Николай САМУЙЛОВ (г. Москва) ОЖИДАНИЕ

Война ... противное человеческому разуму

и всей человеческой природе событие

Л. Н. Толстой

0

9 мая 2020 года. Деревня Ключи. Пандемия

С утра на деревню пролился первый майский дождь. Отмыл и освежил её.

Я и Зина вдыхаем прохладный воздух и наслаждаемся им, и озираемся по сторонам, отыскивая приметы малой родины, слегка подзабытые за время городской изоляции.

Очищенная от грязи и пыли асфальтированная улица деревни Ключи пугает необычной пустотой. Ни сельчан, ни дачников, ни местных котов и собак, ищущих приключений на дачных участках. Никого. Только личные автомобили ютятся возле некоторых домов и напоминают о наличии здесь жизни. Следовательно, мы в Ключах не одни.

Мы только что попрощались с сыном, проводили взглядами до околицы его джип, доставивший нас из Москвы в родные пенаты, и задержались у калитки.

Минут пять стоим молча и с нескрываемым удивлением созерцаем замерший в безлюдье мир.

Весна потихоньку пленяет округу. Деревья хвалятся молодой незапылённой листвой. Нежная травка прикрыла серую после бесснежной зимы землю салатовым пледом. Солнце ещё не обжигающее, но уже ласковое, ярится над обновлённым миром и играет цветными лучиками в дождевых каплях на листьях и в лужицах на асфальте.

Безветрие. И тишина! Тоже необыкновенная — пугающая.

— Все попрятались! — сказала супруга и поёжилась, кутаясь в меховую куртку. — Как в кино про нашествие марсиан. В Москве-то жители осмелели — уже выходят на улицу. А здесь всё ещё самоизолируются…

Я приобнял Зину, и мы побрели к дому.

— Девятое мая — День Победы! — мы остановились у порога. — Сегодня же праздник!

— Да, праздник!.. А раньше… — Зина взглянула на меня: — Помнишь, Вань? Везде флаги вывешивали. На школе, на клубе, на сельсовете.

— На сельмаге, — добавляю я.

— Ага, там мужики собирались — отмечали победу. Дядя Миша на гармошке играл.

— Отмечали, — подтверждаю я. — А теперь в деревне нет ни клуба, ни сельсовета, ни школы. Школу за ненадобностью закрыли в девяностые, и кто-то арендовал её под бордель. Новые русские здесь с девочками время проводили. Потом случился пожар. Баба Лиза рассказывала, как голые мужики и девки по Ключам бегали, пока школа полыхала. А потом и магазин сгорел… по неустановленной причине. Сейчас вместо него автолавка приезжает раз в неделю. Да и отмечать праздники уже некому. Все вымерли. Детей рожать некому. Теперь Ключи не деревня, а дачный посёлок. Мы с тобой из коренных, наверное, самые старые здесь. Да и не жители уже, а сезонные поселенцы.

— Как это — самые старые! Вон баба Лиза ещё жива… или уже нет? Ей в прошлом году девяносто стукнуло.

— Да жива! Эвон бельишко сушится во дворе.

— Жива, значит.

— А ещё Валя Брасова. Ей уже под восемьдесят. И ещё Старикова Нина…

— Вася Петькин…

— Похоронили Ваську. Прошлой осенью. Мы уехали в октябре, а он в ноябре и умер.

— Да? Не слышал…

— Сходим на кладбище, поищем могилку и своих родителей навестим. А сегодня — День Победы, Ваня! Телевизор настроишь, концерт посмотрим. Парад-то отменили. Пандемия, будь она неладна! Но концерт должен быть.

— Настрою. Но сперва сумки нужно разобрать и дом в жилой вид привести.

— Приведём, Ваня, приведём! — Зинаида ткнулась мне в грудь. — Нам бы только не заболеть! В Москве-то нас дети на улицу не пускали, берегли. А в Ключах самим придётся сохраняться.

— К лету всё образуется. А пока — держим оборону от соседей и непрошеных посетителей, да и сами в гости не напрашиваемся.

30 мая 2020 года. Деревня Ключи. Пандемия

Дом быстро обзавёлся уютом, благодаря Зинаиде.

Я достал из сарая инструменты — лопату и вилы «торнадо» — и взрыхлил огород.

Участок засеяли картошкой, луком, кабачками и патиссонами. В парнике высадили огурцы, перцы и помидоры. Погода благоприятствовала.

Совсем незаметно прошёл май. Наступило лето.

Периодически скашиваю триммером траву вокруг дома и окучиваю картошку. Сорняки не заставляют себя ждать — теперь их время. Боремся с ними и с пандемией.

Короче, дачный сезон продолжается и нас не балует.

Лето 2020 года. Деревня Ключи. Пандемия

24 июня посмотрели-таки по телевизору долгожданный парад Победы 2020 года.

Военная мощь страны успокаивает. Настроение поднялось…

А если подумать, то не очень…

Сила-то у нас есть. Терпения бы хватило выслушивать ретивых заграничных «партнёров». Всё грозят нам из-за бугра. Даже прибалты. Раньше из общей чашки кормились, а теперь русский язык и наше соседство поперёк горла им стало. Прямо-таки крыловские Моськи — всё лают на слона…

Приехавшие на побывку соседи притащили с собой внуков. И мы с Зиной заскучали по своим. Старший Роман окончил первый курс института и дистанционно осваивает практику по специальности.

