Dixi

Архив



Илона ТИТОВА-САРЬЯН (г.Санкт-Петербург) ЖИЗНЬ, СМЕРТЬ и ДЖАЗ или Старая сказка о главном

Титова-Сарьян

Действующие лица.

Малыш, он же Васька – бледный, худенький мальчик с большими черными глазами, темноволосый, около шести лет, с парализованными  от рождения ногами.

Лиза, его мама – молодая особа усталого вида, со слегка землистым цветом лица, стройная брюнетка выше среднего роста, учитель русского и литературы в школе, по совместительству – уборщица в соседнем магазине.

Игорь Карлсон – швед по отцовской линии,  саксофонист, голубоглазый блондин плотного телосложения, ниже среднего роста, мужчина в полном расцвете сил.

Оксана – подруга и бывшая однокурсница Лизы –  красотка с пышными формами, невысокого роста с длинными ореховыми локонами, жена нового русского.

Муха – член семьи Лизы и Малыша – маленькая серо-коричневая собачка с большими лохматыми ушами.

Два персонажа из сна – черный и белый.

В событиях также принимают участие грузчики, учащиеся школы, продавщицы  магазина, музыканты,  почтальон.

Действие происходит в  начале девяностых  в Питере.

 

КАРТИНА 1.

Осень.    Крутая лестница в доме старого фонда на Петроградке (конечная цель – шестой этаж, выше только мансарда). Два грузчика тащат нехитрый скарб, следом за ними с трудом поднимается Лиза, на закорках она несет Малыша, на локте  висит объемный пакет, а в руках – корзинка с Мухой.

– Мамочка, ты устала! Давай отдохнем еще немножко!

– Ну что ты, малыш, мы так до утра будем ползти, сейчас последний рывок и все (делает заметное усилие, торопливо преодолевая два последних лестничных пролета, останавливается перед распахнутой грязно-коричневой дверью). Вот мы и дома. Давай, Муха, будешь вместо кошки (вытряхивает собачку из корзинки, та, испуганно озираясь, несмело переступает порог). Так, главные сокровища доставили в сохранности, это сюда (ставит пакет в прихожей у стены), это сюда (сажает Малыша в старую складную детскую коляску), а ты, Муха, давай смелее вперед, осваивать территории.

Территории  – две малюсенькие комнатки, квадратная прихожая около четырех квадратных метров, кухня, в которую легко войдут большой холодильник, плита и три взрослых человека стоя; и санузел – помещение "горшок с душем". Стены в комнатах покрыты обоями неопределенного цвета, штукатурка на потолке местами обвалилась, видны перекрытия. 

– Смотри, Малыш, у тебя теперь отдельный кабинет!  

Достает из кармана деньги, протягивает грузчикам.

– Спасибо большое, всего доброго, удачи. (Провожает их, закрывает дверь)

– Ну что, сейчас  распакуем самое необходимое  и  спать, завтра приду с работы и разберу все остальное.

Достает из одного тюка одеяла и подушки, из другого – постельное белье,  стелет  кровать Малышу и себе,  кладет  в прихожей коврик.

– Муха! Место!

Собака послушно трусит на место, ложится, вздыхает. Лиза везет Малыша   в санузел.

– Смотри, у нас теперь своя ванная!

Достает из стоящего там таза  мешок с принадлежностями, распаковывает  мыло, пасту, зубные щетки. Они чистят зубы, Малыш пускает пузыри, перемазался пастой, смеются. Лиза везет его в комнату, укладывает в постель. Целует.         

– Спи, мой зайчонок! Сегодня был такой тяжелый день. Теперь  у нас начнется новая жизнь. Спи.

Выключает свет, закрывает дверь, подхватывает  в прихожей тот увесистый пакет. У себя в комнате извлекает из коробки настольную лампу, пристраивает ее на подоконнике, будильник заводит на семь, ставит рядом.  Садится на кровать, раскладывает вокруг себя стопками тетради – содержимое пакета. Перебирает стопки, бормоча - ага, это диктант  шестого «а», это – контрольная седьмых классов, а вот и сочинение десятого «в». Ну что же, посмотрим, посмотрим.  С ручкой в руке погружается  в проверку тетрадей.  Проходит время. Вдруг сверху  доносится страшный  грохот –мощные акустические системы  на полную громкость  извергают звуки джаза. Чик Кориа, «электрик  бэнд». Все это великолепие временами перекрывает топот ног и нетрезвые голоса. Лиза вздрагивает. На будильнике – половина второго ночи. Из соседней комнаты доносится испуганный заспанный голос Малыша.

– Мама! Мама! 

Лиза, вскакивает, бежит к нему.

– Мамочка, что это?

Она садится на кровать, обнимает его.

– Не бойся, малыш, это  у нас, оказывается, весёлые соседи. Я сейчас пойду, попрошу их не  шуметь.

Решительно встаёт,  выходит на лестничную клетку, поднимается на  чердак. Маленькая дверь ведущая в мансарду расписана  разными посланиями. Занеся руку над кнопкой звонка, Лиза на мгновенье замирает, рассматривает надписи, улыбается.

«Ушел за водкой. Если по дороге никого не встречу, буду в восемь».  

«Тебя опять  нет дома! Ты что, от меня прячешься? И когда ты, наконец оплатишь свои долги за телефон?!  Завтра последняя репетиция перед концертом. В 14 часов на Загородном. Не опаздывай. Оля».  

«Мы все ушли в «Пищу» на сейшн. Репетиция переносится на завтра, в пять  у Антона».

«Ушел за вдохновением в Летний сад. Беспокоить только в случае крайней необходимости».

И тут к магнитофонному рёву добавились звуки   пианино, барабанов и  саксофона.

– Ну, дают!

Лиза  энергично нажимает на кнопку звонка. В общей звуковой куче его дребезжание едва  слышно. Она снова и снова со злостью  нажимает кнопку. Через пару минут  убеждается в бесполезности занятия, поворачивается к двери спиной, бьёт дверь ногой, остервенело и долго. Слышатся   шаркающие шаги, дверь открывает нечто, расплывшееся лицом, в одной руке практически пустой  стакан с водкой, в другой – саксофон. Едва разлепляя губы, тип орёт, стараясь перекрыть гвалт.

– О, мадам! Хотите выпить? Вы, вообще, откуда взялись?

– Я ваша новая соседка снизу!  У меня ребёнок больной! Уже два часа ночи, прекратите это безобразие! Совесть у вас есть хоть немножко?

Последние фразы Лиза кричит в спину соседу, которого за секунду до того окликнули  из глубины квартиры: «Ну ты где, иди, разливаем!» Дверь захлопывается прямо перед Лизиным носом, и она, беспомощно опустив руки, бредёт домой.  Малыш сидит на кровати, таращит глаза.

– Зайка! Там стадо пьяных идиотов, я ничего не могу сделать. Давай  сейчас заткнем уши ватой, накроем подушкой и попробуем заснуть.

Укладывает  ребёнка, идёт к себе.   Тоже затыкает уши ватой, обвязывает шарфом, ложится в кровать, накрывает голову подушкой. Ворочается с боку на бок, через какое-то время встает,  тихонько заглядывает в комнату ребёнка. Тот спит с подушкой на голове. Лиза начинает распаковывать коробки... Наверху продолжается веселье. Когда все наконец-то стихает, Лизин взгляд фиксирует на будильнике время – без двадцати пять.

– Ну, наконец-то!

Устало снимает халат, гасит свет, ложится.

 

 

КАРТИНА 2.

Звонок будильника. Рука шарит вокруг  себя, ничего не находит, звон продолжается. Лиза со склеенными глазами вскакивает с кровати,  выключает будильник, трет глаза, садится на кровать, озирается по сторонам. Погружается в задумчивое оцепенение, через мгновенье вскакивает. Музыка – ретро-джаз, типа оркестра Каунта Бэйси, темповая.  Душ, кухня, приготовление завтрака, кормит Малыша, Муху; укладывает Малыша на кровать, даёт кипу книг.

– Сладкий мой, не скучай, к обеду буду дома.

Одевается – строгий скромный  несколько заношенный костюм – длинная юбка и пиджак,  берёт мешок с тетрадями, быстро идёт по улице. На улице моросит дождь (за кадром  звучит Маттини), дома, деревья, небо, люди, лужи, отражения в них – всё немного серое, но романтичное.

 

 

Школа. Два маленьких засранца вертятся возле учительского стола.

– Нет, если на сиденье намазать, она заметит. Надо вот сюда, смотри.

Мажет каким-то составом по торцу края стула.

– Все, хорош, много не надо, это – ядерная вещь. Погнали отсюда, пока нас никто не заметил.

Начало  урока русского языка в шестом классе. Учитель – Лиза. Ученики стоят.

– Здравствуйте! Садитесь.

Ученики и учитель садятся, те два мальчика на предпоследней  и последней парте оживлённо перешёптываются.

  Ты думаешь, сработает?

– А то! У моего батяни на стройке этим клеем бетон склеивают – схватывается намертво  за две минуты. Даже двух капель хватит, чтобы приклеилось.

– Сначала о результатах диктанта. Разговоры, пожалуйста, все после урока! Пятёрки-………Четвёрки…. Тройки….  и как всегда отличились –… (фамилии  беседующих).  А теперь запишем тему сегодняшнего урока.

