Dixi

Архив



Олег САФОНОВ (г. Новокузнецк, Кемеровской обл.) ТОНКИЙ БАЛАНС     

Сафонов 

Печь дачного домика никак не разгоралась. Сухие щепки, занявшись от бумаги, вспыхивали, как веселье после первых рюмок, появлялась надежда, но сыроватые поленья быстро тушили не успевшее окрепнуть пламя. И как будто даже не черт, а сама его теща засела в печной трубе, выгоняя хвостом сизый дым в промерзшую комнату.

«Везет как субботнему утопленнику — баню топить не надо», — злился Вакулин, растирая большой грязной рукой едкие слезы по крупному лицу. Он уже, наверное, минут десять дул на дрова, вкладываясь в каждый выдох как в хороший удар, словно пытался выжать из широкой груди даже тот глоток Родины, который получил при первом крике в роддоме.

«Что толку мучиться с таким… деревом, — мелькала в голове подлая мыслишка. — Скорее геморрой вылезет, чем оно возьмется».

Но когда он, хлопнув себя по лбу, сбегал в гараж за старым насосом от резиновой лодки, так называемой «лягушкой», дело наконец пошло. Не успевший до ноября высохнуть карагач, который спилили возле их многоэтажки, и который Вакулин втихаря шустренько покидал в свой автомобильный прицеп, перестав шипеть, затрещал весело, по-доброму.

«Ну вот, — улыбнулся Вакулин в первый раз за день, — теперь не пропадем!» И громко, как будто жена была рядом, сказал не без самодовольства: «Да таких как я, Елена Сергеевна, еще поискать».

Затем он как-то неоправданно быстро нарисовал себе умильную картинку: блики пламени на рубленых отпотевших стенах, кипящий чайник, пыхтящая в кастрюле греча с остатком тушенки, телевизор, где что-нибудь про Украину... Опять же сосед — не съезжающий круглый год пенсионер-спортсмен, который всегда приходит вовремя, когда уже все на столе, готовый вкрутить по стопочке и посетовать, что лыжи в последние два года плохо скользят по темному снегу, а также порассуждать совместно, что надо сваливать, и что уже давно бы свалили туда, где настоящая жизнь, но все жены на одно лицо…

Однако левый угол сарайчика, на который он так рассчитывал, не оправдывал ожиданий. С каждым ударом заступа настроение Вакулина стремительно менялось. Из-под лопаты вылетали мусор, угольная крошка, остатки ветоши, но настоящего угля не было. Вернее, он был. Вакулин знал, что дачный поселок, как и вся окрестная котловина, располагался на угольных пластах, вот только конкретно для него, коренного туземца, от этого сейчас было мало толку.

«Надо ехать в «Альпы» да побыстрее», — подумал он, отшвырнув лопату.

Собственно, другого выхода не было. Возвращаться домой после очередного скандала он не собирался, по крайней мере, в ближайшее время.

«Ведь что бесит, — негодовал он, прокручивая в памяти утренние сцены, — как свет отрубили, и стало понятно, что за неуплату, так засуетились дорогая жена и мама ее: как наш холодильник, курица, масло? Володя, пойди посмотри… Володя, сделай что-нибудь».

И тихо так сидели, пока искал откинутый провод. А как подключился, через пять минут началось: «Вот ведь Кузнецовы новую машину в кредит взяли, Семеновы за путевку платят, летом за границу собираются». Потом, вздыхая, со шпилькой: «Живут же люди, кредиты им дают. Нам-то кто даст? У нас электричество отключают…» И эта, старый парторг, туда же: «Эх, молодежь, да как бы вы жили, не будь моих грядок!»

Действительно, сорок лет уже Володя! Все делает что-нибудь, не сидит сложа руки… Снова вспомнилась последняя работа. Конечно, там приходилось пахать, чтобы хоть что-то получать при сдельщине, однако где сейчас легко? Конечно, в элитном автосалоне не дай бог при техобслуживании сделать мелкую царапину, да ведь он уже давно знал повсеместную практику — возмещать убытки из кошелька простого работяги. Поначалу сильно напрягали натыканные повсюду видеокамеры, но только в первые две недели. Даже контролеры в белых рубашках перестали вызывать раздражение, словно привычный гнус в тайге, который со временем и не замечаешь. А уволился он, как сам теперь понимал, из-за глупости.

