевидный с раскосом. Если взять тонкую беличью кисть и немного растушевать серой тенью внешние уголки, а на внутренних тронуть лайтером, то взгляд заискрится зелёными бликами! Ведь у Светы глаза изумрудного цвета.

Я видела, как меняются лица детей, они совсем по-другому стали смотреть на свою мышку-одноклассницу. Эта невзрачная девочка с нечистой кожей, воспалёнными глазами и сутуловатой осанкой вдруг преобразилась в их глазах под влиянием обычных слов. Я нарочно переходила с английского на русский, чтобы все поняли, о чём я говорю. Преобразилась и сама «модель» — она мне поверила: я чувствовала, как распрямилась её спина, гордо поднялась голова, и она уже с вызовом смотрела на класс. Только Коля сидел, опустив голову. Он на Свету не смотрел. Осталось совсем немного, и я продолжила:

— Нос немного вздёрнут, но это скорее достоинство, чем недостаток. Весенние веснушки только украшают и придают весёлое выражение лицу. Губы немного растрескались, но это из-за весны и недостатка витаминов, а по форме они могут вызвать зависть у многих красоток. Ну и белые ровные зубы предполагают ослепительную улыбку. Это всё! Теперь ваша очередь работать.

Все были озадачены, некоторые пытались вернуть всё на круги своя и увидеть Свету прежней, но это уже было невозможно. Не могу сказать, что я была довольна, какая-то заноза сидела во мне. Однако урок в целом прошёл плодотворно, и все справились с задачей, кроме Светы и Коли. У неё было слишком сильное эмоциональное возбуждение, а он так и просидел весь урок, уткнувшись в парту. Урок был последний, я вышла на улицу, начинающаяся гроза заставила меня побыстрее сесть в машину. Дождь усиливался и отчаянно барабанил в лобовое стекло. Я решила переждать и не ехать под таким ливнем. Расслабилась и слегка задремала.

* * *

Ладожское озеро, яркое солнце, маяк, пляж. По жёлтому песку бегут двое, в них я узнаю Светлану и Николая. Они смеются, забегают в холодную воду брызгаются, обнимаются, целуются… На берегу брошенная байдарка, они забираются в неё и быстро скользят по воде — удаляются и удаляются от берега. Погода резко портится, порывы ветра нагоняют огромные волны, они то поднимают байдарку наверх, то стремительно увлекают вниз. И это ещё была бы не беда. Волны стали затихать, но какой-то силой воду стало нести в огромный водоворот, обозначилась какая-то рыжая полосатость в воде, и сквозь пену угадывался оскал какого-то чудовища. Байдарку крутило и уже почти затянуло в смертельную воронку, как вдруг сильным махом какого-то неведомого весла их выкинуло на странный берег. Пляж, белый песок, пальмы, лианы. Он — сильный загорелый мужчина в набедренной повязке. Она — красивая брюнетка с изумрудными глазами. Байдарка валялась на берегу. Молодые люди были удивлены, насторожены и чего-то ждали. Вдруг из озера с плеском и брызгами выскочил огромный зверь. Это был тигр невероятных размеров, правда, на конце его длинного хвоста был ласт, которым он, видимо, управлял в воде. Тигр мягкой поступью приближался к ним, и молодой мужчина поднял руку, чтобы защитить себя и свою подругу. А она вдруг осознала, что её поглощает чувство симпатии к этому животному, а любовь к своему избраннику тает — исчезает стремительно. Тигр полностью подчинил девушку себе — она любила теперь его.

Дождь прошёл, я очнулась. Какой нелепый сон приснился! Машина легко завелась и я поехала.