Резко  встаёт, раздаётся треск, половина юбки остаётся на тяжёлом, массивном стуле. На мгновенье в классе замирает тишина, потом взрыв хохота. Заливистее всех смеются заговорщики. Лиза побледнела, через пару секунд  мощно стучит кулаком по столу.

– Тишина в классе! Нетрудно догадаться, кто  таким нехитрым образом проявил свой  интеллект.   Если вы надеетесь, что урок на этом закончен, то жестоко ошибаетесь. Отрывает переднюю часть юбки, оказываясь, таким образом, в «мини», пишет название темы на доске.

 

 

 

Большая перемена. Лиза заходит в учительскую, немая сцена. Коллеги, беседующие, проверяющие тетради, пьющие чай, все как по команде замирают, уставившись на нее. Через несколько секунд завуч картонным голосом выговаривает.

– Елизавета Александровна, что с вами?

– Ирина Алексеевна, у нас где-то  старые занавески валялись… и иголку с ниткой можно попросить?

Берет из  шкафа занавеску, прячется за шкаф,  выходит с юбкой в руке и занавеской на бедрах. Завуч протягивает ей нитки и иголку.

– Спасибо большое!

Садится на стул, подшивает разорванный подол.

 

 

….Классная комната, наполненная старшеклассниками. Звонок  на урок. Лиза  в короткой юбке  заходит в класс с журналом под мышкой и стопкой тетрадей.  Класс на разные голоса  вопит – о-о-о!  Лиза подходит к столу, кладет вещи, поворачивается к классу.

– Да, да, примерно  то же самое у меня вырвалось, когда читала ваши сочинения. Давненько вы, мои дорогие, не выдавали такого отборного бреда.  

Пошел фон – тот же Каунт Бейси или аналогичное – ритмичная, энергичная музыка

Лиза обращается к ученикам с вопросами, тянутся руки, завязывается оживленная дискуссия.

 

 

 

КАРТИНА 3

Малыш в штопаных колготках и линялой рубашонке  в клеточку лежит в кровати с книжкой, читает вслух. Муха рядом, внимательно смотрит на него. В замке поворачивается ключ, заходит Лиза. Муха бросается к ней  навстречу, радостно  лает, виляет хвостом.

– Ну что, дорогие мои, проголодались? Сейчас  я быстренько что-нибудь приготовлю. Малыш, ты как себя чувствуешь?

– Хорошо! Мы с Мухой зоологию читаем.

– Молодцы!

Лиза быстро переодевается, идет на кухню, чистит картошку. Малыш  подзывает Муху, они продолжают изучение зоологии. Раздается  звонок в дверь. Муха беспокойно гавкает. Подбегает к двери.

– Это еще кто к нам пожаловал?

Лиза вытирает руки, открывает дверь. На пороге  сосед сверху. Вид у него слегка помятый, но все же достаточно бодрый.  Галантно раскланивается,  целует Лизе руку.

– Пришел просить прощения за ночное безобразие. Знаете, у нашего барабанщика вчера был день рождения, после  концерта  посидели в клубе, потом решили у меня продолжить. Ну, и немножко оторвались от реальности.  Меня зовут Игорь  Карлсон.

– Лиза.

Малыш, в это время наблюдавший  за происходящим, выглядывая из двери, рядом с которой стоит его кровать, подаёт голосок.

– Ты Карлсон, который живёт на крыше? Мы с Мухой читали про тебя книжку!

– Нет! То есть  я живу почти на крыше и фамилия у меня такая же, но я не тот Карлсон, хотя, может быть и родственник. У меня предки по папиной линии шведских кровей. Я вот собираюсь  в Швецию уехать жить. А тебя как зовут, малыш?

– Вася.

– Что же ты, Вася, в кровати валяешься до обеда?

– А  я ходить не могу.

– Да? (смущенно) И что же с тобой случилось?

– Я такой родился!

– Да?!... Поворачивается к Лизе. – Лизавета! Если надо мебель подвигать или еще чем помочь, обращайтесь в любое время. А сейчас вынужден раскланяться.

Лиза закрывает дверь. Звучит тема М. Брейкера cost of living.   Идет на кухню, возится с  кастрюлями. Берет малыша, усаживает его за стол, кормит, ест сама, кормит собаку. Вид у нее  сонный, усталый и грустный. Малыш щебечет о чем-то, она отвечает невпопад. Обед закончен, Малыш опять в кровати с книжками и собакой, Лиза собирается, машет с порога рукой, уходит. Музыка продолжается, Лиза уже в продовольственном  магазине,  обеденный перерыв,  она моет пол. Движения несколько замедленны – под музыку. Её окликает одна из продавщиц.

– Лиза! Ты спишь что ли? Через десять минут магазин открывать!

– Ой, знаете, Антонина Михайловна, я сегодня жутко не выспалась. Но все, я уже закончила.

– Ты переезжаешь-то  когда?

– Вчера уже переехали.

– И что, все-таки отдельную квартиру дали?

– Да, маленькую, но отдельную. Даже две комнаты.  Ваське ведь полагается дополнительный метраж. Плохо только, что шестой этаж и без лифта. Мне теперь его  погулять не вытащить больше чем раз в неделю.  

– Беда с больным ребёнком, беда… Ты возьми там, в подсобке мешочек,  я отложила  пирожков мальчишке и собаке косточек.    

– Ой, спасибо огромное, Антонина Михайловна, я побежала. До завтра.

 

Вечер. Лиза  подходит к телефонному  аппарату, который висит на стене в прихожей,  набирает номер. Рядом на коврике лежит Муха, с наслаждением грызет сахарную косточку. 

– Оксана, привет! Мы переехали, записывай мой новый телефон.

– Да ты что, Лизка! Сейчас, подожди минутку, ручку возьму… Всё, диктуй.

– Так… 233-44-12. Очень легко запомнить. Значит, вашу бескрайнюю коммуналку все-таки расселили, и  ты у нас теперь на Петроградке живешь… Как там у тебя?

Оксана, в шикарном бархатном халате, сидит на огромном диване в роскошной гостиной, в руке у нее модный радиотелефон.

– Да ничего, хорошо, пока вещи потихоньку распаковываю, обживаюсь, через недельку уже смогу тебя в гости пригласить.

– Через недельку,  боюсь, не выйдет – вроде как едем с Егором в Египет. Да, у нас тут наконец джакузи поставили, приходи, оттянешься  по полной.

– Здорово, но у меня теперь  отдельный санузел.

– Ну ты даешь! Сравнила! Какую-то вонючую душевую с шикарной огромной ванной с гидромассажем. Ты такую только в музее увидишь!

– Трудно перед таким соблазном устоять, спасибо за приглашение, уговорила. Облезлые стены маленькой прихожей, Лиза в потертых стареньких джинсах и  слегка линялой мужской рубашке.

– Вот и славно, приходи послезавтра, часов в шесть, посидим, поболтаем. Егора  как раз не будет  допоздна.

– О кей, договорились. Ладно, пока, дорогая.  

 Счастливо, до послезавтра. Позвони перед выходом.

Лиза кладет трубку, идёт к малышу. Тот читает, рядом, как обычно, собака.

– Ну что, зайчонок, не пора ли спать? Давай обдумаем наши планы на завтра, я расскажу тебе сказку, и бай-бай.

– Мамочка, а когда мы пойдем гулять?

– Знаешь, малыш, теперь это непросто сделать …  Теперь у нас не первый этаж, а шестой. Но  вроде во вторник у меня только три урока, если постараться, можно до магазина успеть часок с небольшим погулять.  А завтра можешь порисовать. Где-то видела я твою коробку с красками и альбомами. Только вот соседского стола в нашем распоряжении больше нет, а если на кровати рисовать, ты же весь перемажешься, да еще и обольешься.

– Нет, не обольюсь! Я буду очень аккуратно!  

– Ладно, посмотрим. Что-нибудь придумаем. Так, какую же сказку тебе сегодня рассказать?

  Цветик – семицветик!

– Опять? Ты же её уже наизусть выучил!  Надеешься, что с тобой такое же чудо случится? Думаешь, принесёт тебе кто-то счастье на блюдечке с голубой каёмочкой? А если нет, что тогда, жизнь пропала? Нет уж дорогой, давай лучше другую сказку с тобой придумаем… Жил да был на свете мальчик. Он был очень добрый, умный и сильный. Но так получилось, что он не мог ходить, не мог гулять во дворе с другими мальчиками и девочками, поэтому друзьями  его были только его собака, герои из книжек, которые он любил читать.

– И мама!

– Да, и мама. А ещё он любил рисовать красками диковинных птиц и цветы.

– И пирожки с яблоками!

– Когда в окне видно небо, и солнышко заглядывает в комнату…

– Новый год и запах ёлки! Ёлочные игрушки и мандарины!

– Весну, когда птички поют, и на деревьях распускаются маленькие зелёные листочки!  И  ещё он любил изобретать разные приспособления и аппараты, и однажды он изобрел…

Малыш, самозабвенно.