При трудоустройстве ему впаривали тему про корпоративную этику. Ну, что вроде все здесь одна семья, в которой директор — строгий отец, все вносят свою лепту в процветание выдающегося японского брэнда, что теперь его, Вакулина, судьба, карьерный рост, жизненный уровень зависят от того, как удачно он вольется в эту семью. Он тогда кивал головой, ухмыляясь про себя. Но (так видно устроен человек) все-таки надеялся, что мизерная доля правды есть в этих словах.

Правда превзошла все ожидания. Директор в то утро сильно нервничал. Впрочем, он всегда нервничал, когда ждали хозяина. Представитель другого мира наезжал из Москвы редко, их, механиков, конечно, не замечал, но с директором разговаривал. Угораздило же Вакулина выйти подышать в специально отведенное место как раз во время такого разговора. Хозяин, моложавый поджарый субъект, любил велоспорт, обожал бультерьеров, а потому совмещал приятное с полезным. Ездил на своем фэтбайке[1] по специально для такого случая расчищенной от машин территории автосалона, прогуливая мускулистого пса. Тот покорно семенил рядом, то и дело вскидывая преданную морду в ожидании подачки. Но хозяин уделял ему мало внимания, обсуждая интересующие его вопросы с директором, бежавшим по другую сторону. Вакулину вспомнилось давно забытое слово из студенческого прошлого — оптимизация. Три в одном — свое здоровье, здоровье собаки и производственное совещание. Он зло усмехнулся, стиснув губы, переводя взгляд с бегущего директора на понурых мужиков, опустивших глаза: «Опытный руководитель, кандидат наук, сибиряк, в конце концов. За среднюю зарплату жителя столицы!» Дальше и сам не понял, как пошел наперерез этой набирающей скорость компании. Хозяину пришлось резко затормозить; соскакивая, он зацепил ногой велосипед, который грохнулся на асфальт. Вакулин, как ни в чем ни бывало, пошел дальше. Он все же добился своего. Его заметили!

Теперь, уже никем не замечаемый, с тоской смотрел он в гудящие горы, которые выросли пару лет назад перед дачным поселком. Поначалу некоторые даже радовались, думали, что Макеевку сроют и второпях прописались, рассчитывая на предварительное равное по цене возмещение. Но горообразование внезапно остановилось совсем недалеко от крайних заборов, и разрез[2] пошел в другую сторону. Сейчас отвалы, на которые из низких надорванных ветром туч сыпалась белая крупа, действительно напоминали заснеженные Альпы. На самом верху крутило и заволакивало. Серая мгла ползла по склонам, спускаясь все ближе к возвышавшейся на окраине словно швейцарское шале красивой двухэтажной даче с резными наличниками, которая была бесконечно большой любовью дяди Вани. Вот уж точно, любовь до гроба. Он строил свое шале всю жизнь в перерывах между подземными сменами, а как доделал, тут же и прибрался счастливый. Родственники сразу кинулись продавать, заломив совсем неприличную цену, мотивируя тем, что дом крайний, рядом с озером, опять же хозяин сам строил, с душой, дощечка к дощечке. Когда появился разрез, понятно, опомнились, но поезд ушел.

И глядя на одинокий, никому теперь не нужный дом, на котором он сам когда-то помогал укладывать черепицу, вспоминая обширное, до горизонта кладбище, где хоронили старого шахтера, Вакулин вновь подумал о заначке. Эти деньги, остаток с хороших времен, когда он еще молодой в компании друзей гонял на продажу машины с Дальнего Востока, Вакулин берег как слабый огонек надежды, храня их в тайне даже от жены. На первое время хватит, чтобы пристроиться в Москве и начать вкалывать. Но он ведь знал, что не уедет. Было то, что цепляло за сердце и удерживало сильнее, чем неодимовый магнит, притормаживающий счетчик на даче. Белая челка, синие смешливые глаза, ямочки на щечках. Поздний ребенок, единственная дочь! Единственный человек, который искренне ждет его домой.