Интересно, как это? Практика — дистанционно!?

Младший Саша тоже дистанционно перешёл во второй класс.

Невестка наотрез отказалась от деревенских каникул для детей. Заявила, что мы по возрасту и состоянию здоровья находимся в «зоне риска». Опасные мы для внуков. Или они для нас? «Вам с нами лучше не контактировать!» — сказала она, и мы с мая на неопределённое время остаёмся в сельской изоляции. Примерно до октября.

Посёлок Семёновку, что в двух километрах от Ключей, мы с Зиной, конечно же, навещаем. Обзавелись масками, перчатками, гигиеническими салфетками и ходим тратить свои пенсии. Покупаем еду и необходимые для бытия вещи.

С соседом Александром контактируем через забор — через сетку-рабицу и беседуем с ним дистанционно о погоде. Про нашу стариковскую жизнь, про молодёжь, про войну и про события, что творятся в мире. Вспомнили и помянули тех, кто сложил свои головы на полях брани. И не только во время Великой Отечественной, но и в других последующих войнах и конфликтах.

Вспомнили и тех, кто участвовал в развале империи с названием Советский Союз. И то, что вследствие этого «исторического события» уже погибло немало наших соотечественников, родившихся после войны. И что теперь мы окружены недоброжелателями и явными противниками в лице стран бывшего соцлагеря. И, пуще того, в лице бывших союзных республик. Обсудили события на Украине. С тревогой следим за Белоруссией. По телевизору нам показывают оппозиционеров, которые с нескрываемой ненавистью говорят о нас, о русских, как о врагах, о недочеловеках. Нам обидно слушать и переваривать всё это...

Сентябрь 2020 года. Деревня Ключи. Пандемия

Сосед Александр старше меня года на три. А мне в этом году 75 стукнет — ровесник Победы. Так что беседовали мы с ним часто, по-стариковски неспешно, иногда допоздна.

Он как-то сказал, что наше поколение, рождённое сразу после войны, не сильно пострадало от последовавших в послевоенное время международных и внутренних конфликтов и катаклизмов.

— Наши дети и внуки — да, участвовали. Детишкам досталось! Афганистан, Африка, Чечня, а теперь ещё и Сирия. А мы обошлись без кровопролития. Я имею в виду наших ровесников. Ты ведь не был на локальных войнах?

— Нет, Саша, на войнах не был! Боженька Марс не удостоил меня вниманием. Но однажды чуть было не зацепил своим копьём.

— Чуть-чуть — не считается! — улыбнулся Александр. — А ты расскажи!..

Меня, конечно, внутренне двигало к исповедованию, и я коротко изложил ему свою историю, имевшую место в моей памяти.

Для вас, уважаемые читатели, подробнее…

Но будьте уверены, история — правдива. Разве что имена героев забылись и незначительные факты затёрлись в стариковской памяти.

Сто процентов

В судьбе нет случайностей;

человек скорее создаёт,

нежели встречает свою судьбу

Л. Н. Толстой

1

Случилась данная история давно. Она одна из немногих, что всплывают вдруг из небытия и тут же уходят в него. Потом приходится сожалеть, что не записал или не рассказал её друзьям.

Время добросовестно стирает подробности происходивших с нами событий, но память — удивительная способность, данная природой живым существам — иногда выводит её носителей на еле заметный маячок, затерявшийся на давно пройденном фарватере Леты, по которому автор истории однажды проплывёт, не оставив заметного следа, да и забудет всё пережитое за человеческий век…

Насчёт следов во времени и пространстве я немного утрирую, ибо имею в виду лишь себя и супругу. После меня и Зинаиды останутся вспоминания родных и близких. Скорее всего — ненадолго... Да вот домик в Ключах и могилка на местном кладбище, когда канем в небытие…

Иные, до того, как вошли в воды Леты, наследили в миру основательно, на разных территориях планеты. В память им возведены памятники, в музеях влекут к себе зрителей полотна написанных ими картин-шедевров, в библиотеках ждут читателей тома нетленных творений; да и сами они оставили о себе память — построенное на века будет напоминать о зодчих нам, простым жителям этого мира. О них — приятные воспоминания. Они их заслужили, заработали, завоевали…

А ещё мы хорошо помним особей в человеческом облике, инициировавших начала бунтов, революций, войн, приведших к гибели миллионов людей; тех, кто создавал империи, и тех, кто их разрушал...

Короче, мы о них много чего знаем, помним их дела, узнаём абрисы их лиц на плакатах, на обложках книг, на значках, медалях, купюрах и монетах. Мы их любим или ненавидим. Но всех помним! Ибо расставленные по планете маячки вольно или невольно — напоминают. Да и время не хочет предавать их забвению.

«Ну, помним, помним! — воскликнет иной слушатель или читатель, — Чего уж там! Давай, сказывай свою историю!»

2

Случилась она в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. А сейчас — две тысячи двадцатый. Значит, пятьдесят пять лет тому назад.