– Летательный аппарат, и улетел на далёкую планету, где не было притяжения, и он мог  плавать в воздухе, размахивая руками. И там он построил большой и красивый город для всех людей, которые не могли ходить, перевёз их всех туда на своём летательном аппарате, и они жили там весело и дружно, никогда не болели, никогда не грустили, работали и отдыхали весело и с удовольствием.

Лиза продолжила.

– И вскоре вся планета была покрыта чудесными садами и лесами, городами и селами и из любой точки Вселенной её было хорошо видно – она сияла, переливалась и светила, как солнце, помогая всем, кто посмотрит на неё, побеждать любые болезни, напасти, печаль и одиночество.

– Ур-ра, мы победили!

– Конечно, мы победили. А теперь закрывай глазки и спи. Завтра нас ждут великие дела.

Целует его, выключает свет, идёт к себе, устраивается на кровати, обкладывается тетрадями, начинает проверять. И спустя несколько минут засыпает прямо на них.

 

КАРТИНА 4

Квадраты солнечного света падают на пол,  кровать и  лицо Лизы.  Она просыпается, вскакивает, на будильнике половина девятого, сначала начинает было метаться по комнате, потом говорит сама себе.

– Стоп, мне же сегодня к третьему уроку!

Потягивается, идет к малышу – он уже читает свои книжки.

– Проснулся!

– Давно уже.

– Вот молодец какой. Ну,  пойдем умываться.

Берет его на руки, несет в ванную комнату.

– Слушай, какой ты тяжелый становишься! Совсем здоровый дядька! Как же я тебя таскать-то буду!

– А я сам себя буду таскать! Нужно прибить на стены гвоздей, навешать на них веревочек, а мне сделать крючок, ты меня посадишь в коляску, я буду крючком веревки подцеплять, подтягивать себя, и так по квартире передвигаться.

– Ой, ну ты фантазер! Что только не напридумываешь! Думаешь, так все легко и получится? А колеса не заклинит?

– Не знаю... Наверное, нет.

– Ты же скоро  в коляску свою детскую совсем не влезешь. Надо как-то исхитриться и начать  откладывать деньги на большую коляску, с ручным управлением. Только вот она не только жутко дорогая, но и жутко тяжелая, и как я тебя в ней буду на шестой этаж таскать? Ладно. Что-нибудь придумаем.

Выходит из ванной, несет малыша в комнату.

– Мамочка, поднеси меня к окошку, я хочу на улицу посмотреть.

Выглядывает, за окном облезлые крыши соседних домов, двор-колодец,  пара  старых клёнов. Он вздыхает, молчит несколько секунд.

– А давай посадим на подоконнике  деревца, я буду за ними ухаживать, они вырастут большие-большие, как в лесу.

– Как в лесу не получится, а маленькие деревца и кустики,  и цветочки, специально для подоконника, посадим.

Он  крепче обнимает её за шею, прижимается  к плечу. Они вместе молча смотрят в окно.

 

 

КАРТИНА 5.

Большой кусок целлофана завязан у Малыша на шее, как слюнявчик. Рядом с кроватью – табурет, на нем трехлитровая банка с водой, на коленях у него альбом в руке кисть. Он задумчиво смотрит в окно, потом окликает собаку, задремавшую у его кровати.

– Муха, а Муха,  что мы сегодня будем рисовать? Крокодильчиков? Или жирафов? Или бразильские джунгли?

Муха  вскакивает, в недоумении смотрит на него. Малыш тянет к ней руку с кисточкой, зажатой в пальцах, пытается мазнуть её по морде. Собака отскакивает, Малыш смеётся, машет руками, целлофан шуршит. Собака подпрыгивает, хватает  зубами край, резко тянет.   Целлофан развязывается, собака утаскивает его в прихожую, где воодушевленно рыча, принимается  драть его на клочки.

– Муха, что ты наделала! Если я испачкаюсь, мама меня заругает!

В этот момент сверху раздаётся  громкий звук, похожий на пароходный гудок,  потом несколько стремительных пассажей, потом опять громкая длинная нота октавой выше. Муха застывает на месте,  бросает разделку целлофана, бежит к Малышу – защищать. Садится рядом с кроватью и лает на потолок. 

– Тихо! Перестань! Муха, замолчи!

Собака затихает. Сверху продолжают литься звуки саксофона, гаммы, обращения трезвучий, потом витиеватые фразы.

– Вот Муха, решено, будем с тобой звуки рисовать! 

Начинает с вдохновением водить кистью по бумаге. Идет время, под аккомпанемент саксофона Малыш раскрашивает лист за листом – он рисует переменчивую музыку, отражая  её капризные движения, изысканные оттенки. Он очень увлечен и взволнован. Вокруг – листы с рисунками, вода в банке давно уже грязная, он нетерпеливо бултыхает кисточку, не сводя глаз с рисунка,  пытаясь лучше её отмыть, как вдруг случайно упускает её.

– Ой! Кисточка утонула!

Лезет ручонкой в горлышко банки – мешает рукав, закатывает его, потихоньку   погружает руку в воду, ему неудобно, подтягивает банку к себе, она кренится и опрокидывается прямо не него.  Все три литра грязно-бурой  воды  заливают его маленькое худенькое тельце и кровать.  Он ужасно растерян и испуган.

– Ой!  Мама!.. 

Осекается, замолкает, водит руками по мокрой одежде, слегка побледнев. Муха, завидев неладное, вертится около кровати и поскуливает.

 

 

КАРТИНА 6. 

Близится вечер.  Лиза возвращается с работы. Открывает дверь,  на полу – драный целлофан, кричит.

– Малыш, с тобой всё в порядке?

Тишина. Не снимая пальто, Лиза торопливо заходит в комнату, видит жуткую картину – съёжившись на кровати спит Васька, грязный и мокрый, с черными руками и перепачканным лицом, темными кругами под глазами, пугающе бледный, вокруг разбросаны рисунки – яркие, необычные. Рядом с кроватью спит Муха, с появлением Лизы она просыпается, смотрит на неё преданно, потягивается, виляет хвостом. Лиза сбрасывает на стул пальто, присаживается на корточки перед кроватью, трогает Малыша за руку, потом взволновано – лоб. У мальчика – жар. 

– Господи, это что же такое?

Малыш открывает глаза, сиплым шепотом шепчет.

– Мамочка, прости, пожалуйста, я облился случайно.

  ( с навернувшимися слезами) Малыш, зайчик мой, это ты меня прости.

– За что? – сипит.

– За то, что ты целыми днями один, за то, что меня нет рядом, когда тебе нужна помощь, за то, что у меня не хватает денег, чтобы лечить тебя в дорогих клиниках, и даже чтобы просто нанять тебе сиделку.

– Но ведь меня нельзя вылечить, дяденька врач говорил.

– Ерунда. Ладно, пойдем скорее мыться.

Набрасывает поверх одежды халат, берет Малыша на руки, несет в ванную. Запускает воду, ставит в душевую кабину большой таз, раздевает Малыша, сажает в таз, поливает из душа, трет намыленной мочалкой. Вода горячая, идет пар, но ребенка познабливает. Выключает воду, заворачивает его в большое мохнатое полотенце, сверху в одеяло, сажает в коляску, везёт в комнату. Снимает постельное бельё, меняет матрас, перестилает кровать, кладет Малыша, накрывает его еще одним одеялом, ставит под мышку градусник, идет на кухню, делает чай с малиной, роется в аптечке, откладывает какие-то лекарства. Поит его малиновым чаем.

– Ну-ка, давай градусник! Ого, тридцать восемь и семь! Как бы у тебя опять не началась пневмония. Так, надо сбить температуру и поставить на ночь масленый компресс. А завтра с утра позвоним в поликлинику и вызовем врача.

– Не надо компресс! Только не компресс! (хнычет).

– Как это не надо? А выздоравливать ты собираешься?

– Да!

– Значит, надо лечиться! Терпи! Ты же  у нас мужественный товарищ?

– Да!

– Как в войну немцы наших в гестапо пытали!  А  ты какого-то компресса боишься.

– Я не боюсь! Он просто противный!

– Ничего страшного. От этого же никто не умер.

Приносит таблетку, дает Малышу. Чуть позже ставит компресс с горячим растительным маслом.  Малыш вяло пищит. Через какое-то время затихает и засыпает.

 

КАРТИНА 7

Муха сидит у двери и скулит.

– Муха, птичка моя, ты, конечно, гулять хочешь. Как же мы с тобой Малыша-то оставим? Хотя он спит, вроде температура у него снизилась. Ну что, если только очень быстро. Пять минут, ладно, Муха?

Муха несколько раз кивает головой. Лиза накидывает пальто, выходит с собакой во двор. Собака припадает к первому же дереву, потом с облегчением радостно бежит к помойке.

– Муха, стой, ты куда? Ко мне!

Не тут-то было. Лиза бежит следом за Мухой, та сначала отмечается у помойки, а затем начинает её обнюхивать. Лиза совсем уже собирается схватить и утащить собаку, как вдруг замечает у мусорного бачка довольно сносный журнальный столик. Она задумчиво смотрит на него, обходит вокруг, размышляя вслух.

