Dixi

Архив



Гала БРАМБОРИ (г.Минск Республика Беларусь) БОЖОК                                                                                                                        1     

 

Павел Божков, или, как мы его зовем, Божок – мой друг, я время от времени бываю у него. Живет он в небольшой, забытой богом и людьми деревне, можно сказать, в лесу. Он уехал туда жить после десяти лет сумасбродной, невероятно насыщенной жизни в столице. Так случилось, что ему вдруг опостылело все на свете.

Он пресытился удовольствиями, клубами, барами, разуверился в деловых партнерах, в верности женщин. Надоело ему решительно все, и он, несмотря на налаженное дело и хороший доход, решил уехать и поселиться в деревне. Близость столицы не стала определяющим фактором, позволившим цивилизации облагородить сие место. А мы, впервые приехав к Пашке в гости, прозвали место, где он поселился, Тьмутараканью. Хочу вам сказать, что оно полностью соответствовало своему названию. В некогда большой деревне сейчас было от силы пару десятков жилых домов, в которых по большей части обитали одни старики.

 

Первое время наш друг никого не хотел ни видеть, ни слышать, и мы терпеливо сносили его скверный нрав, когда более стойкие из нас изредка ездили к нему на недельку-другую. Все же мы были его друзья и любили его, несмотря на все его причуды. Понемногу те из нас, кто не был сильно к нему привязан или же общался с ним из-за выгод, которые сулила близость с человеком, имеющим деньги и связи, стали считать его чудаком и перестали приезжать. Остались только самые стойкие из нас – такие, как я или как Алекс, да еще верный компаньон в бизнесе Серега Самойлов. Со временем Пашка стал мягче,  его вспышки гневливости поутихли. Он даже разрешил Сереге привезти ему телефон, чтобы быть все время на связи.

Приезжали мы к Божку обычно на выходные. Если я ехал один, то добирался к нему на электричке, а затем шел лесной дорогой десять километров к деревне. Пашкин дом был старым, но ухоженным и очень мне нравился. Вы должны знать такие дома, они строятся основательно, на века и являются собственностью одной семьи очень долгое время. В таких домах ничего не меняется, в них не бывает запустения, мебель в них добротная, старинная, а стены годами украшают одни и те же ковры, со временем обветшавшие и утратившие буйство красок. Даже сейчас, в своей неухоженности дом сохранял уютный вид, который обычно отличает жилища, принадлежащие одним и тем же людям. Я был очарован этим домом. А уж Алекс, наш непризнанный поэт, в один из первых приездов сюда даже нарифмоплетил стихотворный рассказ о доме. Воскресным утром он с пафосом и трагизмом в голосе зачитал нам свое произведение:

Заброшен,

Позабыт

Тот старый дом,

Стоит в немой печали,

Глазами окон грустными прохожих провожая,

Ждет не дождется он,

Когда в тиши

Знакомый звук шагов хозяев прозвучит.

Увы,

Хозяев нет!

Они давно забыли

Про дом, даривший им всего себя.

Стареет, покрываясь паутиной

Чердак,

И дверь скрипит от сквозняка.

Дорога пыльная

К воротам дома вся

Полынью поросла,

И горечью пропитан воздух жаркий.

И днем и ночью,      

В полдень ли слепящее-яркий,

В ненастье ли

Готов тот дом

Ну, хоть кого-то встретить лаской и теплом.

Мы замолчали, думая каждый о своем, и вдруг в этой тишине ощутили еле слышное дуновение ветерка, а затем услышали скрип половиц, как будто кто-то прошел по комнате.

– Вот, слышите? – с напряжением в голосе сказал Алекс. – Это дом отозвался на стихотворение…

– Давайте уже завтракать, фантазеры хреновы. Картофель испекся и остывает. – Серегин бас  вырвал нас из плена задумчивости и развеял очарование момента.

– Ты всегда был засранцем, прагматик чертов. Нет в тебе романтики, Серый. – Алекс вздохнул, а затем хитро подмигнул мне и Пашке. – Но согласись, что я единственный, кто может претендовать на роль мозгового центра нашей компании.