В декабре шестьдесят четвёртого года меня призвали в армию, в военно-строительные войска. Следует напомнить, что в те времена в мире было сложно — гонка вооружений в странах с противостоящими строями творилась нешуточная. Советский Союз и Соединённые Штаты Америки вели своего рода соревнование: кто больше построит и поставит на боевое дежурство установок с баллистическими ракетами. Такими закрытыми и засекреченными точками к этому времени мы с американцами покрыли полмира. Военная мощь держав росла, останавливаться в созидании разрушительной силы никто не хотел. И мы строили. Не знаю, как там вели себя американцы, но наше стремление к превосходству в военном плане было налицо. Страна приносила в жертву благосостояние всего народа. Жили мы в то время совсем не богато. Впрочем, и сейчас не числимся в крезах.

Но мы не хотели проигрывать соревнование. И не хотели воевать. Ни с кем. Поэтому строили одновременно и щит, и меч. Как бы странно это ни звучало, но самым оснащённым технически и самым многочисленным по укомплектованности личным составом родом войск был тогда стройбат.

Мои одноклассники, рождённые в послевоенные годы, почти все попали служить на военные стройки. Мы создавали наступательные и оборонительные пояса. Внедрялись в глубину гор и степей. Осваивали безлюдный север и непроходимую тайгу.

Я оказался в Сибири в стройбате на целых три года: последний призыв в армию с трёхлетним сроком службы. Призыв шестьдесят пятого был уже двухлетним. А сейчас его сократили до года.

Стройбат — тоже армия. И служба здесь также начинается с учебки.

Декабрь и январь — первые месяцы моей службы — прошли быстро и интересно. Строевая подготовка, шагистика, отход-подход, отдание чести и прочие премудрости усваивались легко. Марш-бросок на пять километров при двадцатиградусном морозе. Утренняя гимнастика раздетым по пояс и обтирание снегом. Было жутко увлекательно и казалось, что данному тренингу будущих «супер-воинов» не будет конца.

Однако нас призвали в стройбат. И наша служба заключалась в создании объектов для размещения, хранения и использования современного оружия.

И мы начали работать.

Вместо боевого оружия нам доверили привычную для нас гражданскую технику и инструменты. Шанцевый: лом и лопата. Строительные: мастерки, шпатели, кисти для покраски поверхностей, топоры, молотки. Строительная техника: тачки, самосвалы, бульдозеры, экскаваторы, подъёмные краны…

Государство не жалело денег на приобретение и применение по потребности всего этого. Оно надеялось на нас, на молодых мальчишек, ещё не изведавших солёного пота и кровавых мозолей на руках, только что оторванных от домашнего уюта и родительского попечения.

Стройбат — это коллектив военнослужащих, созданный для возведения объектов путём изнурительного труда — механизированного и ручного. Кто не знает, я напомню. Основными девизами этого рода войск были и остаются выражения: «Бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай!» и «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор».

Короче, не всем доверяли водить самосвал или управлять экскаватором. Большинству достались лом и лопата.

Попотел и я, выгружая быстро остывающий бетон из вагонетки в опалубку будущего фундамента.

После очередного спурта по опорожнению прибывшей на строительную площадку тары с замерзающим бетоном положен перекур.

Однажды, вытерев со лба пот, я прислонился спиной к холодной каменной стене...

С воспалением лёгких лечился в госпитале больше месяца. По заключению врачей к работам на холоде был временно не пригоден. О комиссии из армии речь не шла. И меня определили на службу в качестве дневального в казарме нашей роты. А потом просто избавились от нетрудоспособной единицы — направили на учёбу в школу сержантов. В наших войсках она называлась «школа бригадиров».

3

И снова учёба. Та же строевая подготовка и марш-броски. И утренняя гимнастика — раздетыми по пояс, но уже без морозов и без снега. В Сибирь пришла весна. В марте стало тепло. В закрытом от мира городе Энске стремительно таял снег.

Кроме шагистики нас усиленно готовили руководить бригадами строителей, которые мы примем после окончания школы. Кроме этого показали, чем отличается мастерок для штукатурных работ от мастерка для кладки кирпича под цементный раствор. Нас водили на экскурсии по строительным площадкам, где квалифицированные штукатуры, каменщики, арматурщики, бетонщики, маляры в деталях показывали, как осуществляется процесс созидания. Иногда давали мазнуть кистью с краской по бетону или метнуть на неоштукатуренную кирпичную стену раствор с мастерка. Получалось не сразу. После умилённого созерцания за виртуозной работой электросварщиков у всей группы курсантов из-за пойманных «зайчиков» образовалась «куриная слепота», которая некоторое время мешала изучать учебные пособия и была первым приобретённым за время учёбы опытом в строительном деле.

В выходные дни нас снаряжали в патруль по городу, где мы должны были обнаруживать и задерживать солдат из воинских частей, ушедших в самоволку.

Не помню, чтобы мы кого-то задерживали. Но возле общежития швейной фабрики по пошиву форменного обмундирования, где мы чаще всего несли патрульную службу, будущих бригадиров, страдающих без женской ласки, бродило немало. Знакомые лица попадались часто.

Нет, лично я в женское общежитие не забредал. Я с сокурсниками Сергеем Ломовым и Борисом Харамишвили навещали кинотеатр. Я там впервые посмотрел «Крепостную актрису» и «Иду на грозу». А ещё «Гамлета» с Иннокентием Смоктуновским…

В городе существовал и активно функционировал драматический театр. Командование воинских частей изредка выводило личный состав вверенных им подразделений на просмотр опер и оперетт, поставленных местными творческими коллективами или привезённых из Красноярска, Омска, Ленинграда и из Москвы.