– А что, Малышу, сидя в коляске, удобно будет рисовать. Он низенький такой, небольшой, как раз у окна встанет, как влитой. Ну, немного один угол сбит, его к стенке поставить этой стороной,  и не   видно.   Хотя нет, помойка все-таки, грязно, кто знает, какая инфекция прицепится… но у меня есть хлорка! Промыть как следует, просушить, подкрасить,  и все будет в порядке… (берет столик за угол, приподнимает и ставит на землю) Только он что-то тяжелый какой-то, мне его так просто не затащить. Надо, наверное, взять отвертку, отвернуть ему ноги и по частям, в два приёма. Но только  это все не сегодня. Ладно, завтра, если меня никто не опередит, я тебя, столик, заберу. Пойдешь к нам жить? 

Тем временем, Муха, не найдя на помойке ничего интересного для себя, выжидательно  и с интересом  смотрит на хозяйку.

– Ну что, пошли домой, собаченция, а то вдруг Малыш проснется.

В подъезде они сталкиваются с Карлсоном – у того в руке мусорное ведро. Здороваются. Лиза собирается уже проскочить мимо, но он окликает её.

– Лиза, постойте, как у вас дела, как Вася?

– Вася болеет, а так все хорошо, спасибо.

– Что с ним?

– Похоже, воспаление легких. Это с ним, к сожалению, часто случается.

– Я могу чем-то помочь?

– Да нет, спасибо… Хотя … (заминается, смотрит в пол, потом поднимает глаза и шепотом)  Там на помойке столик, вы не поможете мне его занести?

– Конечно, запросто, пойдемте.

Идут обратно к помойке, Игорь выбрасывает мусор и берет столик. Молча поднимаются на шестой этаж, заходят в квартиру. Муха ложится на свой коврик в прихожей и задремывает.

– Занесите его в ванную, пожалуйста, я его потом помою.

Он ставит столик в душевую кабину, моет руки, смотрит на себя в зеркало над умывальником, споласкивает водой лицо. Лиза тем временем заглядывает к Малышу, тот крепко спит. Игорь выходит из ванной, Лиза вполголоса.

– Игорь, спасибо вам большое, может быть чайку? Только у меня, к сожалению, кроме батона ничего к чаю нет.

– Ничего  страшного. У меня есть. Сейчас я сбегаю, а вы пока ставьте чайник.

Возвращается с бутылкой дорогого французского коньяка и большой коробкой конфет.

– Это мы вчера в «Астории»  халтурили, там важные французы гуляли, отмечали день рождения какого-то посла. Ну, мы весь запас французских песен, которые только знали, и выдали им в джазовой обработке. В результате чего вот перепало с барского стола.

– Замечательно, спасибо большое конечно, но я не пью.

– Да вам пить и не надо, просто немного расслабиться. Вы капните для начала в чай чайную ложку. А там видно будет. Вот понюхайте, какой аромат!

Лиза вдыхает запах, поднимающийся  над чашкой с паром.

– Да, божественно!

В этот момент во всем доме внезапно гаснет свет. Лиза от неожиданности вздрагивает, проливает горячий чай на пол и частично на себя.

– Ой! 

– Вы не обожглись?

– Да нет, ничего, я практически всё это великолепие  на пол пролила.

– Ничего страшного, у нас еще целая бутылка! Надо только постараться её в потемках тоже не опрокинуть.

– Так, у меня где-то здесь были свечи.

Роется в кухонном шкафу, достает несколько свечей в подсвечниках, зажигает их. Полумрак скрывает убогость обстановки, пространство становится романтичным и загадочным, неожиданно уютным.

– Ну вот, теперь практически все видно.

Берет  рюмки, наливает еще  две чашки чая, режет батон, быстро подтирает лужу на полу.  Игорь тем временем  разливает коньяк, открывает коробку конфет.

– Ну что, предлагаю тост – за знакомство!  

Они выпивают коньяк, закусывают шоколадом.

– Потрясающе! Я такой роскоши за всю свою жизнь не пробовала. А можно парочку конфет отложить Малышу?

– Конечно, вся эта коробка для вас и для него.

Наливает еще по рюмочке. Лиза пытается его остановить.

– Все, все, мне хватит, я и так уже почти пьяная, а мне завтра нужно столько проблем решать.

– У меня такой тост, что отказаться невозможно. К тому же  вы не пьяная совсем, просто самую малость расслабились. Таким коньяком напиться нельзя, им можно только наслаждаться. Давайте поднимем бокалы за здоровье Васи, чтобы он скорее поправился, и вообще никогда не болел, рос большим и сильным  и не только стал ходить, но и бегать. Выпивают. Лиза вздыхает и смотрит в стол. Игорь вопросительно смотрит на нее. Она  поднимает глаза и грустно говорит.

– Очень хочется в это верить, но боюсь, что это невозможно. Дай Бог, чтобы ему хотя бы хуже не стало. С его диагнозом вообще долго не живут.

– Лизонька,  не грустите. Давайте вообще, перейдем на «ты». Для этого надо выпить на брудершафт.

– Я смотрю, Игорь, вы меня напоить собираетесь? (смеется)

– Ни в коем случае! Как вы могли заподозрить меня в такой мерзости! Просто на самом деле меня стесняет общение на «вы».

– Ну ладно, на брудершафт – последнюю рюмку, и без всяких там поцелуев.

– Ваше слово – закон, миледи!

Разливает, они выпивают. Возникает пауза, Лиза погружается в свои нелегкие думы. Игорь трогает её за ладонь, лежащую лодочкой на столе. Зажатые напряженные пальцы расслабляются, она  пытается улыбнуться.

– Лиза! О чем опять задумалась?

– Да так, постарайтесь… то есть постарайся не обращать внимания. Думаю, что мне делать завтра. Придется  вызывать врача, брать больничный, опять отменять уроки, а там подготовка к городской олимпиаде, я  ничего не успеваю. И подруга в гости пригласила, сто лет её не видела, и завтра как раз ее мужа не будет – он меня,  мягко говоря, недолюбливает, а она соблазнила меня опробовать новую джакузи. А потом они уезжают, и мне опять сто лет не выбраться.

– Постой, так  ты учитель!  

– Да, русский язык и литература.

– Сочувствую. А этот муж твоей подруги, небось, новый русский какой-нибудь?

– Угадал. Сидит бедная Оксанка дома, любое движение только с позволения «хозяина». Зато все мыслимые и немыслимые материальные блага в её распоряжении.

– Знаешь, Лиза, я ведь высококвалифицированный воспитатель детей с грудного возраста. Моя старшая сестра родила, не будучи замужем, и как это часто бывает, после родов погрузилась в глубокую депрессию. Не мудрено. Мало того, что такая нагрузка на организм и гормональная перестройка, да еще предательство любимого человека – её ухажер, узнав, что она в положении, исчез. Так что племянником занимался я – кормил, купал и закалял по науке, стирал пеленки, позже учил читать и все такое. Сейчас ему двадцать лет. Отличный парень вырос... Короче, ближайшие два дня я абсолютно свободен и с удовольствием посижу с Малышом. Кстати, а где его отец? Неужели тоже испугался трудностей и сбежал?

Лиза глубоко вздохнула, протянула Игорю рюмку.

– Заешь, налей-ка мне ещё немного.

Подняла рюмку в воздух, махнула в его сторону, выпила, закусила конфетой.

– За тебя. ( Немного замялась и изменившимся голосом продолжила) Честно говоря, я вообще не знаю, кто его отец. Вся эта история – сплошной кошмар и недоразумение. Я тогда училась на последнем курсе пединститута,  сидела у Оксанки, мы писали диплом, готовились к экзаменам. Тогда она еще не была замужем, жила с мамой  на Ветеранов. А я – в общаге… Весна, белые ночи. Засиделись мы с ней допоздна, еле  успела я на последний поезд метро. Бегу я от метро через парк, тороплюсь, вот-вот должны общагу закрыть. И вдруг сзади как будто какой-то шум в кустах. Потом ничего не помню. Нашел меня рано  поутру дядечка, выгуливавший собачку.  Голова разбита, одежда разорвана, вся в крови. Больница, милиция.  Экспертиза показала, что я стала жертвой насилия. Этот отморозок какое-то время в том парке орудовал. Несколько случаев было. Но его так и не поймали. Отлежала я пару недель в больнице, старалась ни о чем не думать, только о выпуске, дипломе, практике. На душе, конечно, ужасное творилось, но просто не было возможности впадать в депрессию – слишком много нужно было делать. Это меня тогда и спасало первое время. Защитила диплом на отлично, получила распределение в Питере, в приличную школу,  дали комнату. Летом была практика. Все это было как в полусне. Потом меня что-то подташнивать начало, я все думала, что это последствия черепно-мозговой травмы, нервы, поэтому и задержка, и все такое. Только на шестом месяце я с ужасом поняла, что беременна. Все равно не хотела в это верить, и только когда тетенька врач радостно сообщила, что моему ребеночку двадцать шесть недель, поняла, что я пропала. Что-то делать уже поздно, а кто может родиться от маньяка, страшно подумать. Я была  совершенно одна, даже поплакаться в жилетку было некому. Оксанка к тому времени уже выскочила замуж, и я, как рвань и лимита, к дому не допускалась. Так я, сцепив зубы, боролась со своими проблемами.  Еще знаешь, что интересно, он мне стал сниться, почти каждую ночь, такой, какой он сейчас, около шести лет. Говорит – мамочка, это я, не бойся! Разговаривает со мной, утешает, песенки поет, а потом все – раз, красным заволакивается, и я просыпаюсь в холодном поту. Совсем тоскливо  мне было в Новогодние праздники. Все вокруг веселятся, а я совсем одна, еле свожу концы с концами, и тут еще этот ребенок, с недели на неделю должен появиться. Погрузившись в свои мрачные мысли, я как-то вышла погулять. Несколько дней стояла оттепель,  а с утра подморозило, и ветер дул такой сильный…  В общем, я в своих раздумьях не заметила заледенелую кочку, и со всего  маха грохнулась на живот. Хорошо, это было недалеко от дома, и соседка увидела меня из окна, сразу вызвала скорую. Васька родился через полтора часа с травмой позвоночника. Он был такой маленький, худенький, так кричал захлебываясь, что у меня чуть сердце не разорвалось. Я орала вместе с ним, от боли и от жалости  и  злости на себя,  от отчаянья, что моя слабость  стала причиной страдания беззащитного существа, такого близкого и родного, который ни в чем не виноват. Полтора месяца мы провели в больнице. Выписали нас с диагнозом, в который, несмотря на очевидность, я не хотела верить. Бегала по врачам, надеясь, что все можно исправить. Но, увы… Самыми тяжелыми были первые два года. Он был очень беспокойный, слабенький, плохо спал, почти все ночи напролет кричал. Пособие на ребенка маленькое, я питалась в основном пшенной кашей, картошка была по большим праздникам. Страшное было время.

