ЮРИЙ САВЧЕНКО (г. Белгород)

«Мазками свинцовых белил…»

* * *

К облачным прядям и полосам,

Сердце вербуя в подьячие,

Горлиц волнующим голосом

Лето восходит горячее.

Веком судьба не закончена,

Хоть в его вареве бешеном

То ли чернил переборщено,

То ли белил недомешано,

То ль это солнце балуется,

Словно звезда переменная,

То ли шеренгою в улицу

Встали планеты затменные,

Только быстрей стали стариться

Дни от полудня до вечера.

Жизнь моя, тихая старица,

Дивным закатом замечена.

И не смутят отражённого

Сполохи туч огнестрелые,

Ни воскрыление чёрного,

Ни обречённое белое.

* * *

В высях белый перистый вымах,

И на ветру губа солона.

Чернозёмов неистощимых

Необозримая сторона.

Ничего не прибавить больше,

И завершить нельзя ничего.

Жизнь как будто немного дольше,

Может, на сколько-то лет всего.

Может быть, и не надо много —

Ни переполнить, ни отмотать.

Жить с землёю не одиноко —

Тем ли, что всю не перепахать?

Просто видеть, пылать касаньем...

Ну, а как заступом спину рвать —

Отодвинешь ли созерцаньем

Правды и силы простую стать?

Это тело землёю станет —

Да ведь оно-то и так земля.

Облак ясный зарёю занят.

Делом понятным займусь и я.

* * *

То ли гром гремит, послушай, —

К нам, или опять в обход?

Кошка смотрит, щурит уши,

В дом, однако, не идёт.

Эх, как видно, сухо вёдро,

Долог до ночи полив.

Ветер пугало за бёдра

Треплет, остов заголив.

То-то смеху, то-то крику —

У пернатых буйный час:

Роем пробуют клубнику

И на вишню пялят глаз.

Ягод пугалу не жалко —

Знает точно: хватит всем.

Подпоясалось скакалкой, —

Есть проблемы? Нет проблем!

* * *

Могучий зной владеет садом.

Глаза, подобные лампадам,

Таращат вишни из листвы,

Глубокой ленью повиты,

Лишь тень удерживая взглядом.

Вторая половина дня.

В часах, по кругу семеня,

Игла стальная время шьёт,

И вижу, кажется, вот-вот —

И времени уже не надо,

И сад, и зной всё будут рядом,

Как в сон, вошедшие в меня...

В ЗАМКЕ́ ВОПЛОЩЕНИЙ

Жить как живётся, будто ни при чём

Ни Свет Фавора, ни Восстанье в Силе.

В который раз поплачем и умрём,

Начав опять с того, на чём остыли:

Улиткой липкой клеиться к былью,

На идолов косясь в полупоклоне;

Для гордости — детей, доход в семью,

И к утешенью — слава, связи, брони...

Опять могилы пышный антураж,

Слеза свечи, скорбящая икона,

И важный поп, и суетливый паж,

И дым кадил, и дух одеколона.

* * *

Вспыхнувший ветер пространство прожёг

Песней июля последней.

По небу гонит иссохший восток

Белых гусей и медведей.

Жёлтой травы полувзмах, полувздох.

Жилы ветвей в буераке

Мётлами-тенями гонят песок,

Будто лисицу собаки.

Всё убегает, и время видней

Выжженным бьётся прибоем.

Напоминая безумных коней,

Вороны пляшут над полем.

Взвей меня, поле, как плевел простой,

Сделайся, ветер, опорой,

Детскую память версту за верстой

Вытяни поземью скорой,

Чтобы над нею, как Божья блесна,

Солнце летело, и чтобы

Не было боли и не было сна

В мире печали и злобы,

Чтобы невнятною стала молва,

Незатворёнными двери,

Чтоб понимающая голова

Все отпустила потери,

Чтобы над временем, стёртым в песок,

С песнею, лучшей на свете,

Гнал выкипающий зноем восток

Белых гусей и медведей.

ОДА СМЕРТИ

Художник Осень крепкими мазками

Сплеча мертвит пространства полотно,

И как принять, что в этой пёстрой драме

Зачатье новое заключено?

Иссякли соки зарослей зелёных.

Вода бура в безжизненных затонах.

Теплом неверным сердце холодит.

Свет на листвы злачёных медальонах

Как седина, пленяет — и разит.

Природа смерть рисует понарошку

И разделить её дарует с ней.