Лично для меня театр стал открытием и погружением в необыкновенное чудо, с которым не расстаюсь и живу в нём до сих пор.

Курс обучения в школе бригадиров был рассчитан на три месяца.

Время летело. Скоротечность данной составной части материального мира чаще всего радует солдата, думающего о дембеле. Однако первый год службы только начинался, и заглядывать за временной горизонт не хотелось. Лично я об этом не думал. Думал о маме, писал ей письма, успокаивал короткими рассказами о службе, о которой писать правду было запрещено. Мы давали подписку о неразглашении тайны. И я восторженно врал, что жив и здоров (о воспалении ни слова), и всё у меня хорошо.

Однажды, когда на улице ярилось апрельское солнце, а деревья радовали глаз нежной салатовой листвой, кто-то из старшин сверхсрочников, исполнявших обязанности командиров взводов, на утреннем построении личного состава выдал на-гора сообщение о якобы «вероятном перепрофилировании нашей школы в военное учебное подразделение, которое в течение трёх-четырёх последующих месяцев станет готовить курсантов к участию в войне во Вьетнаме». Позже данную информацию подтвердил командир роты (школы бригадиров) капитан Озеров.

Следует напомнить, что в те годы на территории нынешнего Вьетнама существовало два государства — Демократическая республика Вьетнам, активно строившая социализм, и Южный Вьетнам, оккупированный войсками Соединённых Штатов Америки. Народ юга страны вёл кровопролитную освободительную войну с американскими оккупантами. Конечно же, при активной помощи ДРВ. Китайская народная республика и Советский Союз не оставались в стороне и помогали Вьетнаму как личным составом, так и технически. СССР поставлял оружие и специалистов из числа опытных офицеров для обучения вьетнамцев воевать, применяя при этом современную военную технику. Не исключалась возможность введения в страну и живой силы. Но об этом СМИ в нашей стране народ не информировали.

Средства массовой информации освещали вьетнамские события как освободительную войну народа юга страны с оснащёнными современным оружием империалистами. О том, что в этом участвуют технические средства и специалисты из СССР, можно было только догадываться.

И вот нам объявили…

Ко всему прочему старшина добавил, что перепрофилироваться будет не весь личный состав, а только те бойцы, которые напишут рапорт о переводе из школы бригадиров в боевое учебное подразделение, назначенное для дальнейшего использования в военном конфликте за рубежом. То есть старшина с серьёзной миной на заслуживающем доверия облике заявил, что «желающие повоевать с оголтелыми капиталистами за свободу бедного народа южного Вьетнама могут в течение недели хорошенько подумать и решить для себя лично вопрос о переводе». Для этого «хорошо подумавшие и решившиеся» должны написать рапорт на имя командира части, в составе которой и состояла школа бригадиров.

4

Старшина закончил шокирующее курсантов объявление, прислушался к тишине, возникшей на плацу в пронзённом лучами яркого утреннего солнца, но ещё прохладном после ночи пространстве и негромко добавил:

«Рота, вольно! Разойдись! Через пятнадцать минут приём пищи, а далее — по распорядку!»

После завтрака согласно расписанию мы должны были рассредоточиться по учебным классам для прослушивания лекций по технике безопасности при ведении строительных работ, а также по теории и практике руководства коллективами строителей на строительных площадках.

Пятнадцать минут свободного времени для солдата — кладезь. За это время мы успевали заправить койки, умыться, почистить зубы, надраить ваксой кирзачи, отполировать асидолом медную со звездой бляху на ремне, подшить белой материей воротничок гимнастёрки, погладить галифе, написать письмо на родину и так далее. Ну мало ли какие дела возникают у солдата первогодка. После подъёма и утренней зарядки по команде взводного старшины или командира роты капитана Озерова мы быстренько рассредоточивались по казармам и приступали реализовывать эти минуты с пользой делу.

Но на этот раз школа численностью в строевую роту по казармам не разбежалась. Она на несколько мгновений остолбенела, а потом начала медленно распадаться на составные части, то есть на кучки, которые организуются в мужских коллективах по разным причинам. Я, Иван Соколов, и мои новые товарищи Серёга Ломов и Борька Харамишвили сошлись на почве любви к кино и чтению книг. Ну, в общем, тянуло нас собираться вместе в свободное время, даже несмотря на то, что в самом начале нас распределили в разные строевые отделения и занимались мы в разных аудиториях.

Главным и самым авторитетным в группе был Серёга. Призывался из Мурманска, до призыва успел поработать на атомном ледоколе «Ленин». Начитанный, умный собеседник, умеющий дружить и очень рассудительный.

— Ну? — коротко спросил Ломов меня и Борьку.

— Я напишу рапорт, — не задумываясь, ответил Харамишвили. — Вань, поможешь. У меня с русским языком — не очень.

— Помогу.

— А ты? — Ломов положил руку мне на плечо.

— А я подумаю. У нас есть неделя.

— Правильно. И ты, Боря, не спеши и тоже подумай.

— Обязательно подумаю. Но рапорт напишу сегодня.

С этого момента у нас потекло иное время, которое называют ожиданием.

Ожидание.