– А как же твои родные, они как-то могли тебя поддержать, помочь?

– В том-то вся и проблема. Я родилась и выросла в маленькой деревушке, несколько  дворов, в школу ходила  в соседнее село за десять километров. У нас-то не только школы, даже какой-нибудь занюханной библиотеки не было. А я так любила читать! Еще во втором классе я твердо решила, что буду учителем, вернусь в родную деревню, организую школу, и буду учить детей. А потом приехала в Питер и влюбилась. Этот город  стал для меня и другом, и любимым, и отцом, и сказкой, и тайной, словом тем, чего мне всегда в жизни не хватало и вдруг досталось в подарок.  А в деревне у нас все только и живут  сплетнями, мать и так воспитывала меня одна, с дедом, и только отбелила я её  в глазах соседей тем, что в  Ленинграде на учителку выучилась, если бы там узнали, что я родила  незамужней, да еще от преступника, и ребенок инвалид, сплетен еще на пятьдесят лет. Я там даже и показаться не могла.  А тут моя однокурсница  Наташка Прохорова вышла замуж за американца. Я написала маме письмо, что встретила прекрасного принца, который предложил мне руку и сердце, и увез в Америку, отдала Наташке, она оттуда отправила. Так мы с тех пор и переписываемся. Мать пишет, отсылает в Америку, Наташка мне оттуда в Питер, я отвечаю, шлю ей, а она – матери. Там каждое мое письмо чуть ли не всей деревней читают. Почтальонша прямо от почты несет, голосит  как сирена.

– И как же ты собираешься, всю жизнь обманывать?

– Ужасно, конечно, но назад пути у меня нет. Как-нибудь выкручусь. Что-нибудь придумаю.  Ну вот, я тебе все про себя рассказала и теперь чувствую себя идиоткой.  Теперь твоя очередь.

– Ладно, давай поднимем рюмки за наших родителей, чтобы они были здоровы и счастливы.  (Выпивают) Что я могу рассказать о себе? Да в общем, радостного тоже мало. Родился в Н-cке, младший из четверых детей. Родители мои развелись еще до моего рождения.  Росли мы впроголодь, я лет в тринадцать  связался с компанией, грабили магазинчики, ларьки, в общем, мелочевка всякая. В один прекрасный момент нас поймали, я получил два года условно. Лето провел в исправительном лагере. Там у нас был духовой оркестр. Мне достался саксофон – старый, облезлый альт ленинградской фабрики. Ничего ужаснее я с тех пор не встречал. Но тогда он был для меня чудом. Кое-как я выпросил у руководителя оркестра, чтобы он его списал и отдал мне. Отрабатывал я этот саксофон целых два месяца у него на даче, недалеко от лагеря. По четыре часа полол, копал грядки, поливал. После этого я с ним практически не расставался. Дома запирался в туалете и занимался часами. Кое-как закончил  восемь классов,  поехал в Ленинград в музыкальное училище поступать. Но не тут-то было. Без прописки даже документы не брали. Пришлось пойти работать на Кировский завод, делать сковородки. Но зато общагу дали, прописали. Целый год я с утра стоял у станка, а вечером брал уроки, занимался, изучал теорию музыки, ходил в джаз-клуб, слушал джаз. Поступил в училище, закончил, ушел в армию. Осталась меня ждать молодая жена, через полгода она родила мне сына. Считал дни до возвращения, казалось, эти полтора года никогда не кончатся. Писал ей почти каждый день. Она поначалу отвечала редко, а потом и вовсе перестала. Я все думал – ребенок, куча забот, просто некогда ей. Вернулся – а она нашла себе другого, укатила с ним и ребенком  куда-то в Прибалтику, так я даже сына своего и не видел ни разу. Из полугодового запоя меня вытащил друг-гитарист, привел в модный попсовый коллектив, ездили с ним по стране, понемногу боль притупилась… Но так мне что-то это все надоело. Пригласили в биг-бенд,  поехали на фестиваль в Швецию, красивая страна, чисто, спокойно. Я вдруг понял, что это то место, где мне хочется жить. И я остался. Нелегально преподавал, играл по клубам. Конечно, так долго не могло продолжаться. А ведь у меня там девушка появилась – красавица, умница шведка, и так мы любили друг друга, а замуж она за меня так и не шла. Плачет, слезами обливается, но гнет свое – муж музыкант – это несерьезно, нет будущего, нищета и все такое. В конце концов, депортировали меня, выгнали взашей, но при этом сообщили, что если я докажу свое шведское происхождение, то может быть рассмотрен вопрос о гражданстве. Вот дела! Всю жизнь моя фамилия была что-то вроде прозвища, и не думал никогда, что и вправду  шведские корни. Вернулся  в Питер, друг художник дал ключи от своей мастерской на мансарде, где я по сей день и живу, занялся вплотную изучением своего генеалогического древа…

На этих словах зажегся свет, Игорь и Лиза щурятся, возникает некоторая неловкость. Лиза задувает свечи, Игорь сбивчиво продолжает рассказ, она слушает вполуха, наблюдая за ним со стороны.

– Оказалось, мой прадед еще в первую мировую попал в Россию… был ранен, в госпитале познакомился с бабкой. Ну, и… В общем, документы я собрал… через  месяц  мне  уже должны дать гражданство. Ладно, Лизавета, уже поздно, я пойду,  в котором часу мне завтра подойти?

– Увы, довольно рано. К половине восьмого. Может, передумаешь?  (идут в прихожую)

– Конечно, нет! Буду завтра  в семь пятнадцать.

– Ну, это совсем не обязательно, достаточно просто не проспать и подойти вовремя. Спасибо за потрясающий коньяк и конфеты, спасибо за помощь,  спокойной ночи.

– Спокойной ночи. До завтра.

Лиза закрывает за ним дверь, размазанной походкой идет в ванную, берет зубную пасту и щетку, смотрит на себя в зеркало, говорит.

– И все-таки я напилась, самым подлым образом.  Это же надо, так разоткровенничалась с незнакомым человеком. Фу, даже противно.

Чистит зубы, смотрит на столик, стоящий в душевой, обращается к нему с пастой во рту.

– А ты стой, стой. Мыть тебя буду завтра. А сейчас спать.

Сплевывает пасту, полощет рот, идет проведать Малыша, трогает лоб, поправляет одеяло, идет к себе. Дверь в ее комнату закрывается.      

 

КАРТИНА 8

Звонок в дверь, Лиза, одетая и причесанная, открывает и сухо отдает указания.

– Малыша я уже покормила. Если хочешь, еда в холодильнике, разогрей. Обед в половину второго, суп в большой кастрюле. Врач придет с десяти до двух. С Мухой я погуляла. Давай Малышу каждый час теплый чай с малиной и клюквой – банка в холодильнике. Я сегодня после школы сразу в магазин, буду дома в четвертом часу. В пять я поеду к Оксане, постараюсь долго не задерживаться. Ладно, потом приду, дам остальные указания. Все, пока, я побежала. Малыш, слушайся Игоря, веди себя  хорошо.

Надевает пальто, шляпу, уходит. 

Игорь идет на кухню, трогает чайник – он горячий. Наливает две чашки чая – Малышу и себе. Тот  полулежит в кровати, замотанный шарфами и пуховой шалью.

– Держи. (дает ему чашку) Пей.

Садится на стул у кровати, они молча пьют чай, Игорь смотрит в окно, Малыш – внимательно и изучающе – на Игоря. Допивают чай, Малыш молча протягивает чашку, Игорь забирает, уносит на кухню, возвращается, садится. Они молча смотрят друг на друга, пауза затягивается. Игорь решается её прервать.

– Как же тебя, Василий, угораздило заболеть?