Его последние слова утонули в нашем гоготе. Вспомнилось то, что Серега когда-то назвал Алекса «мой доктор Ватсон».

Вот так или примерно так проходили наши встречи. Эдакие романтические бредни, перемежаемые попойками и философскими рассуждениями о бренности жизни, а еще и нашими совместными попытками вернуть Пашку в лоно столичной жизни. Но все было тщетно. Он радовался каждый раз, когда мы приезжали к нему, но было также заметно, что наш друг был не в меньшем восторге, когда снова оставался в одиночестве и предавался размышлениям.

Так и пролетел этот непростой год его добровольного затворничества.

Весна на редкость удалась деятельной. Серега, получив Пашкино одобрение и тщательно законспектировав все ценные указания, окунулся с головою в реализацию их совместного нового проекта. К тому же, зимой он женился, а молодая жена никак не одобряла его поездок с такими разгильдяями, как мы. Алекса наконец-то признали, и сейчас он пропадал за границей, читая лекции в университетах загнивающей Европы.

А я? Что я? Накопив небольшой капитал, рассорившись с боссом и высказав ему все, что думаю о нем и его способностях вести дела, я решил несколько месяцев пожить у Божка в его Тьмутаракани. Серега помог перевезти вещи, а через неделю, покончив со всеми формальностями, я и сам отправился в свое невольное заточение.

Десять километров – это не двадцать, но когда у тебя за спиною рюкзак со всякой «мелочишкой», не очень-то и быстро будешь шагать. Вот и я уже где-то через пять километров стал чаще делать остановки для отдыха. Солнце пекло нещадно. Я тупо шагал, уставившись на дорогу, и только изредка осматривался, привлеченный каким-либо шумом. Вот и долгожданный поворот на деревню. Здесь дорога немного виляла и шла вверх. Впереди я увидел девушку. Стройная фигурка, сарафан в мелкий цветочек. Она шагала босиком, подол сарафана покачивался в такт ходьбе и не скрывал стройных ног.

– Девушка, подождите!

Я прибавил скорости, но она даже не оглянулась. Я припустил еще быстрее и грохнулся.

– Говорила же мне мама завязывать шнурки покрепче, – пробурчал я себе под нос.

– Девушка-а-а!

На этот раз она меня услышала и оглянулась. Приветливо махнула рукой и исчезла… Я в изумлении смотрел на дорогу впереди. Стало неуютно, казалось – кто-то таращится из лесу в спину. Я поежился, посмотрел на часы… Непонятно, каким образом я потратил на ту же дорогу в два раза больше времени. В деревню я вошел совсем измученным, меня согревали лишь мысли о прохладе Пашкиного дома, вкусном ужине и отдыхе.

Мечты всегда остаются мечтами. Я застал Божка сидящим на кухне, одетым в теплый махровый халат, в шерстяных носках, и, в довершение ко всему, шею его укутывал шарф.

– Ну, здрасьте вам, – я бросил рюкзак на пол и зло уставился на Пашку. – Другого времени не нашел, чтобы болеть?

– А сарказма-то сколько, – просипел мой друг, и от звука его голоса я сразу остыл.

В общем, о своем видении я рассказал Пашке только через четыре дня, когда он уже был более или менее в форме. Он долго сидел с задумчивым видом, потом серьезно посмотрел на меня и уже хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Больше я к этой теме не возвращался.

Наше совместное житье-бытье было необременительным для нас обоих. Я целыми днями пропадал в поисках красивых пейзажей для зарисовок, а Божок проводил время дома. Но я стал замечать, что за то время, что мы не виделись, Пашка сильно изменился, стал еще большим букой. Он то замолкал надолго, то что-то про себя бормотал и убегал к себе наверх в кабинет. Поначалу мне пришла в голову мысль, что он в конце концов одумался и строит планы о возвращении в столицу, к делам, товарищам и подругам. Затем я стал подозревать его в написании мемуаров о своей непутевой прошлой жизни. На такую мысль меня натолкнули кипы бумаг, которые покоились у него на столе. К тому же, он засиживался допоздна, что-то читал, делал заметки.