Ну, сами подумайте, нам, девятнадцатилетним пацанам (в те времена призывали в армию с девятнадцати), попавшим по воле тревожного времени и руководства великой державы на службу в стройбат, где солдат за три года не держал в руках никакого боевого оружия, совершенно неожиданно предложили перепрофилироваться и пойти на войну.

Что такое война, мы, конечно же, знали, и не только по фильмам и книгам, но и по рассказам отцов, старших братьев. Война была в памяти народа. Всего-то минуло двадцать лет после её окончания. Моя мама, пережившая с бабушкой оккупацию в деревне Ключи, видевшая воочию озверевших фашистов, рвущихся к Москве с октября 1941-го года по февраль 1942-го, провожая меня на службу, причитала: «Лишь бы не было войны!»

Я слышал её рассказы об этом времени. А лично мы — наше поколение, родившиеся в сорок пятом и сорок шестом — пережили трудности, проявившиеся в стране после войны. Трудно нам всем жилось.

Мы не дети войны, мы её пасынки…

Да что там говорить! Ребятам, призванным в армию из разных уголков СССР, предлагали изведать то, что пережили наши родители за четыре года Великой Отечественной на фронтах и в тылу.

Наша школа численностью в роту — четыре взвода по сорок человек — состояла из представителей всех национальностей, проживающих в СССР. Только в нашем строевом отделении (десять человек) было четверо русских, грузин, латыш, казах и три украинца.

На первом же занятии по ТБ строевое отделение аккуратно записывало в тетради лекцию преподавателя — гражданского инженера-строителя. При этом стояла тишина, удивившая лектора, который вовсе не требовал конспектировать его тезисы, надёрганные из учебного пособия. Но мы писали. Писали и переписывали короткий текст рапорта, состоявший из просьбы военного строителя командиру военно-строительной часть о направлении…

«Командиру воинской части…

Рапорт

Я, курсант школы бригадиров военных строителей рядовой Соколов И.П., прошу Вас перевести меня в учебное подразделение для обучения военной специальности в целях дальнейшего использования в качестве боевой единицы в освободительной борьбе от ига американской оккупации дружественного нам народа республики Южный Вьетнам.

Подпись: рядовой Соколов И.П.

Дата…»

Первый рапорт рядового Соколова примерно такого содержания был исполнен на обычном тетрадном листке в клеточку. Сослуживцы, подсматривая и списывая друг у друга наиболее удачные тексты, дружно терзали тетради с конспектами лекций.

Поток документов сосредоточивался у командиров взводов. Через два дня кто-то из старшин принёс в казарму пачку нарезанной бумаги формата А-4 и образец «правильного» рапорта. Школа бригадиров мигом растащила листы, и в течение недели возвращала их с изложенным по образцу текстом. Кроме этого взводные старшины провели с нами беседы, нацеленные на «обдумывание каждым солдатом своих намерений при принятии важного решения».

— Вы проситесь не на курорт. На войну! Подумайте о родителях, о близких, о девушках, которые вас ждут. На войне — убивают!.. Домой вернутся не все…

Предупреждение командиров, уверенных в серьёзности проводимого в школе мероприятия, касающегося перепрофилирования, конечно же, затронуло умы пацанов, и многие, переписав рапорта начисто, до последнего мгновения не спешили отдавать их командирам. Разум не покидал наши головы. Серёжка Ломов авторитетно заявил, что здоровье его мамы не должно подвергаться стрессу от героического порыва сына, и даже от его интернационального и в какой-то степени патриотического рвения быть первым на войне, которую не мы начали, и не наша она вообще…

Однако свой рапорт он написал и хранил в кармане гимнастёрки. Я последовал его примеру. Потому что был в душе интернационалистом и патриотом, но у меня на родине осталась мама, которая ждала возвращения сына.

Неделя, предназначенная для «обдумывания и принятия решения» прошла быстро.

Заканчивался апрель, приближались майские праздники.

В последнее воскресенье апреля после завтрака рота собралась на плацу для получения от командиров увольнительных в город и «маршрутных карточек» для патрулирования районов, где сосредоточены часто посещаемые военнослужащими культурно-массовые объекты: кафе, рестораны, кино и, разумеется, места массового появления лиц женского пола — в основном возле женских общежитий.

Командир роты в сопровождении взводных старшин как всегда появился с голубой папкой, в которой хранились увольнительные и маршрутки. Примерно половина роты через полчаса покинет расположение школы и до восьми часов вечера будет наслаждаться свободой.

Нашей троице светило попасть в патруль. Ибо мы зарекомендовали себя на этом поприще с положительной стороны. Командиры за три месяца учёбы изучили наши приоритеты и для личного спокойствия и нашего желания не нарушали их течение во времени и пространстве.

Капитан Озеров подождал, пока старшины дадут команды личному составу на построение, выслушал их доклады о готовности подразделений к получению разнарядки на патруль и увольнительных, и, выдержав паузу для создания атмосферы торжественности, сказал:

— Товарищи солдаты! Сегодня будет решён вопрос о перепрофилировании нашего подразделения. Неделю тому назад желающим было предложено написать рапорта о переводе из школы бригадиров в учебное боевое подразделение для получения военной специальности и подготовки к ведению военных действий на территории зарубежного государства — во Вьетнаме. Неделя заканчивается. Командиры взводов доложили мне о собранных у них письменных просьбах в форме рапорта на имя командира части. Информация об этом доложена начальнику военного строительного управления генерал-майору Штефану. Через двадцать минут генерал прибудет в расположение школы бригадиров. А пока можете расслабиться. Можете принять окончательное решение — забрать написанный рапорт и тем самым отказаться от перевода в новую учебку. Или наоборот, можете предоставить рапорт. Это касается тех, кто ещё продолжает думать и сомневаться. В вашем распоряжении двадцать минут. Начальник строительного Управления и командование нашей части будут здесь в восемь тридцать.