* * *

Закончился учебный год, и я жила в предвкушении отпуска. Директор школы не оставил мне перспектив на следующий учебный год, взяв нового учителя по протекции нужного человека. Ну что ж — я и не горевала, просто посмеялась над своей вечной наивностью. Совсем было забыла о той работе, если бы не одно событие. Через некоторое время ко мне в друзья ВК попросилась одна девушка. Я не хотела принимать, но что-то зацепило — просмотрела её страницу. Бог мой! Так это же Света! Она изменилась, и совсем не так, как я могла бы себе представить — лицо было вульгарно накрашено, совсем не по возрасту, а дерзкая улыбка и взгляд всё равно выдавали неуверенность в себе. Что она пыталась мне доказать? Ничто в ней не порадовало меня. Не научилась ещё разумно пользоваться благами макияжа, подумала я тогда. Обычно не принимаю учеников в друзья, но Света была бывшей ученицей, и я подтвердила её запрос. Не такой уж я частый гость на странице, но новости иной раз просматриваю, страница Светы наполнялась фотографиями, которые шокировали меня. Наконец сменилась и аватарка — Света стояла у шеста в вызывающей позе, блестящее трико обтягивало её точеную фигуру. Глаза, подведённые жирным чёрным карандашом, смотрели нагло, черные волосы обрамляли зашпатлёванное белое лицо. На заднем плане стоял мужчина в тигровой повязке на бедрах. Месяца три я наблюдала за этим ужасным перевоплощением. Что дремало в той девочке, зачем я её разбудила, что я недопоняла? Смотреть на фотографии, которыми она гордилась, было стыдно, и я удалила её из друзей. Со временем забыла имя и фамилию.

И вот, спустя более десяти лет, явственно вспомнился мне Коля. Что же тогда произошло на самом деле?

А что со мной происходило, когда я в школе училась? Да собственно то же самое. Ведь мальчишка, я даже имени его не вспомню сейчас, кричал при всём классе:

— Эй ты, уродина! Коломенская верста!

Я обижалась, хотелось плакать, но этого себе не позволяла. Его в ответ не оскорбляла.

— Дылда! Глиста! — насмехаясь, не унимался он.

Самое «престижное» из того, что я слышала вослед, было — Эйфелева башня! За что он так меня? Никто из класса не защитил от этих нападок, все были равнодушны. Он провоцировал меня так, как будто хотел, чтобы я вцепилась в него и устроила драку, но я гордо проходила мимо. Ненавидела его и не хотела даже прикасаться. Он на физическом уровне вызывал у меня тошноту.

Другой мальчишка, он жил со мной на одной площадке, оплёвывал меня из трубочки жёваной крупой, поджидая в тёмной парадной. На лестнице вкусно пахло бабушкиными пирожками, а я прибегала домой вся в плевках! Бабушка покорно стирала мою форму и мальчишку не ругала — видимо, понимала ситуацию по-другому. Бывало, она сидела на лестнице и слушала его игру на пианино — он классно играл! Играл для меня и плевал в меня. Завидев на улице, открывал окно и звуками музыки наполнялся двор, но стоило мне войти в парадную, музыка прекращалась и я, увертываясь от плевков, летела в свою квартиру.

За что они так издевались надо мной? Сейчас ответ напрашивается сам собой — они любили меня! Хотели внимания к себе с моей стороны, а добивались обратного — я всячески избегала их и глухо ненавидела.

Вот и Коля… Он любил Светку, замечал в ней то, что не видели другие. Он её красивой видел с трогательными веснушками на носу. Не хотел, чтобы её привлекательность увидели другие. Я всё разрушила для него. Он уже тогда, на уроке, понял всю перемену в ней произошедшую. Я разбудила в ней «лихо».

Есть реакции в химии, которые без катализатора не происходят, но если ввести такое вещество, то чем его больше, тем сильнее идет реакция, даже взрыв может произойти — вот и произошёл!

Зачем я вмешалась тогда? Что дёрнуло меня вступиться за ученицу? Неужели та гладкая бутылка кефира застряла в моей голове вместо мозга? Моя бабушка когда-то была намного мудрее меня, не рубила с плеча. Для неё — портнихи, — законом была фраза: «Семь раз отмерь — один раз отрежь» и ещё: «Не буди лихо, пока оно тихо». Всё мудрое сказано давно и не нами, а мы даже воспользоваться не можем — люблю я русские пословицы…

* * *

С работы вернулась дочь, уже с порога спросила:

— Ну как? Справилась с ночными видениями? Что родилось наяву?

— Так, кое-что, пусть пока отлежится. Знаешь, есть такое ощущение во мне, иногда это бывает, когда любовь умирает.