Как-то вечером мы сидели на веранде, пили вино и болтали о всякой ерунде. Вспомнили мое видение на дороге. Я описал увиденную мною девушку, и тут Божка как прорвало, он начал с упоением рассказывать мне местную легенду.

– Понимаешь, тут по соседству жил колдун и всю свою жизнь посвятил тому, что хотел воскресить свою невесту, которая погибла. Но колдун так ее любил, что стал искать заклятье воскрешения, чтобы вернуть ее в мир живых. Он бился над этим всю свою жизнь и подошел вплотную к решению этой задачи, но…

Пашка замолк и посмотрел на меня с обидой. Думаю, что выражение моего лица полностью соответствовало моим мыслям.

– Ты считаешь, что у меня съехала крыша от одиночества? – спросил он с укоризной. – Так вот – нет. Я был в доме этого колдуна и на втором этаже нашел и книгу, и пепел в урне…

– Ты что? Ты залез на чужой участок и вломился в чужой дом? – я тупо уставился на Божка.

– Обижаешь, дружище! Это мой участок. Да тут половина деревни моя. – Пашка самодовольно погладил бороду. – Все участки, которые пустуют, я скупил еще тогда, когда сюда решил уехать.

– Во буржуин! – я взял бокал и сделал большой глоток. – Ну и что ты там обнаружил?

Божок лениво потянулся.

– Можешь сегодня почитать книгу, я сделаю перерыв и посплю, устал, – он замолчал, уставившись в темноту. – Мне кажется, что я нашел решение проблемы.

Я с издевкой хмыкнул, наполняя свой бокал, а Пашка продолжил и голос его звучал устало:

– Если быть точным, то я понял, какую ошибку допустил колдун и почему у него ничего не вышло. Наверное, попробую повторить его опыт.

– Хочешь стать великим колдуном? – меня скрутило от смеха.

– Нет! Балда  ты, Макс. Девушка-то красавицей была неслыханной. Вот воскрешу ее и женюсь, – мечтательно протянул Божок. – У меня все получится, как в сказке. Смейся, смейся… Потом обзавидуетесь мне. Все, топаю спать.

Пашка ушел, а я долго еще сидел на веранде, допил оставшееся вино, а потом решил перед сном пойти и почитать «мемуары волшебника».

История действительно оказалась занимательной. Начиналась она, как все эти сопливые истории: жили – были, друг друга любили. У меня тоже так начиналось… Я вспомнил свою бывшую, такой ангелочек… А какой ведьмой стала после пяти лет совместной жизни. Сколько грязи вылила на меня при разводе. Такой правильной была, а ушла к моему бывшему другу, с которым весь год до этого шашни крутила. Стало тошно. Захотелось еще выпить. Хорошо, что у Пашки всегда много выпивки, а самое главное, что, как правило, выпивка в каждой комнате.

Выпитое вино разлилось по телу живительным теплом, настроение сразу улучшилось, и я стал даже подхихикивать, когда читал рукопись. Так вот: много лет колдун изучал оккультные науки и тихонько некромантил в свободное время. Старый хрен только в конце своей жизни нашел формулу воскрешения, а заодно и для себя кое-что припас. Ну, там – омолодиться и жить вечно. Ясное дело, кому хочется коньки отбрасывать. Что стало с колдуном? Неизвестно. То ли помер, то ли формула его подвела. Меня тоже «Формула-1» как-то подвела на целую зарплату. А может, колдуна нечисть какая выжрала? И теперь черти в юбочках танцуют тарантеллу на его бренных останках. В книге не хватало с десяток страниц, и узнать конец истории было невозможно. В общем, и девушку не воскресил, и сам сгинул… Один плюс в этом все же был: Пашка опять почувствовал вкус жизни. Я посмотрел на портрет незнакомки, который лежал в рукописи. Девушка действительно была очень красива…