Ей закопать или родить картошку —

Что нас порой: ни легче, ни трудней.

Она являет, пестует и губит, —

Без смерти воскресения не будет:

Мгновенье плоти — гибели звено.

Но этой сказке с вороном на дубе

Какое возрожденье суждено!

Умри же с ней, страдалец увяданья,

Спиши печаль, как шелест золотой!

Она в цене не знает состраданья,

Что ей припрятанный червонец твой!?

Она проста, заслуженным не блещет,

Несёт в костёр скопившиеся вещи,

Оправы — безопасность тучных дней.

И ты отдай, лишь не спеши быть хлеще,

Умри в законе истины твоей,

И страсть, что из привязанности к жизни

Страшился утерять, скрепя карман,

И мысль, что выручала, — только свистни! —

Сочти предметом права на обман.

Ты знал! — но медлил вовремя очнуться —

И неизменно рад был обмануться,

Свидетелем поэта приводил...

Лишь мёрзлых луж надтреснутые блюдца

Печалили в ответ, лишая сил.

На то и осень. Грубыми мазками

Она этюд подталкивает к раме.

Ещё не поздно замереть внутри,

Чтобы открыть: дары приходят сами.

Как для греха, для привязи умри.

Ведь смерти нет. Есть только страх потери.

И только страх воскреснуть не даёт.

Доверься истине, а не одной лишь вере, —

Что в смерти жизнь, а не наоборот.

* * *

Пусть время не возьмёт врасплох,

И плоть узнает срок,

Когда соседский пустобрёх

Притихнет на денёк.

Пусть дальше буду и не я —

Лишь имя и трава,

Коль жизнь нехитрая моя —

Молитва, не молва.

Пусть, высоки, в ночи звенят

Октавы комаров,

И сосен повзрослевших сад

Пусть говорит без слов.

Пусть будет лёгкою земля,

И тих последний кров.

Пусть небо смотрит на меня

Очами Гончих Псов.

* * *

Я от Тебя ничего не просил,

Жизнь как аванс  или в долг принимая.

Только сияла Твоя Мастерская

Символом неосмысляемых Сил.

Ветер нужды погонял на Земле

Сорванный лист и корабль в океане;

План вдохновенный, как ложное знамя,

Рвал из руки, сея клочья во мгле.

В Путь наставляет любой проводник:

Жест недобра или странный попутчик.

Самой короткой, прямой, наилучшей

Может быть даже дорога в тупик.

Сколько кружил, сколько сорвано жил!

Всё недосвязано, зыбко, убого.

Это ли не наставление Бога?

Что ж ещё нужно, что б я попросил?..

КУРГАН

Времени снег засыпает старинные наши курганы —

Знаки отечества предков, предтечи земных пирамид.

Только всё так же закаты встают, величаво-багряны,

Напоминая неверным, что небом никто не забыт,

Не устранится никто от природного права Господня

Жаловать нас красотой и в муку́ разбивать жерновом,

Или всех тяжких отмерить, почти отпуская поводья,

Чтоб покаянного сына принять воротившимся в дом.

Кто дозволения просит пуститься по воле Закона,

Если Закон эту волю в свободное сердце вложил?

Тайны его, как курганы, безмолвны со времени оно,

Обозначая пути, как сплетенья натруженных жил.

Юною пенною кровью от сердца гонимы в скитанья,

Чёрной уставшей рекою к нему ворочаемся вспять.

Что же без жажды-нужды, без прозренья и без покаянья

Сможем, к порогу припав, сокровенно ему рассказать?

То ли о том, что, страдая, искали сгореть и забыться,

Свистом рассеять смятенье и смолкнуть на илистом дне?

То ли о том, что тропою над сказочным озером Рица

Плакали сладко, вздыхая, и счастливы были вполне?

Или, покойно и строго расставив и то и другое

Равно на те расстоянья, где видно их лучше всего,

Проще услышать, что скажет биение сердца живое,

Долго молчавшего камнем, курганом пути твоего?

* * *

Дятел на дереве дырку долбил,

Весело зыркая сверху.

Осень мазками свинцовых белил

Зиму звала на примерку.

Небо готово — готова земля,

Хоть и обман от теплыни:

Клин запоздалый, к полудню руля,

Смолкнул в проветренной сини.

Мы остаёмся, а значит, живём —

Хоть вопреки, но бесспорно!

Дятел осенний в берете своём

Бьёт делово и задорно.