Любовь ШАЛАБАЕВА (с. Атаманово, Новокузнецкий р-он, Кемеровской обл.)

Сцена

Взмах тонких пальцев над черным роялем —

Бисером мелким рассыпались звуки.

Мощным потоком в наполненном зале

Рвутся со сцены минорные фуги.

Пульс разогнался в стремительном presto,

Капельки пота в висках пианиста.

Сцена — как способ укрыться от стресса,

Музыка — допинг сверхсильный и быстрый.

Зал опустел и пюпитр опущен,

Клавишный идол застыл истуканом.

К миру вернулась рутинная сущность:

Темп снова largo, динамика piano.

Плечи поникли, лицо постарело,

Он словно феникс — усталая птица…

Только б ему дотерпеть две недели,

Чтобы на сцене опять возродиться.

Какофония

Какофония. Резкий удар по темени.

Миллионы букв бесполезным бременем

В голове нестройно звучат симфонией.

Мешанина. Сумбур. Бардак. Дисгармония.

Гигабайты фото и словомусора

Пристают, налипают, грозят перегрузами

И, оскалясь, с экранов кричит сенсация.

Наползает, змеится, шипит информация.

Отключусь и закроюсь — бегом на улицу:

Над трубой моей хилый месяц сутулится,

Темный сад звучит шепотом бесхитростным,

Здесь легко все лишнее скинуть, вытряхнуть.

Помолчать. Занырнуть в тишину столь редкую

Да набрать за шиворот мокрыми ветками,

Резко вздрогнуть, обнять эту ночь пахучую

И найти в себе, наконец, благозвучие.

* * *

Реквием по утраченному теплу

Стал лейтмотивом этой тягучей зимы.

Всё нарочито бодрое режет слух,

Больше не тянет сбежать, разогнаться, взмыть.

Робко стучат помертвевшие ветки в стекло,

Им бы сейчас немного июля в долг,

Чтоб от корней и до самых верхушек пекло,

Чтобы уткнуться в жаркого лета подол.

Спрятавшись в вязкие дни, я стараюсь найти

В теплом домашнем плене особый смысл.

Только невыносимо сидеть взаперти,

Слышать тяжелый ход календарных чисел.

Реквием по утраченному теплу

Тихо звучит сквозь мои черно-белые дни.

Жалобно жмутся холодные ветки к стеклу,

Ждут первых звуков спасительных гимнов весны.

На другой стороне

На другой стороне мне порою спокойнее жить —

Без косметики, тонны улыбок, зарядки и спорта.

Быть самою собой, не испытывать внутренний стыд,

Не стремиться опять увеличивать зону комфорта.

В этом мире на люстрах живёт паутинная сеть,

А любимым футболкам сто лет — вот такая причуда.

Здесь я сплю до двенадцати словно усталый медведь,

И не верю в хваленую магию раннего утра.

На другой стороне я срываюсь на яростный крик,

В накопившейся злости ступаю по самому краю.

Это часть моей сущности, мой самый честный двойник,

Только я его прочь никогда не гоню. Принимаю.

Я как-то была во власти

Я как-то была во власти. В четвертой. Долго.

И вместе со всеми готовила этот конвейер

Коротких событий, фактов, сплетен и толков,

Который не так уж и нужен всем вам по идее.

Поток новостей в интернете и телепрограммы

Весь мир открывали, подчас в искаженных оттенках.

А мы ежедневно молились богу рекламы,

Он щедро давал взамен приличные деньги.

Рождались с десяток в день заголовков-пустышек,

Которыми будто бы острым крючком с наживкой

Цепляли легко, азартно и без передышки.

И было неважно — где правда, а где фальшивка.

Борьба за высокий рейтинг доходит до грани,

Мы пишем порой под диктовку самых сильнейших.

И мне уже, знаешь, даже не кажется странным,

Что схожа профессия стала с первой древнейшей.

Моя Сибирь

Моя Сибирь — капризная девчонка.

Махнет рукой и минус тридцать на неделю.

Весь мир скукожится под ледяною коркой,

Нахохлившись и сжавшись до предела.

Весна срывает зимние одежки

И холода как будто отступают.

Сибирь, надувши губы, топнув ножкой,

Рассыплет щедро снег в начале мая.

Устав от шалостей, сорвусь навечно в лето,

Где юг-старик куда гостеприимней.

Но не смогу… вернусь назло приметам!

Люблю Сибирь, надеюсь, что взаимно.

Просто живи

Успокойся, пожалуйста, просто живи.

Не ищи ускользающих призрачных смыслов,

Не лелей без конца застарелые швы,

Просто будь, сколько б дней тебе Бог не начислил.

Не зови своё детство с альбомных страниц,

Волшебство старых снимков застыло моментом.

Лучше ввысь, там, где нет перекрытых границ,

Лучше вдаль, за теплом своего континента.

Успокойся, прошу, не пытайся понять

Что там, в вечности, где завершились маршруты.

Посмотри — солнце снова вершит свой обряд,

По земле разливая багровое утро.

О принятии материнства

Отгоревать, оплакать свою свободу.

Просто принять, что больше не будет как раньше.

Новая я всегда немножко на взводе,

Радость от жизни порой с крупинками фальши.

В детских объятьях будто бы целый космос,

Бездна, в которой счастье смешалось со страхом.

Съежишься — как бы там кто не глянул косо

И не подумал, что жизнь моя белый сахар.

Галкой взъерошенной дернешься по привычке —

Вот оно небо, катайся по синей глади!

Только нельзя — в гнезде беззащитные птицы,

Мигом назад и в полете белеют пряди.

Прыгнуть волчицей, волчат приласкать подросших,

Вы мой волшебный полет и звериная сила.

Буду беречь вас вчера, сегодня и позже,

Стану высокой стеной и надежным тылом.

Вместе за горизонт, крепко сжав ладошки,

С каждой секундой от точки отсчета все дальше.

Там будет всё, что казалось таким невозможным,

Боже, спасибо, что больше не будет как раньше.

* * *

Я звучу в этом мире чуть слышно, боясь потревожить,

А другие гремят на фортиссимо мощной бравадой.

В третьих фальши открытой так много, что даже до дрожи

Пробирает от их голосов, неприветливых взглядов.

Знаю тех, кто живет как по нотам, столь ладно и гладко,

Что невольно тот ритм перенять вдруг захочешь однажды.

Есть другие — там сумрак и боль, бесконечная схватка,

Жизнь вплетается в дни тяжелейшим громоздким пассажем.

Всякий раз мы звучим в одиночку и целым оркестром.

Щедрый, добрый, завистливый, злой — каждый нужен на сцене.

И любой исполнитель (пусть даже не профи) — уместен.

Так задумано ИМ — дирижером беспечной вселенной.