Далеко в деревне протяжно завыл пес. Что-то привлекло мое внимание: то ли шум, то ли тень, мелькнувшая в воздухе за окном.  Я встал из-за стола, подошел к окну и несколько секунд смотрел на наш двор. Темнота была такой плотной, что казалось – протянешь руку и попробуешь ее на ощупь. Через некоторое время мною овладело чувство, что злое голодное нечто смотрит на меня из темноты ночи. Я нервно засмеялся и, когда повернулся к столу, просто оторопел. Комната была освещена теплым мягким светом. Возле стола стояла девушка в цветастом сарафане и рассматривала рукопись.

–Э-э-э-эм-м-м-м-м, что вы здесь делаете? – вот и все, что я смог произнести.

Девушка приветливо посмотрела на меня, улыбнулась и приложила палец к губам в знак молчания. Ее черты лица показались знакомыми, где-то я ее видел. Где? Я смотрел и смотрел на нее, тонул в этих невероятно красивых глазах…

Ба-бах! Вспышка боли ослепила меня. Оказалось, что я заснул. Заснул и приложился лбом о столешницу. Потирая ладонью шишку, я осмотрелся: комната выглядела как всегда. Все буднично, ничего особенного, никакого света, никаких девушек. Что она там говорила? Что-то вроде: « Не делайте…Та-та-та…»

Да-а-а-а… Ну я и пьянь рваная или рвань пьяная! Короче, сам уже не знаю, кто я. В моем возрасте люди спят по ночам в своих кроватках, и им не видится и не слышится никакая ерунда. Да и пить столько не нужно. Часы показывали пять утра, и я решил пойти урвать хоть пару часиков сна перед поездкой за провизией в город. Устало добрел до комнаты, не раздеваясь лег в кровать, и провалился в сон без сновидений.

На электричку я, конечно же, не успел. Проспал. Да и сон на пользу мне не пошел. Чувствовал себя уставшим, разбитым, голова раскалывалась от боли. Пашка выглядел не лучшим образом. Мы с ним поздно позавтракали в полной тишине. Говорить как-то совсем не хотелось.

Чтобы хоть чем-то занять себя до вечера, я решил пойти и осмотреть Пашкины владения, а заодно и дом, где жил колдун.

Лачуга эта стояла в самой глухой и отдаленной части деревни. С первого взгляда на нее казалось, что она маленькая, но на самом деле это был большой двухэтажный дом. На дорогу он выходил своей боковой стороной и стоял ниже, чем веранда. Вот из-за этого все и обманывались в его истинных размерах. Дверь веранды когда-то, наверное, украшала какой-нибудь сарай и представляла собой ряд полусгнивших, изъеденных жуками досок. И совсем недавно кто-то пытался войти через нее в дом, но, видимо, тщетно. Мои усилия открыть ее тоже ни к чему не привели. Тогда я обошел дом вокруг и нашел еще одну дверь, висевшую на одной петле. Вот каким путем вошел Пашка. Ну, раз он сюда вошел, то и я могу. Дернув за ручку посильнее, я чуть не упал от свалившейся на меня двери. Чихая и кашляя, я переступил порог дома и оказался в плохо освещенной комнате, посередине которой был навален мусор. При ближайшем рассмотрении эта куча мусора оказалась грудой полуистлевших и побитых молью вещей. Видимо, кто-то хотел их унести, но по каким-то причинам так и не сделал этого. Я немного прошелся по комнате, посмотрел вверх. Лестница была крутая и узкая с покрытыми грязью высокими ступеньками. Самые последние ступеньки скрывала полнейшая темнота. Наверх подниматься как-то совсем не хотелось, к тому же меня не покидало чувство тревоги, которое  появилось, когда я переступил порог дома. Я переворошил кучу хлама палкой и ничего не нашел, кроме монетки с дырочкой. Она выкатилась из кучи мусора и остановилась только под лестницей. Я ругался и долго шарил в темноте (голова два уха – совсем забыл про фонарик в кармане), пока ее нашел, но благодаря монетке обнаружил под лестницей дверцу в кладовку. Совсем маленькую дверцу в кладовку, в которую и попасть-то можно было только на четвереньках. Дверца долго не поддавалась на мои «уговоры», не помогли и «сезам, откройся», и «если ты сейчас откроешься, то я тебя не сломаю». В результате пришлось применить грубую физическую силу и ногами выбить ее внутрь кладовки. Штукатурка и деревянная труха осыпали меня с головы до ног, и я опять стал чихать и кашлять. Видимо, мои действия возымели какой-то разрушительный эффект, потому как дом вдруг содрогнулся и по нему пронесся то ли стон, то ли выдох. Я замер, сдерживая душивший меня кашель, и прислушался. Ох, ядрена матрена… Нужно быстрее все осмотреть и выматываться отсюда. Не хватало, чтобы тут что-то завалилось. Так и вижу заметку в газете: такой-то и сякой-то был убит упавшей лестницей в старом брошенном доме.

