Ольга САВЧУК (г. Екатеринбург) ЗАБАСТОВКА

Город. Лето. Пыль и ветер. Счастливые обладатели железно-пластиковых коробок могут ловить в окошко лучи солнца, а вот неудачливые владельцы двух подпорок из мяса на костях должны спускаться вниз по лестнице, вдыхать ароматы грязи, мазута и других сотоварищей, слушать дребезжащие голоса менестрелей подшофе, беречь свои сумки, а потом снова подниматься вверх по лестнице. Особенно это несправедливо, когда в твой город солнце наведывается по графику, а график тот секретный. И если ты не застал солнышко, потому что шёл по подземному переходу, то сам и виноват. И правда, другие же заработали на пыхающую выхлопным газом коробчонку, а ты нет. Вот и расплачивайся за свою лень. Может хоть детей своих заставишь быть порядочными гражданами.

Порядочные граждане в парках голубей не кормят. Порядочные граждане мусор не сортируют. Порядочные граждане бездомных собак не спасают. Им некогда. Они работают. Непорядочным же, вроде вот этого гражданина, ведущего за руку свою дочь в желтом платьишке, кажется, что столько работать бессмысленно. У таких преступных элементов и телевизоров нет, и айфоны они ни разу в жизни в руках не держали, и на гироскутеры плевали. Не найдете вы этих асоциальных элементов в торговых центрах. Они знай книжки свои читают да ходят в скверик гулять. Одежду покупают только когда старая износится. Как будто не знают, что заводы производят для них постоянно и вещи, и обувь, и мебель — всё новое, красивое, пластиковое, недолговечное. А зачем долговечное, если заводу нужно новое выпускать да денежку получать? Порядочный человек купит что-нибудь, порадуется немножечко, а потом, как положено, заскучает и выбросит, а после отправится за новым. Заводу — работа, мусорщикам — работа, а человеку — сплошное удовольствие.

Мужчина в шляпе, державший за руку девочку в жёлтом платьице, вышел из подземного перехода. Вчера он получил хороший гонорар за целую неделю безвылазного труда, и теперь взял пару дней отдыха, чтобы успеть насладиться внезапно пришедшей в город весной, пока она не передумала. Шли они в единственный парк в центре города, чудом сохранившийся во время масштабных реконструкций и перестроек. Мужчина считал, что его дочь должна познакомиться с этим сокровищем и узнать, что деревья бывают не только в лесу, но и в городе, если их есть кому посадить и сберечь. Подобно многим своим сверстникам, девочка постоянно задавала вопросы: «А почему небо серое? Почему воздух такой невкусный? Почему та тётя идёт в маске? Почему дяди ездят на машинах по одному, вместе же веселее? А где тут играют? А правда, что раньше люди гуляли на улицах? А...»

Тут в юное горло девочки попало шершавое облако пыли и дыма, и пришлось ей вопросы прекратить. Но что это? Едва отец с дочерью подошли к парку, как увидели большой забор.

— Но ты обещал мне парк, папа!

— Знаю, дочка. Похоже, мы не успели. Не знаете, что здесь строят? — спросил отец спешившего мимо прохожего.

— Бизнес-центр вроде будет. А вы на экране прочитайте.

— Вот спасибо.

Чтобы даром времени не терять и здание не изучать, перед каждым важным строением — то есть таким, где никто не жил, — стоял экран с информацией про это здание. В картинках. Вот и перед забором, в том месте, где лучше всего были слышны звуки стройки, стояла доска, на которую садилась пыль и грязь. Поэтому сначала отец протёр экран чистым платком, хотя все благопорядочные граждане давно перешли на влажные салфетки, а уж потом узнал, что хотел. И сердце его вздрогнуло.

— Надо же, дочка, не бизнес-центр они будут строить, а храм. В честь древнего-предревнего бога, но сам храм новый будет, с кондиционером и парковкой.

— И автоматом, продающим мороженое?

— Только не по постным дням.

— Не хочу храм! — Девочка звонко топнула ножкой об асфальт. — Папа, пусть они перестанут!

— Ну что ж я могу, доченька?

— А помнишь, мы с тобой долго не убирались, и мама объявила забастовку? Вот и тебе нужно объявить забастовку.

Задумался отец, почесал подбородок, а затем подобрал отлетевший со стройки кусочек жести и написал на нём фломастером: «Забастовка». Уселись они с дочкой на скамейку и давай бастовать. А люди шли мимо и ничего не замечали — у всех дела, все спешат. Час бастовали они, два бастовали. Тут остановился какой-то велосипедист. Ну, велосипедисты, известное дело, народ несознательный: лишь бы за бензин, за страховку да за парковку не платить, чтобы совсем разорился город. Остановился велосипедист и спрашивает:

— Чего бастуете?

— Да вот, дочь моя хочет парк, а храм не хочет.

— Умная девочка, — похвалил велосипедист и дал ей конфетку.

— Нет, я конфет не ем, я бастую.

Пожал велосипедист плечами и сел рядом. Стали они втроём бастовать. А ведь всем известно — где транспорт, там и милиционеры. Появился милиционер и спрашивает:

— Это что у нас тут за забастовка?

— Девочка вот парк хочет, а храм не хочет. А там уже и деревья корчуют.

— А чем это вам, гражданочка, храм не угодил? Для всех, между прочим, стараемся.