Похолодало. Вакулин, поеживаясь, направился к своему, как он его называл, «Икс пятому». Закинул в багажник корытце, короткую лопатку, и жигуленок пятой модели, шумно захрипев, дребезжа всеми частями железного тела, крепко побитого местными дорогами, бойко двинулся в сторону еле различимых в снежном сумраке гор. Путь в «Альпы» шел в объезд, по шоссе. Здесь ехать было несложно. Правда, обочина терялась в поземке, но Вакулин держал ближе к середине, заранее легко расходясь с немногочисленными в такую погоду машинами. Когда же он свернул на технологическую дорогу, где приходилось обруливать припорошенные снегом ямы, ему потребовался весь его водительский опыт. В одном месте он все-таки поймал нехорошую выбоину, но старый «Петя» не дрогнул и двигался дальше.

«Хорошо, я ему лонжероны[3] проварил, иначе вылетел бы сейчас через гнилое дно, — с удовлетворением подумал Вакулин. — А так скорее уж мои позвонки развалятся».

Поясница, действительно, все чаще напоминала о себе. Возможно, застудился в свое время на ремонтах, ползая под грузовиками, да и вообще, всю жизнь ведь приходится таскать на своем горбу.

Наконец он приблизился к месту охоты, хотя собственно на охоту его промысел походил мало. «Падальщик, высматривающий свою добычу», — часто иронизировал над собой Вакулин. Две повадки шныряющих здесь самосвалов способствовали успеху мероприятия. Они всегда шли с перегрузом, и на большой по меркам дороги скорости. Потому иногда с них сыпался уголек. Крохи, но Вакулину хватало. Сейчас он зорко следил за большегрузами, разворачиваясь вслед за ними, держась на расстоянии, осматривал обочину и время от времени открывал багажник. Понятно, что подобное маневрирование при плохой видимости опасно, но он и не в таких условиях рулил. Вот в Забайкалье, где перед лобовым стеклом из тумана неожиданно появлялись лесовозы, вернее, их груженные кругляком мотающиеся на тросах прицепы, все выглядело гораздо хуже.

«Сегодня не везет. И до утра, пожалуй, не хватит», — переживал Вакулин, падая на хвост особо разогнавшейся Скании. Но постепенно глаза его заблестели. Он заранее почувствовал ошибку водителя. Здесь следовало держать правее, а не мчаться по центру, где через полкилометра большая яма. Грузовик ее, конечно, проглотит, тряхнув как следует шофера. Ничего, переживет! Зато с кузова обязательно посыплется. Вдруг Скания резко подалась в сторону. Видимо, сидящий за рулем в последний момент опомнился.

«Глупость, — мелькнуло в голове у Вакулина. — Как же можно на такой скорости, под горку груженый…» В подтверждение его мыслей перегруженная машина пошла неровно, явно не слушаясь своего хозяина, и, в конце концов, заскрипев тормозами, поползла в снег, к глубокому кювету. Вакулин, открыв рот, ожидал грохота, но сорокатонная махина, выйдя правым бортом на кромку рва, накренилась под каким-то совсем острым углом и окончательно остановилась, зависнув самым непостижимым образом.

Первой мыслью Вакулина было выскочить помочь водителю. Да тот выпрыгнул из кабины еще быстрее его, сунул в посиневшие губы сигарету и трясущимися руками шарил по карманам в поисках спичек. Вакулин поднес зажигалку. Помолчали.

— Задумался, блин, — начал молодой еще худощавый парень.

— Ничего, с кем не бывает, — ободрил Вакулин.

— Да всю неделю в голове одна забота, — словно оправдывался подрагивающий от пережитого шофер. — Жена второго собралась рожать, в двушке с родителями тесно. Ипотеку хотим брать. Посчитали — двадцать тысяч на житье остается. А случись чего? Ну вот как сейчас, например.

Вакулин знал по собственному опыту, что в такие минуты человеку хочется выговориться, но у него были свои планы, и он перевел разговор.

— Ты зачем так гнал?

— Так ведь ходки надо рвать, график, иначе самого порвут, премия опять же…

И с опаской посмотрев на застывшую в начальной стадии прыжка машину, спросил с надеждой:

— Как думаешь, вытянут?

— Вытянут, — убежденно ответил Вакулин. — Повезло тебе. Сам жив-здоров, и машина цела.