Внутри кладовка была на высоту лестницы и на противоположной стене были сделаны полки. Видимо, дверца не привлекла ничье внимание и поэтому тут все осталось как прежде: банки с непонятным содержимым, какие-то железки, инвентарь в углу… В общем, ничего стоящего не было. Я уже собрался выбираться обратно, как мой фонарик высветил в углу одной из полок что-то похожее на маленький сундучок. Знатная добыча.

Улица меня встретила ясным солнышком. Я зажмурился и потянулся от удовольствия, вдыхая свежий воздух. Взгляд мой упал на часы… Ой, е-маё, времени-то уже сколько, с таким успехом я не попаду даже на вечернюю электричку. Быстрым шагом я направился к Пашкиному дому, в спешке побросал в сумку вещи и уже хотел было уходить, но тут вспомнил про сундучок. Слава богу, он оказался открытым. Выудив оттуда небольшую рукопись в кожаном переплете и кипу пожелтевших бумаг, я со скоростью литерного помчался на электричку. Пашка что-то кричал мне вослед, но я отмахнулся от него и крикнул, что перезвоню ему, когда доберусь до дому, и что я вернусь через два дня.

Вернуться к обещанному сроку  у меня не получилось. Невезение просто преследовало меня в последующие три недели. Сначала я долго не мог сдать на реализацию две свои акварели, а затем, попав под проливной дождь, я слег с сильнейшей простудой. Но в этой ситуации был один плюс: когда спала температура, я смог в тишине  и без помех почитать рукопись, которую прихватил с собою. Часть страниц была написана какими-то закорюками, которые оказались незамысловатым шифром. Пришлось применить метод Шерлока Холмса и вычленить сначала часто попадающиеся буквы, а затем методом исключения разобраться в других. Пару дней я потратил на то, чтобы записать расшифрованный текст. История, описанная в рукописи, поразила мое воображение. Там было не только описание всех опытов, проведенных колдуном, но и настоящий обряд, который он собирался провести, чтобы воскресить свою любимую. В книге, которая осталась у Пашки, была только часть обряда. А из этой книги следовало, что тот, кто проведет обряд по первой книге, рискует стать вместилищем для духа колдуна. Сказка была занимательная.

В тот же вечер я позвонил Божку, чтобы узнать, как у него дела, и сказать ему, что я приеду через пару дней. Мы поболтали минут десять, и я в шутливой форме предупредил его, чтобы он не вздумал проводить обряд воскрешения, а не то ему будет кирдык полный, станет зомби и будет жрать местное население. К моему удивлению, Божок сначала промолчал, а потом как-то странно хмыкнул на мои слова и, сказав, что уже поздно, отключил телефон.

Всю ночь мне снились кошмары. То я боролся с чудищами, то Пашка, превратившись в мертвеца, глядел на меня пустыми глазницами, то появлялась девушка колдуна, которая после произнесенного Пашкой заклятья превращалась в жуткую ведьму.