– А я облился.

– Облился? Как? Чем?

– Рисовал и облился.

–Ты любишь рисовать?

– Люблю.

– Можно твои рисунки посмотреть?

– Можно. Они в коробке под кроватью.

Игорь достает коробку, рассматривает рисунки.

– Интересные рисунки. Только что это?

– Это – музыка. Это  ты вчера на дудке играл?

– Я. Моя дудка называется саксофон. Если хочешь, могу взять тебя в гости, когда выздоровеешь, и поиграть тебе.

– Ух ты, здорово! Конечно, хочу!   Карлсон, а у тебя точно нет моторчика, как у того Карлсона?

– Нет, к сожалению, нет (смеется). 

– И летать ты не можешь?

– Если только во сне. Ну что, давай тебе книжку, что ли, почитаю?

– Да вот еще, я и сам умею читать. Научился, когда мне было три года.

– Сам, в три года?

– Да. Мама тогда давала уроки на дому, занималась с детишками – кого читать и писать учила, кому помогала задания по русскому языку и литературе делать, я сидел, слушал и научился.

– А сейчас тебе сколько?

– Скоро шесть. Скажи, Карлсон, а ты видел когда-нибудь живого жирафа?

– Наверное, сейчас уже не помню точно. Вроде у нас в зоопарке есть жираф.

– Да?! Мама меня возила в зоопарк, но мне тогда два года всего было, я ничего не помню. Но сейчас у меня есть большой зоологический атлас, там фотографии всех зверюшек есть, и про них все написано. И мне жираф больше всех нравится. У него такие добрые грустные глаза, шерстка плюшевая и такая длинная шея! Представляешь, Карлсон,  он же видит все далеко-далеко вокруг! И может с самого высокого дерева листики щипать!

– Окей, договорились, выздоровеешь, поедем с тобой в зоопарк.

– Ура! А какие там еще животные есть? 

Идет ускоренная съемка, музыка – юмористический диксиленд, Игорь что-то  рассказывает, размахивая руками, изображает животных – слона, верблюда, тигра, оленя, танцует с Мухой, взяв её за лапы, Муха вертит хвостом, лает, скачет. Малыш смеётся, хлопает в ладоши.  Музыку на мгновенье прерывает звонок в дверь, все замирают,  потом действие продолжается в том же ритме под ту же музыку – Игорь открывает дверь, запускает тетеньку врача, берет у нее пальто, проводит к Малышу, разматывает его платки и шарфы, тетенька слушает Малыша стетоскопом, смотрит горло, потом его заматывают в теплое обратно. Постепенно действие замедляется. Тетенька пишет что-то, обращается к Игорю.

– А какой у ребенка основной диагноз?

– Я не знаю.

– Как не знаете, ребенок ведь инвалид? Ну и папаша!

– Я не папаша, я сосед.

Смотрит на него поверх очков с недоверием.

– Ну, хоть фамилию ребенка вы знаете, сосед?

Игорь смущается, заминается, его выручает Васька.

– Моя фамилия Володин, зовут Вася, и мы с мамой совсем недавно сюда переехали. А это мой друг Карлсон, его зовут Игорь.

Врач Малышу: «Чудесно». Игорю.

– У мальчика небольшие хрипы в легких и ангина. Вот рецепт, я выписала все необходимые лекарства.  Через неделю нужно показаться участковому педиатру. До свиданья.

Встает, уходит. Игорь провожает, закрывает дверь, возвращается, присаживается. У обоих немного усталый вид.

– Ну что, Малыш, по-моему, самое время подкрепиться.

Идет на кухню. Действие понемногу ускоряется, постепенно наращивая темп, чуть сдержаннее предыдущего, быстрый фокстрот. Греет суп, повязывает Малышу слюнявчик,  пытается кормить его с ложечки, тот сопротивляется, отнимает ложку, ест сам. Муха прыгает вокруг, облизывается, лает, машет хвостом, пытается залезть в тарелку с супом, Игорь ее отгоняет. Скормив суп Малышу, идет на кухню, наливает суп Мухе и себе, ест. Все это сопровождается музыкой в стиле стоп-тайм, в которой слышен зов Малыша.

– Карлсон!

Игорь бежит к Малышу, потом в туалет, потом опять к нему – с горшком, потом с ним же обратно в туалет.  Потом на кухню – доедает суп, моет посуду, идет к Малышу, музыка заканчивается, он говорит.

– А теперь тихий час.

Задергивает шторы, укладывает Малыша из полулежащего состояния в лежачее, тот быстро задремывает. Игорь садится  рядом на стул, и через какое-то время засыпает, приложив голову на краешек  малышовой подушки. Рядом спит Муха.

Эту умильную сцену застает Лиза, вернувшись с работы, улыбается,  идет на кухню, одевает фартук, что-то жарит, варит, ест, гуляет с Мухой, которую предварительно вытаскивает из сонного царства. Вернувшись, зовет Игоря шепотом, тот вскакивает, в прихожей отдает ему вполголоса очередные ЦУ.

– Ужин на плите, с Мухой я погуляла, постараюсь быть к девяти. Вот на бумажке Оксанин телефон, если что экстренное, звони. Подай мне, пожалуйста, рецепт, по дороге куплю лекарства.

Он выносит из комнаты рецепт, закрывает за ней дверь.

 

 

КАРТИНА 9

Лиза лежит в шикарной ванной джакузи с гидромассажем, в белой кудрявой пене и поет: «Can it be done? tell me is there one melody that never been played. how does it sound, can it be found the new song, that’s newer been in the air?»  С другой стороны двери, в коридоре –  Оксана, на лице её написано нетерпение. Она стоит некоторое время, прислушиваясь, потом стучит в дверь и кричит.

– Лизка, ты скоро? Давай, вылазь скорее, я уже чай заварила, остывает.

– Сейчас, сейчас, Оксаночка, выползаю.

Выходит на кухню в шикарном Оксанином махровом халате, на голове полотенце. Вся квартира похожа на музей, кухня – не исключение. Оксана  разливает чай, они пьют.  Лиза,  зажмурившись, вдыхает аромат.

– Как пахнет!

– Это с бергамотом и авокадо. Егор из Италии привез. Ну, рассказывай, как ты там на новом месте, как соседи, познакомилась уже?

– Пока только с одним. Он сейчас как раз с Малышом сидит, тот заболел опять.

– И ты не боишься ребенка одного с незнакомым мужиком оставлять?

– Да нет, он товарищ надежный, мы с ним вчера так, пообщались… Поил меня навороченным французским коньяком и кормил шоколадом, я так растаяла, выложила ему на нетрезвую голову всю подноготную. Теперь чувствую себя неловко.

– Слушай, так ведь он за тобой небось приударить решил! Поздравляю! И как он вообще?

– Да ну, ты, Оксанка, скажешь тоже, приударить. Кому я нужна с больным ребенком. У меня и так-то с мужиками никогда ничего путного не выходило, а сейчас я могу вызывать чувства, не более чем как к кошке, которую машина переехала. Смотреть тошно, а выбросить вроде жалко. Просто Игорь добрый человек, и жизнь его изрядно потрепала, он в состоянии посочувствовать. Да и, честно говоря, он не в моем вкусе.

– Ну, ты даешь!

– Знаешь, дорогая, я ведь спала всю свою жизнь, до того как у меня Васька появился. Не видела ничего дальше своего носа, считала себя умной, сильной, а была дура беспросветная, эгоистка законченная. А после той боли и радости, что тогда пришлось пережить, у меня словно пелена с глаз спала, мир открылся мне такой хрупкий, такой прекрасный. Каждый солнечный лучик, каждая травинка – как драгоценный подарок, каждый воробушек, который по улице скачет, каждая кошачья и собачья душа, они же равны нам, кто сказал, что они братья наши меньшие – почему меньшие? Они мудрее, проще, в чем-то даже ближе к Богу. Они зависят от нас, и как у кого-то может подняться рука обидеть их? И как мы можем мучить друг друга своими претензиями, своими амбициями, злобой, завистью? Я только недавно поняла, что такое любовь на самом деле – к мужчине или вообще, к кому угодно. Мы привыкли считать – я тебя люблю, значит, ты должен вокруг меня плясать, ублажать, сидеть рядом и вздыхать, или, в крайнем случае, принимать мои знаки внимания и непременно быть за это благодарным. Но ведь любимый человек свободен! Он не  должен быть таким, как мы хотим. И вообще, настоящая любовь между мужчиной и женщиной – это такая редкость, такой волшебный подарок, и каким нужно быть терпеливым и достойным, чтобы получить, и чтобы сохранить его! У меня какая-то фантастическая интуиция появилась последнее время – я смотрю на человека и мне кажется, я все про него знаю. И я точно знаю, – мой это человек или не мой. Достаточно немного пообщаться, чтобы окончательно убедиться в своей правоте.  Это знание какое-то особое, его нельзя передать словами. Хотя, это сейчас мне кажется, что я такая мудрая и все знаю. Пройдет время, произойдут какие-то события, и откроется что-то новое, по сравнению с чем мои сегодняшние открытия покажутся смешными.

– Лизка! Ты такие вещи говоришь, мне почему-то за тебя становится страшно.