Мне показалось, что командир роты взволнован не меньше нашего. Курсанты, обычно шумливые и разговорчивые, в ожидании увольнения в город сегодня снова вели себя тихо.

— Вольно! — подал капитан команду и, обратившись к взводным, добавил: — Принесите из казармы тумбочку. Рапорта личного состава положите на неё. Я в штаб. Командир первого взвода, остаёшься старшим. Увидишь генерала и командование части, подашь команду на построение. Но я постараюсь подойти раньше… Личному составу не расходиться…

5

Тумбочку принесли из казармы и установили в центре плаца. Командиры взводов выложили на ней пачки рапортов. Чтобы листки не разлетались от шустрого весеннего ветерка, один из старшин достал из тумбочки изрядно потрёпанный том романа А. Дюма «Три мушкетёра» и положил сверху.

Трудно описать душевное состояние, в котором я пребывал в то тёплое апрельское утро. Я вспомнил — это было двадцать пятое число, последнее воскресенье месяца.

Команда была: не расходиться. И мы оставались в строю, переговаривались. Выяснилось, что из десяти человек нашего строевого отделения лишь я и рядовой Василенко не подали рапорта на перевод. Буря мыслей, состоящая из сомнения и нахлынувшего невесть откуда стыда, встревожила меня. Я, наверное, покраснел. Сокурсник рядовой Василенко родом из города Львова пунцово рдел рядом.

Командиры взводов собрались возле пожарного щита и дружно смолили дешёвые без фильтров сигареты. На шевелящиеся колоны взводов они внимания не обращали. Они что-то бурно обсуждали.

Решение пришло неожиданно. Я расстегнул карман гимнастёрки и извлёк из него мой рапорт. Потом вышел из строя и трусцой подбежал к тумбочке.

Александр Дюма авторитетным весом растрёпанного тома придавил все мои сомнения. Я с неописуемой лёгкостью вздохнул и уже спокойным шагом вернулся в строй. По пути мне встретился с рапортом в руке Василенко. Из колонны соседнего взвода уверенной походкой вышел Серёжа Ломов. Потом ещё несколько человек повторили наш манёвр.

Вернувшийся в строй Василенко подошёл ко мне. «Спасибо!» — шепнул он и пожал мне руку.

Когда сомневающиеся иссякли, личный состав роты притих и встал по стойке «смирно». Без команды.

Старшины выбросили недокуренные сигареты в урну и вернулись к «Трём мушкетёрам».

Вся школа наблюдала, как командиры неспешно раскладывают рапорта по взводам, сверяя со списками личного состава. Потом, не скрывая этого от нас, добавляют к стопкам свои рапорта. Затем командир первого взвода с волнением негромко произносит:

— Сто шестьдесят четыре — сто процентов!..

Нет, аплодисментов не последовало. А вот напряжённая тишина стала как будто тяжелее. Я услышал, как бьётся моё сердце. Не спеша, но громко…

И мама шепнула мне сверху: «Лишь бы не было войны, сынок!..»

— Рота смирно! — командир первого взвода скороговоркой доложил вернувшемуся на плац капитану Озерову о готовности личного состава.

Потом из-за здания казармы появился генерал-майор Штефан в сопровождении группы старших офицеров. И капитан, взглянув на замершую в утренней тишине роту, не повторяя команды «смирно», чётко повернулся к ним, сделал несколько шагов навстречу и громко доложил генералу о наличии и готовности личного состава к встрече с руководством Управления.

Возле тумбочки генерал остановился и, продолжая держать правую руку у виска, громко поприветствовал нас:

— Здравствуйте, товарищи военные строители!

— Здравия желаем, товарищ генерал-майор!

Нас учили строем приветствовать старших по званию, и рота ответила достойно.

— Поздравляю вас с наступающими майскими праздниками!

Генерал не стал уточнять названия майских праздников, но мы, будьте уверены, ответили, как положено.

— Ура!!! Ура!!! Ура!!!

— Вольно!

Командир роты продублировал для нас последнюю команду.

А генерал подошёл к тумбочке и улыбнулся.

— Значит, товарищ капитан, готовите своих мушкетёров к свершению подвигов на полях брани?

Командир роты секунду помедлил, потом указал на стопку рапортов.

— Так точно, товарищ генерал! Личный состав изъявил желание!..

— И сколько здесь желаний попасть на войну?

Ротный посмотрел на старшин. Командир первого взвода ответил:

— Сто шестьдесят четыре, товарищ генерал-майор!

— Сто шестьдесят пять! — уточнил капитан и вложил под Дюма свой рапорт.

— Значит, все! Вместе с командирами!

Генерал хлопнул ладонью по «Трём мушкетёрам» и медленно пошёл к нам, к замершим в оцепенении в четырёх колоннах повзводно, по сорок человек в каждой, мальчишкам.