— Ну что ещё ты напридумывала, кого разлюбила на сей раз? — ей хотелось смеяться.

— Трамвай.

— Какой ещё трамвай?!

— Обычный, ты же знаешь ездить по городу на машине не всегда удобно, с парковкой вечная проблема, а трамвай я с детства люблю — через весь город на «тройке» я ездила к бабушке с дедушкой, когда они квартиру получили. Новая Деревня, Петроградка, центр, Московский проспект. От кольца и до кольца ездила я по тому удивительному маршруту. Потом трамвай стал всем мешать, и машины город заполонили, я горевала…

— А теперь что?

— Подвёл меня он один раз, другой, теперь вот третий. Сначала вроде как не он был виноват — дважды на оживленных перекрёстках ломался светофор, и трамвай по часу стоял и не мог пересечь улицу. Машины пробку создали.

— Бывает, вагон-то тут при чём?

— Да, ни при чём, но я опоздала, а опаздывать было нельзя, и так случилось дважды подряд, а сегодня вот чаша терпения переполнилась.

— А сегодня-то что?

— Ехали сначала дивно, без сучка и задоринки, подъехали к перекрёстку, и вагон, который шёл впереди нас, должен был повернуть налево, а мы бы прямо продолжили ехать.

— Ну, и?

— Ты даже вообразить не сможешь что случилось, тебе даже в голову такое не придёт, и никому не придёт.

— Не тяни! Я голодная, а ты меня кормишь трамваями!

— На вот — супчик свежий, ты ешь, ешь. А я всё же дорасскажу. Встали мы, и ни с места: светофор работает исправно, машины едут, а мы стоим — десять минут, двадцать, полчаса… Наконец выходит вагоновожатый и говорит: «Граждане пассажиры, на улице мороз и стрелка автоматически не сработала. Мой коллега из головного состава вышел для того, чтобы стрелку вручную переключить», — мы с недоумением внимали, но не понимали, почему стоим-то, что, долго железякой стрелку переключить? Раньше только так и делали, и никто не торчал по часу на перекрёстке. Видя наше недоумение, он поделился подробностями данного переключения: «К сожалению, водитель поскользнулся на льду, упал и сломал ногу — встать он не может. Ему вызвана скорая помощь. Пока человека уберут с путей, пока другой вагоновожатый уведёт состав, ведь трамвай остался без управления, пройдёт много времени». И он гостеприимно распахнул все двери, и мы стали выскакивать в сугроб на мороз — снега было чуть не по пояс, а затем выкарабкивались из снегов, щедро насыпанных природой, на обледенелые рельсы. Шли до ближайшей остановки под вой скорой помощи по встречным путям. Прижимались к стоящим вагонам, если шёл состав в обратную сторону. Я опоздала в очередной раз, и ссылаться на транспорт было просто смешно, мне никто уже не верил, пришлось сказать, что я банально проспала, хоть это и враньё. Считаешь, что любовь при таком раскладе не угаснет?

— Вкусный суп! Давай добавку! С трамваями пора завязывать — езди на машине, лучше в пробках стоять и музыку слушать. Или ныряй в метро. Это почти как твой любимый трамвай, только без трамвайных проблем! А знаешь, я ведь помню, как ты меня в детстве возила по тому самому маршруту: из Новой деревни до проспекта Космонавтов. Это было моё первое осознанное знакомство с городом. Тогда я поняла, какой город огромный и абсолютно разный. Мосты, улицы, проспекты, переулки, разная архитектура и люди. Я и сейчас замечаю, что на разных ветках в метро ездят разные люди — купчинки самые элегантные! Смеюсь! Это потому, что мы в Купчине живём.

— Это потому, что бабушка привила нам вкус к элегантной одежде, спасибо ей большое. Знаешь, до сорока пяти лет я внутренне ощущала себя ребёнком, и всё потому, что бабушка ещё жила на этом свете, после её ухода повзрослела немного.

— Ну, разве что совсем немного, — смешливо заведя глаза, сказала моя взрослая дочь.

Слава Богу, та злосчастная бутылка никак не повлияла на развитие моего ребёнка, а на меня?

Ну, если только самую малость…