Затем спросил посветлевшего водителя:

— Связь есть? А то здесь не везде берет.

Парень полез в кабину за телефоном, затем утвердительно кивнул, набирая номер.

Вакулин поспешил к своему «Пете», еще раз окинув взглядом неудавшийся кадр остросюжетного фильма. Он знал, что не вытянут. Школьный курс физики. Слишком сместился сейчас вправо и вверх у этой машины центр тяжести. Опусти из него вертикаль, наверняка пройдет через правые колеса. Полегчавший левый борт еще удерживал от опрокидывания. Но это был тонкий баланс. «По сути, — умствовал Вакулин, — система сейчас находится в состоянии неустойчивого равновесия, и достаточно небольшого смещения, чтобы она рухнула к чертовой матери. А значит, ему нужно успеть мотануться на дачу, взять прицеп и приехать к тому моменту, когда трактор дернет и опрокинет грузовик. Тогда у него будет немного времени, чтобы ударно проработать лопатой».

Радостным рыком отвечал «Петя» своему хозяину, с воодушевлением давившему на газ. Вакулин улыбался второй раз за день. Шутка ли — целый прицеп угля! И не того угля, что раздают по соцзащитам, а отборного, идущего на экспорт. Тем более, что бензин, который он насливал еще на позапрошлой работе, подходил к концу, и дальнейшие поездки за халявным угольком станут нерентабельными. К тому же разрез наверняка скоро выставит на дороге кордоны, чтобы такие как он умники там не ошивались.

Вообще, с каждым годом кордонов становилось все больше, а денег на жизнь все меньше. Правильно говорил пенсионер-спортсмен: «Скоро всех нас, Володенька, оцифруют. Для нашей же пользы. Богатый-то народ, он ведь сам разберется, как ему жить, а богатеющий, по данным нашей статистики, надо держать под плотным контролем. Вот соберешься на даче у себя шашлычок забаламутить, а тебя уже и щелкнули с пожарного дрона!»

И опять Вакулину вспомнились нескончаемые потоки грузовых машин и вагонов, идущих с лесом в Поднебесную. Сам он дальше трассы не был, но знающие люди рассказывали, что в тайге возле Байкала дружественной нам нации как мурашей. Растущие как метастазы «санитарные вырубки» даже из космоса видно. Спутниковый мониторинг, высокотехнологичный контроль.

«Метет хорошо, завтра снегоуборщикам работа, — отметил Вакулин, выезжая на совершенно уже пустое шоссе. — В такую погоду встрянешь и будешь покрышки жечь, пока не заровняет, или пешком через поля».

Действительно, похоже, небо спускалось на землю, совершенно безвозмездно покрывая извечную черноту промышленного края белой благодатью. Потемнело, хотя до настоящих сумерек оставалось, наверное, около часа. Вакулин даже снизил скорость и все чаще подумывал о бренности бытия. Ладно бы еще сорваться с высокой скалы в Средиземное море на каком-нибудь Бентли. Красиво жил, красиво погиб! А так сгинешь тут, что скажут? Жил в грязи, возле отвалов, там и копыта отбросил по дурости.

Дальше дорога подкинула ему совсем психоделическую картину. Справа по борту из снегопада выплыла красивая как видение девушка в норковом полушубке, без шапки, с растрепанными, покрытыми белыми пушинками волосами, в сапогах на высоком каблуке. Дама, держась за переднюю стойку породистой немецкой машины, делала комические попытки вытолкнуть иномарку из заснеженной придорожной канавы. БМВ икс пятый рычал как обозленный бульдог, все больше вгрызаясь в снег, но видно было, что тяги ему немного не хватает.

«Накаркал, — выругался Вакулин, сдавая назад. — Надо помочь. Здесь в ложбине от мобильника мало толку».

Кивнув водителю, лицо которого показалось ему знакомым, привычным движением зацепил потертый, не раз проверенный трос и стал напрягать железного друга. «Петя» шлифовал колесами и рвался как проворовавшийся кот, которого схватили за хвост. Запахло гарью. «Сцепление поджег», — с болью подумал Вакулин. Он хотел уже бросить всю затею, но вдруг почувствовал, что дело сделано. БМВ, ощутив, что ему помогает не девочка на шпильках, а старый добрый советский автомобиль, уперся всей своей германской статью и выпрыгнул на асфальт.