В общем, утром я чувствовал себя не ахти, казалось, дорожный каток прокатился по мне раз пять. Завтракая, я размышлял о Божке, и тут мне пришла в голову мысль, что его слова о «поздно» имели совсем другой смысл. «Поздно» – значит, что он уже что-то сделал в направлении воскрешения. Хотя я и не верю в эти заморочки, в ведьм и всякую эту хренотень, но болезнь, а особенно мой сегодняшний сон, не способствовали здравым рассуждениям. Решил ехать в Тьмутаракань сегодня. Тщетно около часа набирал номер Пашкиного телефона. Тишина! Тогда позвонил Сереге и наплел ему невесть что про состояние здоровья Божка и сказал, что тот не берет телефон. В деревню мы добрались после обеда. В доме стояла тишина, а самого Пашку мы нашли в кабинете, возле стола. Вокруг в беспорядке валялись листы из рукописи, пахло какой-то паленой дрянью. Хорошо, что с нами поехала Серегина жена, а она – врач. В общем, пока приехали медики, Божок уже был не синюшного цвета, а вполне нормального, человеческого. Констатировав инсульт, они увезли Пашку в больницу. Я вздохнул с облегчением, мысль об инсульте мне казалась ближе, чем мысль о неудачном воскрешении.

Божок очень скоро поправился. Болезнь изменила его отношение к жизни,  он опять стал тем веселым рубахой-парнем, каким мы его знали много лет до этого. Он вернулся к делам, снова просиживал целыми днями в своей фирме, замутил с Серегой еще один перспективный проект.

Наш литератор Алекс стал еще более знаменитым и все так же пропадал в своих заграницах. А мне вдруг сказочно повезло, мои рисунки были замечены и проданы по очень высокой цене. У меня появились постоянные покупатели и заказчики на мои работы. Жизнь наладилась…

Так пролетело полгода.

И тут как гром с ясного неба: звонит Пашка и говорит, что он женится, а я буду шафером, и что свадьба уже на этой неделе. Пять дней пролетели в безумных подготовительных хлопотах. Мы с Серегой с ног сбились, помогая Божку в организации его скоропалительной свадьбы. Было чудом, что мы отговорили его делать свадьбу в этой его любимой Тьмутаракани.

В день бракосочетания ранним утром была сильнейшая гроза, но ближе к обеду распогодилось, и мы с облегчением вздохнули. Эти новомодные веяния делать свадьбы под открытым небом – не очень-то удобное дело. Утро пролетело быстро и в полной метушне.

И вот момент Пашкиного окольцевания настал. После того, как невеста и жених одели кольца, им предложили поцеловаться. Божок откинул вуаль, закрывающую лицо невесты, и сердце мое замерло. Жена нашего Пашки была как две капли воды похожа на девушку, которая привиделась мне во сне. Я тогда не мог понять, кого она мне напоминает, но, заполучив сундучок с рукописью и бумагами, обнаружил там портрет волшебника и его невесты. Вот тогда я и понял, что это она мне снилась в доме у Пашки и это она привиделась мне на дороге в деревню. Мысли мои спутались, я смотрел на целующуюся пару, и, когда невеста повернулась ко мне лицом – я могу поклясться чем угодно –  она мне улыбнулась и подмигнула, как старому знакомому. А затем они с Божком заговорщески переглянулись, и Пашка тоже мне подмигнул.

Я стоял и лихорадочно думал о событиях, произошедших со всеми нами в  последнее время. После того, как с Божком случился удар, все так кардинально переменилось. Он стал другим, перестал хандрить, взял опять все в свои руки. Был ли это результат перенесенной болезни, или что-то совершенно другое заставило его изменить свое отношение к жизни? Холод проник в мое сердце…

Странные, пугающие своею невероятностью мысли пришли мне в голову:

– Интересно, Павел Божков – это Павел Божков? И хочу ли я это знать?

 

 

 

 
html counter