– Брось ты. Со мной все будет хорошо.  Кто-то, может, думает, что больной ребенок – это беда и обуза, а для меня он – самое большое счастье. Я так рада, что он есть у меня, такой, какой есть, и я научилась, наконец, не винить никого и ничего в произошедшем, просто принимать все, и быть благодарной судьбе, и ни на что не жаловаться.  Да как тут можно жаловаться, Васька, он же удивительный. Ему еще нет и шести, а он уже сдал программу за третий класс, на все пятерки. Он всю детскую литературу перечитал  еще в три года, а потом и всю русскую и зарубежную классику, фантастику, учебники по астрономии, биологии, живописи,  какие-то справочники по архитектуре у соседа по коммуналке выпросил. Он постоянно что-то придумывает, изобретает,  и иногда он  просто пугает меня своей недетской мудростью и проницательностью.  Такое ощущение бывает, что он уже все знает заранее.… Однако, как это ни грустно, уже поздно, и мне пора собираться и  бежать. 

Стоят у входной двери, Лиза в пальто и платке.

– Ой, спасибо тебе, радость моя, я после твоей ванной как заново родилась. Когда вернешься из Египта, позвони, скажешь своему Егору, что пошла в бутик «Мишель», он как раз недалеко от моего дома, а сама ко мне забежишь. Ну, удачи тебе, пока.

Целуют друг друга в щеки.

– Пока, Лизок, звони.   

 

КАРТИНА 10.

Лиза приходит домой, там привычная картина – Малыш читает вслух, только к слушателям, кроме Мухи, присоединился еще и Карлсон. У него усталый вид, он вроде внимательно слушает Малыша, но думает о своем.

– О, Игорь, вы устали! То есть, прости, пожалуйста, я забыла, что мы на «ты» перешли, извини, что я так долго.

– Ничего, ничего, Лиза, все в порядке. Выглядишь отдохнувшей, надо почаще тебе к подруге ездить.

– Нет уж, хорошего помаленьку. Спасибо тебе огромное,  что целый день  посвятил моим проблемам.

– На самом деле – с удовольствием, у тебя замечательный ребенок, и мне было с ним очень интересно, как это ни странно звучит.

– Спасибо, – завтра у меня всего два урока, в магазине я отпросилась, так что все в порядке. Вот, купила лекарства, сейчас уколю ребенку укольчик, дам таблеточку, и через пару дней, фигурально выражаясь, он уже встанет на ноги. До свиданья, Игорь.

Карлсон в некотором замешательстве, он вроде и не собирался уходить,  и вроде как хочет что-то сказать, но сдерживается, идет в прихожую.

– До свиданья, Лиза. Если еще нужна будем помощь, обращайся, я всегда с удовольствием.

Дверь закрывается, Лиза идет на кухню, снимает с плиты кипятящийся контейнер со шприцами, набирает лекарство, идет к Малышу. 

– Ну, давай, зайка, к тебе комарик прилетел.

– Опять уколы! Мамочка, может не надо?

– К сожалению, надо, мой дорогой, иначе тебе не поправиться.

Малыш горестно вздыхает, Лиза переворачивает его, колет, он слегка морщится, а потом спрашивает.

– А что с человеком бывает после смерти?

Лиза вздрагивает, смотрит на него со странным  удивлением, но вслух ничего не говорит, только  отвечает на вопрос, убирая шприц в контейнер.

– После смерти душа отрывается от тела и летит к Господу, он встречает ее, смотрит внимательно и с любовью в самое сердце,  он все-все про этого человека знает, каждую его затаенную мысль, каждый добрый и каждый некрасивый поступок. И решает Господь, чего больше в душе этого человека накопилось за его земную жизнь, темного или светлого, и летит душа этого человека дальше – в темное или светлое царство. 

– А что с его телом происходит?

– Тело без души – бледное, недвижимое и бесполезное. Его кладут в деревянный ящик и закапывают в землю.

Здесь свет начинает постепенно и  плавно гаснуть.

– А зачем в ящик и в землю?

– Ну как, если бы все мертвые тела оставались на поверхности, представляешь, сколько бы они места занимали? Да к тому же они портятся, ужасно пахнут.

– Протухают?! И воняют?!

Заливается смехом.

– Малыш, Малыш, что с тобой! Что тут смешного?

Последняя фраза звучит в полной темноте.

 

 

КАРТИНА 11.

Хмурый осенний день, но в воздухе Лизиной квартирки явное ощущение света и праздника. Малыш,  замотанный  в компресс, полулежа в кровати рисует фломастерами жирафа, рядом, как обычно, Муха. Лиза моет полы и напевает песенку: «L – its for  the way I look at you, O –  is  for the one I only new, V– is very, very  extraordinary, E – is even more then anyone that you adore can love….» она моет лестничную площадку, заходит, выливает воду, наливает чистую, моет прихожую.   Стоит спиной к двери, в этот момент заходит Карлсон, у него в руках плюшевый жираф. Он стоит, притаившись, с интересом наблюдает за Лизой, пока она вдруг не оборачивается,  быстро говорит.

– Извини, дверь была открыта, я зашел проведать Малыша, вот принес ему. А у тебя, кстати, неплохо получается, ты случайно музыкой не пробовала заниматься?

Смеешься. Когда? А эту песню я знаю с детства – дед как-то выиграл у соседа в карты трофейный агрегат, типа патефона, еще с войны как-то к нему попавший и пластинку с этой песней.  И у меня было любимое занятие – летним вечером завести  этот драндулет и петь с ним. Я тогда английского, естественно, не знала, просто заучила как набор непонятных звуков, как потом оказалось, довольно точно.

Малыш сидя у себя в комнате прислушивается к голосам, и кричит.

– Карлсон, это ты пришел?

– Да, Малыш, я к тебе.

Лиза сует ему тряпку под ноги.

Вытирай ноги, проходи.  

Он торопливо вытирает ноги, заходит в комнату. Чуть не наступает на Муху, крепко и  сладко спящую у кровати Малыша.

Привет! Смотри, кого я тебе принес. Пока ты не поправился, и мы не сходили к живому жирафу, у тебя будет свой, комнатный жираф. Ну-ка, а что ты рисуешь?

Малыш с улыбкой протягивает ему лист – на нем жираф, очень похожий на того, что принес Игорь.

– Ого, да ты же моего жирафа нарисовал! Ты что, знал?

Догадался! Шучу, я просто так рисовал, а получился твой жираф.  Мама мне фломастеры купила, чтобы я больше случайно не облился. Но мне красками больше нравится рисовать. Но ничего, скоро я поправлюсь, и буду рисовать красками за столом.

Кивает по направлению к окну, там стоит повеселевший и похорошевший наш знакомый столик.

Игорь протягивает Малышу жирафа.

– Держи.  Давай дадим имя этому длинношеему парню.

– Давай назовем его… Жорик.

– Жираф Жорик. Хорошо… Ну, ладно, дружок, мне  к сожалению надо бежать, репетиция.

– Карлсон, а когда ты еще ко мне придешь?

Скоро, Малыш, скоро. Я постараюсь заходить как можно чаще. А когда ты поправишься,  вы с мамой придете ко мне в гости, и я научу тебя играть на барабанах.

Здорово! Я очень-очень скоро поправлюсь!

Давай, давай, Малыш, пока. (уходит)

 Малыш прижимает к груди жирафа, потом сажает его рядом с собой на кровати.

– Ну что, Жорик, Муха спит, давай я тебе книжку почитаю.

Берет из стопки книг на табурете рядом с кроватью верхнюю, открывает, начинает читать.

 

КАРТИНА 12.

Какое-то время спустя. Лиза приходит с работы, застает привычную картину – Малыш читает книжку Мухе и Жорику. Раздевается, заходит в комнату.

– Ну, как вы тут, друзья мои? (Трогает лоб Малышу.) Ну вот, лоб уже холодный! Послезавтра, если все будет хорошо, можно будет тебя одеть потеплее и немного погулять. Сейчас на улице очень красиво – листья на деревьях золотые и алые, и еще бронзовые, как в сказке. (Муха начинает поскуливать и бежит к двери.) Так, ясно, давай быстренько пообедаем, и я пойду выгуливать собаку.

Хватает в охапку Малыша, несет на кухню, греет и разливает обед. Они разговаривают, Малыш смеется, сидя в своей коляске, едят все  вместе, Муха из своей миски, рядом. Все это под неторопливую, мирную, задумчивую музыку – импровизации на  “AUTUMN LEAVS”. Музыка продолжается, Лиза укладывает Малыша в кровать, задергивает шторы, он обнимает жирафа и закрывает глаза. Лиза сажает Муху на поводок и они идут гулять по улицам Петроградки.  Дивная, солнечная погода.  Синее небо, и на его фоне яркие осенние листья. Голосом Лизы исполняется тема со словами. Навстречу Лизе и Мухе идут сплошь влюбленные парочки – зрелые, молодые, совсем старички и школьники с портфелями. Лиза с улыбкой изучающее разглядывает их, иногда провожая взглядом и даже слегка оборачиваясь. Песня кончается вместе с картиной.

 

 

КАРТИНА 13.