Он прошёл вдоль строя, вглядываясь в наши лица, словно знакомясь с нами, и одновременно прощаясь навсегда. Смуглый молдаванин невысокого роста, худощавый, повидавший за свою жизнь немало, судя по наградным колодкам на кителе, повоевавший на фронтах Великой Отечественной войны.

Он вернулся к тумбочке, снял фуражку, обнажив поседевшую голову и сказал, стрельнув в нас огромными чёрными цыганскими глазами:

— Спасибо, товарищи военные строители! За проявленный патриотизм и интернационализм! При первой возможности я доложу о вас министру обороны СССР. Однако нам в данное время нужны военные строители. И вы, как низовое звено руководящего состава… Нам нужны бригадиры! Во Вьетнаме будут воевать другие, уже подготовленные бойцы. Ещё раз — спасибо!.. Ваши рапорта мы передадим в архив Управления. А сейчас я, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР и от его имени подпишу приказ о награждении личного состава школы бригадиров юбилейными медалями «20 лет победы в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.» Эти награды получат все действующие военнослужащие. Но вы получите их первыми в нашем Управлении. Заслужили!

Кто-то из штабных офицеров принёс папку, в которую поместили наши рапорты.

Генерал отдал честь роте, и группа офицеров во главе с ним удалилась из поля нашего зрения.

Школа бригадиров молчала. Я помню эту мирную для нас тишину.

Ощущения, что нас обманули, или кто-то нечаянно пошутил с нами, не было. Сожаления о не случившейся для нас войне — тоже. Лично во мне что-то ёкнуло, и я, удовлетворённый сообщением генерала, внутренне успокоился.

Я тогда вернулся с войны.

С войны, которой для меня и для ста процентов сверстников тысяча девятьсот сорок пятого года рождения от Рождества Христова, не было...

Нет! Она была! Внутри каждого из нас. И мы — все сто процентов личного состава школы бригадиров — её выиграли!

Мы изъявили желание и победили.

И мы все вернулись домой живыми.

Капитан Озеров принёс разнарядки с маршрутками для патруля и увольнительными, и приготовился к их раздаче. В это же время возле тумбочки появился высокий и совершенно седой подполковник. Он был в группе, сопровождавшей генерала Штефана.

— Сынки, — сказал подполковник, — приостанавливая действия ротного командира. — Я на минутку! Я от себя лично!

То, что происходило потом, меня, да и остальных курсантов, тронуло до глубины души.

Подполковник опустился на колени на влажный от утренней росы асфальт, снял фуражку, совершенно неожиданно для нас перекрестился и склонил перед строем седую голову.

— Спасибо, сынки! От меня лично и от моего сына Ивана, погибшего в Берлине девятого мая сорок пятого года в день победы! Ему было, как и вам — девятнадцать… Спасибо, сынки! Спасибо!.. Не дай вам Бог попасть на войну! Лучше живите!.. А от меня и сына Ивана — спасибо!.. Спасибо!!! Спасибо!!!

6

В праздничные дни курсантов школы бригадиров задействовали по полной программе. Патрулирование, оцепление и сопровождение демонстрационных колонн, прохождение парадным строем по центральной площади города Энска вместе с колоннами связистов, летчиков и ракетчиков. Так что я был участником парада в городе Энске, посвящённого Дню Победы 1965 года…

А после парада и праздничного обеда (нас угощали вкусными котлетами из свинины и настоящим коровьим молоком с булочками, посыпанными маком) командир роты капитан Озеров на школьном плацу объявил нам Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении всего личного состава вооружённых сил страны памятными медалями «20 лет победы в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.»

Медали и именные удостоверения к ним командиры взводов вручали курсантам в торжественной обстановке: без бравурного туша, но с вполне уверенным утверждением каждого из нас служить Советскому Союзу.

Это была моя первая награда.

За тридцать лет службы в милиции на моём кителе появились и другие награды. Но эта — первая!.. Можно сказать — «боевая».

Одновременно был зачитан приказ начальника строительного Управления генерал-майора Штефана о присвоении курсантам школы бригадиров звания младший сержант.

И в званиях я преуспел. На пенсион вышел в майорах милиции…

Да-да! Я — мент!.. Не военный, но всё же!..

А потом нас отпустили в увольнение до двадцати двух часов.

Перед выходом в город мы успели поменять на кителях погоны рядовых на сержантские, получить у кассира причитающиеся нам деньги в сумме три рубля восемьдесят копеек, надраить кирзачи гуталином и пройти фейс-контроль у старшины. При этом командиры рекомендовали надеть медали и не пропивать денежное довольствие.

«Лучше угостите лимонадом знакомых девушек», — сказал взводный, вручая мне увольнительную.

Наша тройка просто гуляла по городу. Мы ели мороженое, пили лимонад. Глазели на витрины магазинов, где дебильного вида манекены соблазняли нас штатской одеждой. Но до штатского обмундирования было далеко, и мы просто глазели.

Потом, как-то само собой получилось, мы познакомились со студентками медучилища. Мы снова ели мороженое и пили лимонад…

Симпатичная якутка опьянила меня своими раскосыми глазищами и увела из компании. Мы некоторое время гуляли одни. Потом я предложил ей выпить шампанского. Она согласилась и пригласила к себе домой…

Впрочем, это совсем другая история. Она требует отдельного рассказа…

Десятого мая нас распределили по воинским частям.