— Дяденька милиционер, я гулять хочу, а там только молиться можно.

— Гулять? Гражданин, это ваша дочь?

— Моя, товарищ майор.

— Кто это её научил таким идеалам? Гулять в городе нельзя, да ещё и в будни. В будни все работают, а дети учатся в школе. Почему вы не в школе и не на работе?

— У меня выходной, а дочь ещё маленькая для школы.

— А в садик почему не ходит?

— Нам места не хватило.

— Не хватило? Значит, не заслужили. Оно и видно почему — с такими-то родителями, которым всё бы гулять.

И только хотел милиционер потребовать документы, как наши бастующие вдруг соскользнули со скамейки на асфальт, а на спинке скамейки появилась надпись: «Скамейка закрыта в связи с забастовкой». Это была очень старая лавочка, она ещё помнила те времена, когда люди, неспешно прохаживаясь по аллеям и скверам, присаживались на неё отдохнуть, пообниматься или съесть мороженое. Скучала она по тем временам, вот и решила тоже бастовать.

— Это возмутительно! — закричал милиционер и пошёл по рации вызывать подкрепление, а наши бастующие запрыгали от радости и захлопали в ладоши. «Если даже скамейка с нами, — думали они, — то мы обязательно победим».

Попробовал милиционер своими силами порядок навести, но тут и наручники его, и удостоверение, и дубинка тоже начали бастовать. Вещи, хотя они и бессловесные создания, могут обладать волей покрепче человеческой. А уж люди, увидев, что даже дубинка бунтует, стали вспоминать, что когда-то и они ходили среди деревьев, и что это было хорошо. И тоже начинали бастовать. История стихийной забастовки дошла до федеральных СМИ, которым захотелось тут же снять репортаж и пристыдить наглецов. Прилетел вертолет, и лучший репортёр страны, свесившись с нижней ступеньки верёвочной лестницы, брал интервью у девочки в ярко-желтом платьице, которую, к его удивлению, окрестили вдохновителем забастовки.

— Вы поймите, нам гулять хочется. Вы же видите, даже улицы это поняли, хотя они из асфальта. А у вас ведь мозги имеются. Вы должны понять.

Самые разные части города выражали сочувствие к бастующим и присоединялись к ним, и поэтому в администрации был собран совет. Самый экстренный за многие десятилетия. На него пришли и администраторы, и военные, и милиционеры, а ещё добавились бездомные и цыгане: улицы, по которым они шли, не бастовали. А вот предприниматели не пришли на совет, потому что их машины запротестовали, и ничего нельзя было предпринять. Под тихое бренчание гитар собравшиеся заголосили разом, что это безобразие пора прекратить, стройку завершить, а виновников наказать, да так, чтоб остальным неповадно было.

— Молчать! — гаркнул вдруг Полковник, и все вытянулись по струнке, кто по капроновой, а кто и по серебряной. — Согласно прогнозам экспертов, если забастовка будут продолжаться такими темпами, через сутки бастовать начнёт сам воздух. Это будет означать смерть всех человеческих существ в течение пяти минут. Необходимо срочно подавить протест.

И были выведены танки, и были отправлены новые вертолеты, и были снаряжены отряды солдат. И все они не сделали и шагу. Дула танков зарылись в землю, винтовки выскочили из рук солдат и вкрутились в почву, став ровными стальными грядками, вертолёты зависли в воздухе. Вокруг горстки бастующих, хотя теперь это была уже не горстка, а настоящая могучая кучка, стали бастовать все улицы и дома, и пройти мог только тот, кто поддерживал протест всем сердцем и душой.

— Похоже, что нам придется уступить.

Полковник устало смахнул пот со лба. Собрание подняло крик: администраторы трясли бумагами и сметами, военные рвали погоны, милиционеры грозили дубинками, цыгане — картами, кони топотали, а бездомные пахли. Когда же все устали кричать, то смастерили белый флаг и направились к бастующим. И город их пропустил. Девочка в жёлтом платье вышла им навстречу.

— Что, сдаётесь?

— Сдаёмся!

— Тогда велите рабочим разобрать забор и остановить стройку. Пусть убираются отсюда!

Главный администратор на ватных ногах — настоящие свои ноги он потерял, когда стал главным — отдал приказ. Забор тут же весёлым плясом ускакал, а вся техника разъехалась по гаражам. Рабочие закинули инструменты на плечи и отправились достраивать больницу на другом конце города. Толпа бастующих прокричала трёхкратное «ура!», но не разошлась.

— У вас остались ещё требования? — возмутился главный администратор.

— Ещё бы. Мы хотим парк в каждом районе. Места мы уже выбрали.

K администратору бодро подошли двенадцать жителей — по одному от каждого района — и вручили ему планы районов с отмеченными местами парков.

— Вы напишете указ сейчас же, — сказал папа девочки. — И отдадите каждому из нас копию. Если в течение года парки не будут начаты, а в течение трёх лет не закончены... Вы знаете, что будет.

Мэр сглотнул. Он сел на лавочку и написал указы.

— Ура! Мы победили! — завизжала девочка, и все остававшиеся пустились в пляс, а цыгане подыгрывали им на всём подряд.

Когда девочка в желтом платье через три года пошла в школу, то уже все дети знали, что такое гулять. Вспомнили об этом и взрослые. И только танки так и стояли, зарывшись дулами землю.