Облегченно вздохнув, Вакулин вышел из машины и теперь узнал водителя, который улыбался ему со своим неповторимым прищуром:

— Вовка Вакула, ты, что ли?

— Ха! Саня Счастливый. Знал бы, что такой фрукт в снегу, не полез бы выручать. Вроде опытный перегонщик, на хорошей умной тачке, как ты с дороги-то съехал?

— Да с такой женщиной, — он кивнул головой на нырнувшую уже в салон действительно понравившуюся Вакулину девушку, — и себя потеряешь, и напрямик через поля махнешь.

— Недаром тебя всегда называли Счастливый… Но ты же вроде эмигрировал из города. Я думал, что ты в Москве.

— Нет, в Москве жилье точно не купишь. А гастарбайтером на старость лет нет желания… Я в Питере квартиру приобрел.

— Хорошо живешь. Чем занимаешься? — спросил Вакулин, с завистью поглядывая на новенький БМВ.

— Да все то же. Машины бэушные гоняю в Сибирь на продажу теперь из Москвы.

— Как так? Живешь в Питере, а машины из Москвы?

— В том весь и фокус. Питерцы так сильно не двигаются в цене, а москвичи скидывают, не раздумывая, и часто тачки продают почти новые. К тому же добраться до белокаменной из Питера никаких проблем. Это у вас здесь на поездку в столицу целый год копить надо.

— Вообще, Вова, — прибавил Счастливый, — зря ты тогда не уехал, когда кризис начался. Кому ты здесь нужен? А там, в Европе, таких как ты еще поискать.

Вакулин сглотнул. Повисла неловкая пауза, только ветер жалобно смеялся в отработавших свое, уснувших полях.

— Ладно, Вова, будь здоров, — протянул руку Счастливый уже без улыбки. — Если что, звони, телефон не менял.

Сумерки наступили раньше обычного. «Может, оно и к лучшему для такого дела», — думал Вакулин, возвращаясь с пустым пока прицепом на технологическую дорогу. Он успел как раз вовремя. Видел издали, как двое цепляли стальной канат к безнадежной машине, о чем-то совещались, похоже, не без матов, видел, вернее, чувствовал обреченность их жестов. И тут он поразился внезапной отчетливой мысли: «Как гиена, ждущая смерти своей добычи!» Ждать пришлось недолго. Трактор вздрогнул, трос натянулся, Скания дернулась в судороге и… вопреки всем законам физики выехала на обочину.

Вернулся Вакулин уже в полной темноте. Повозился с печью, закинул весь уголь, который лежал в углу на дне корытца, и, пока протапливалось, пошел в гараж обжигать проволочки. Очищенный от оплетки провод в пунктах приема принимается дороже. На сигареты хватит. Глядя, как догорает последняя проволока, Вакулин скривился в последней на сегодня улыбке, затем вытолкнул застрявший в горле ком и захохотал так, что, наверное, сосед-пенсионер через улицу проснулся. Вдруг он успокоился и сказал громко, приказывая самому себе: «Все. В столицу, Владимир Вакулин! Как говорится, сколько ни болела — умерла. А белую челку через год-другой, может быть, с собой заберешь, и, конечно, маму ее».

Вакулин долго не мог уснуть, потом как провалился. Снилось ему, что он мчится в Москву на грузовике через снежные сияющие ослепительным блеском просторы. Торопится, зная, что остался один. Последние люди вчера покинули эту огромную пустынную землю. Печка в кабине не работает, холод кусает за ноги. Машина на неровной дороге рвется из рук, кренится и хочет опрокинуться в бездонный кювет. И бегут за ним широким морем, ощерив желтые рты, сузив в злобном ожидании глаза, пришедшие из жестоких южных степей гиены.



[1] Фэтба́йк (англ. fatbike от fat — «толстый») — разновидность горного велосипеда на толстых покрышках.

[2] Разрез угольный — горное предприятие, предназначенное для разработки месторождения по добыче угля открытым способом

[3] Лонжерон — основной силовой элемент конструкции автомобиля.

 
html counter