За время дальнейшей службы я поработал в должностях: бригадира, командира взвода и техника в автороте.

Прослужив ровно три года, демобилизовался.

В Ключах меня встретила мама — несказанно счастливая, что её сын вернулся домой — живым и здоровым…

Ожидание

(продолжение)

00

1 октября 2020 года. Деревня Ключи. Пандемия

Я рассказал эту историю соседу Александру. Коротко рассказал. Но, надеюсь, смысла истории не упустил.

Сосед грустно вздохнул:

— Да, Ваня, сплотить и воспитать такую великую страну был огромный многолетний труд для вождей, для партии и правительства. А развалить её и превратить в разноязыкое сборище пожирающих самих себя вурдалаков — низменное мгновение для властолюбивых индивидов в вечности бытия. Погубили такую державу!.. И она как-то быстро канула в небытие. А ведь мы, советские люди, любили и уважали друг друга, а сейчас?

— А сейчас — лишь слышим вой соседей, готовых унизить нас, уничтожить и насладиться этим процессом!

— И этот вой всё ближе и громче… Как-то тревожно становится! Раньше такого не было!..

— Да ладно, Саша! Порычат и перестанут! Просто мы этих вурдалаков ещё как следует не пугали! Военные парады по телевизору не зря показывают. Пусть думают, на кого лают! Всё будет хорошо! Лишь бы не было войны!.. А о прошлых временах лично я думаю по-разному… Армия оставила добрые воспоминания. Ведь мы в шестьдесят пятом так и не вступили в полномасштабную битву с империалистами на территории Южного Вьетнама… Видимо, в кулуарах нашего правительства витала мысль помочь несчастному народу этой страны живой силой. Но не всем она пришлась по душе. Выходит, что мы, курсанты школы бригадиров, целую неделю обитали на этом свете в режиме ожидания — между приказами «в ружьё» и «отбой». Технически наша страна помогала. Военспецами — тоже. На международном уровне боролись за мир и дружбу. Но прямого столкновения тогда не произошло. И во Вьетнаме победа была практически наша. С нашей помощью. А вот в семьдесят девятом совершили ошибку — ввели войска в Афганистан. И людей погубили, и войну проиграли… Я намедни копался в старых бумагах и нашёл записную книжку с адресами сослуживцев.

Извлекаю из кармана потрёпанный раритет.

— Здесь они у меня записаны: Ломов из Мурманска, Харамишвили из Кутаиси, Василенко из Львова, Джанибеков из Алма-Аты, Круминьш из Риги... Поначалу переписывались, а потом позабыли друг дружку. Может написать бывшим сослуживцам и спросить их мнение о нашем нынешнем времени?

— А ты, Иван, лучше рассказ напиши и опубликуй его. Кто-нибудь из бывших сослуживцев прочтёт и отзовётся. Если ещё живы, не забыли русский язык и сохранили в своих архивах твой адрес…

Я почувствовал, что во мне снова включился «режим ожидания». Тот самый, что мы, военные строители из школы бригадиров, пережили в апреле 1965 года.

Он, похоже, никуда не исчезал всё это время. Он со мной, с нами, с русскими, с советскими мужиками, которые не хотят войны, но в кармане каждого из нас можно найти рапорт о готовности защитить себя, родных и своих друзей. О готовности сохранить наш общий мир!..

Гарантия — сто процентов!

000

3 октября 2020 года. Деревня Ключи. День рождения Сергея Есенина. Пандемия

В конце сентября события в Белоруссии пошли на спад, но тут же возник кровопролитный конфликт в Нагорном Карабахе. Теперь воюют Армения и Азербайджан.

Наши ребята воюют!..

Внуки моих сверстников, моих сослуживцев по школе бригадиров убивают друг друга!..

Звонил сын Григорий. Нашего старшего внука Романа приглашали в военкомат. Прошёл медкомиссию. Поставили на учёт как призывника. Предупредили — в случае прерывания учёбы в институте призовут служить родине…

Ну, это — нормально...

4 октября 2020 года

Киргизия. Смута после выборов парламента.

Скоро выборы в Молдове.

А в Нагорном Карабахе идёт настоящая война…

5 октября 2020 года. День учителя. Пандемия ужесточается

У внуков продлили каникулы.

Мы с Зиной в Ключах…

Похоже, в столицу нас перевезут не скоро. Спасает бабье лето. На улице тепло и в нашем домике — тоже…

20 октября 2020 года. День рождения Никиты Михалкова. Пандемия

Сидим в Ключах.

Сегодня утром посмотрел новости по телику. Герои ежедневных ток-шоу бурно обсуждают обстановку в стране и в мире. Настроение испортилось от их словоблудия и возникающей при этом душевной пустоты.

А «соседи» и «партнёры» из-за рубежа как-то уж настойчиво напрашиваются на конфликт. Похоже, не понимают, что это будет не Вьетнам и не Афганистан. Это будет всемирный катаклизм.

Спасибо президенту! Не поддаётся на провокации…

Достал записную книжку с адресами сослуживцев по школе бригадиров. Отыскал шариковую ручку и тетрадку в клеточку с Сашкиными каракулями. Прошлым летом внук практиковался — готовился к школе...

Сижу, думаю, что написать. Письма друзьям, рассказ о давно минувших событиях, или рапорт… на войну?

Режим ожидания в любую минуту может закончиться.