В это время Игорь бежит по лестнице вверх с большой сумкой продуктов. Останавливается перед Лизиной дверью, звонит, никто не отвечает. Ждет, звонит еще, тишина. Малыш внутри квартиры мечется на своей кровати, бормочет.

– Карлсон, Карлсон!  Мама ушла гулять с Мухой, а я не могу открыть!

Игорь звонит еще, вздыхает,  смотрит на часы, оставляет сумку под дверью, бежит к себе наверх. Через какое-то время спускается – на одном плече саксофоновый кейс, на другом – дорожная сумка, в руке – лист бумаги. Сует записку в пакет, стоящий под дверью, озирается кругом, бежит по лестнице вниз. Хлопает дверью подъезда, она, раскачиваясь, несколько раз ударяет о косяк, выбегает в одну из двух подворотен двора. В это время в другую подворотню  заходит Лиза с Мухой.  Заходят в подъезд, поднимаются на свой этаж,  обнаруживают около двери сумку. Лиза смотрит недоуменно, Муха с радостью, бросаясь к ней и пытаясь вытащить что-то очевидно вкусное, ворчит от удовольствия.

– Муха, стой, подожди, что это?

Оттаскивает собаку за поводок, достает сверху из сумки записку, читает:

НЕ ЗАСТАЛ ДОМА,  СРОЧНО УЕЗЖАЮ НА НЕДЕЛЮ НА ГАСТРОЛИ. ЭТО ВАМ С МАЛЫШОМ, КУШАЙТЕ, КАК СЛЕДУЕТ. КАРЛСОН.

Берет сумку, открывает дверь, заходит. Малыш, услышав шум открываемой двери, кричит.

– Мама, мама! Тут Карлсон приходил пока тебя не было!

– А ты откуда знаешь, что это был он, через дверь видел?

– Нет, я догадался. Он уезжает?

– Да, на неделю.

Она раздевается и заходит к Малышу, стоит напротив него, возле кровати.

– А что будет, когда он совсем уедет?

– Как это, что будет, у него своя жизнь… Наверное, он будет счастлив, получит, что хотел, и все будет хорошо.

– А как же мы?

– А что мы? У нас – своя жизнь, и тоже все будет хорошо.

 

 

КАРТИНА 14.

Наверху, в мансарде у Игоря человек пять музыкантов и Лиза с Малышом. Все за большим столом пьют чай, разговаривают, Малыш  в коляске чуть в стороне, у него на коленях барабан, рядом на стуле сидит барабанщик, показывает ему, как держать палочки, как правильно ударять по барабану. У Малыша очень внимательное и сосредоточенное лицо, он старается.  Народ постепенно  допивает чай, Игорь встает, дает команду.

– Ну что, продолжим, господа.

Музыканты рассаживаются по местам, Лиза садится на стул рядом с Малышом. Игорь обращается к Лизе.

– Я тут на днях новую тему написал, сейчас попробуем её изобразить.

Поворачивается к музыкантам, дает счет. Звучит музыка, Лиза и Малыш завороженно слушают, Малыш от восторга даже слегка приоткрыл рот. Лиза смотрит на Игоря как-то по-новому. Под конец Малыш стряхивает оцепенение, оживляется, заражается ритмом, и начинает подыгрывать на барабане, лежащем у него на коленях. Композиция закончена, Лиза и Малыш бурно аплодируют, музыканты улыбаются. Лиза говорит.

– Здорово! Молодцы!

Игорь внимательно смотрит на неё. Музыканты бросают реплики.

– А Малыш-то какой молодец! 

– Супер-барабанщик!

– А что, для начинающего самый настоящий супер-пупер!

Все радостно смеются.    Игорь  поворачивается к музыкантам.

– Еще одна тема, и разбегаемся до завтра.

Звучит музыка. Лиза встает, подходит к окну, смотрит с высоты мансарды на крыши соседних домов, на хмурое осеннее небо, отворачивается от окна, опершись на стену,  смотрит на музыкантов, они остановились, спорят о чем-то, машут руками, барабанщик палками дает счет, начинают заново – музыка за кадром звучит непрерывно, и как бы уже немного отдельно от происходящего. Под нее же заканчивается репетиция, музыканты собираются, расходятся, прощаются у двери. Лиза собирает со стола чашки и моет посуду.  Игорь достает из-под кровати кейс с саксофоном-альтом – его тенор лежит расчехленный рядом на диване. Во время этого действия музыка стихает. Он осматривает альт, собирает,  в это время Лиза внимательно наблюдает за его действиями.  Он обращается к ней.

– Давай, я научу тебя играть на саксофоне.

Смотрит на неё вопросительно.

– Это здорово, конечно, но ведь на инструменте заниматься надо, а у меня совершенно нет времени.

– Прямо сейчас ведь время есть, правильно? И потом найдется. А Малыш на барабанах будет учиться. Вот смотри, это у меня саксофон-альт, я на нем давно не играю, перешел на тенор, но он очень хороший. И тебе как раз подойдет.

Лиза подходит, берет альт в руки, трогает, рассматривает.

– Да, такой красивый! Как елочная игрушка, блестит.  

– Вот смотри, его надо держать так – правая рука сюда, большой палец под крючок, левая сюда, большой палец на кнопочку, остальные пальцы – на клапана, каждый на свой. А теперь попробуем извлечь звук…

Идет урок, Малыш уже нашел какую-то книжку в пределах досягаемости, читает. Урок идет дальше, голоса постепенно размываются и затихают, Малыш засыпает. Голос Лизы (в кадре - Малыш).

– Смотри, Малыш спит! Слушай, уже совсем поздно! Помоги мне, пожалуйста, его донести до кровати.

 

КАРТИНА 15.

Карлсон вывозит Малыша на коляске из ворот зоопарка. У Малыша очень расстроенный вид, буквально слезы висят  на глазах. Игорь в недоумении.

– Малыш, что с тобой, тебе не понравилось в зоопарке?

– Игорь, ну как там может понравиться, ведь зверюшкам там так плохо! Они сидят, на всю жизнь запертые в  вонючей клетке, далеко-далеко от дома, совсем одни, им тесно, душно, холодно, тоскливо. (Начинает плакать, продолжает в слезах) И их никогда-никогда не выпускают на свободу, побегать. Им ведь даже хуже, чем мне – у меня есть мама, есть ты, Муха,  Жорик, барабан; я даже могу иногда погулять, у меня есть книжки, есть краски, фломастеры. У меня есть лес на подоконнике, и я могу за ним ухаживать, смотреть, как растут мои маленькие подоконниковые деревья. У них же ничего нет, кроме неволи! Плачет навзрыд. Игорь останавливается, берет его на руки, прижимает к себе.

– Ну, успокойся, пожалуйста, перестань!  Ну не плачь же, Малыш!

– Давай больше никогда-никогда не пойдем в зоопарк! ( Всхлипывает)

– Договорились, никогда не пойдем. Только не плачь. Хочешь, пойдем сейчас, погуляем по парку, поедим мороженое, покатаемся на каруселях?

Малыш замолкает, вытирает слезы, смотрит Игорю прямо в глаза, улыбается,  берет его за пуговицу и говорит.

– Хочу! Только ты не говори, пожалуйста, маме, что я плакал, а то  она меня поругает. Она говорит,  что настоящие мужчины не должны нюни распускать.

– Не скажу.

Сажает его обратно в коляску, везет по Александровскому парку, погода солнечная, вокруг гуляют люди, летают шарики, из громкоговорителей звучит бодрая музыка, они подъезжают к лотку с мороженым, Игорь покупает два, одно протягивает Малышу, потом испуганно говорит.

– Послушай, а ты не заболеешь?

– Нет, я буду  тихонько-тихонько есть, как мышка.

– Ну смотри, а то меня твоя мама не то что поругает, а прямо-таки  прибьет.

– Нет! Не прибьет, она добрая.

Они катаются на каруселях, качелях, «Чертовом колесе», ну, в общем, на всем, что имеется в ассортименте аттракционов Александровского парка. Малыш  у Игоря на коленях, они рассматривают что-то с высоты, показывают друг другу разные  части города, смеются.  Игорь везет Малыша в коляске по улицам домой.  Тот крутит головой и поет: от улыбки станет всем  светлей, от улыбки в небе радуга проснется, поделись улыбкою своей и она к тебе не раз еще вернется …

Игорь подпевает.

 

 

КАРТИНА 16.

Лиза прилегла отдохнуть и видит кошмарный сон. Маленькое черное помещение, вокруг пылает огонь очень жарко. Она сидит на каком-то кованом стуле, обливаясь потом,  растрепанная,  в рваном платье, руки  и ноги связаны кожаными ремнями, за талию она таким же ремнем привязана к спинке. Рядом  сидят двое мужчин – один в черном, с жутким, злобным лицом,  другой в белом, спокойный и кроткий. Оба пристально смотрят на нее – первый злорадно и жестоко, второй – мягко и с состраданием. Черный хватает ее за руку – у него стальная огромная рука, стискивает все сильнее и сильнее, так что боль становится невыносимой, Лиза вскрикивает, он шипит ей в лицо.

– Больно? Бедняжка! Скоро тебе предстоит испытать боль, по сравнению с которой эта будет словно  прикосновение крыльев мотылька!

Стискивает руку еще сильнее, Лиза вскрикивает громче.

– Готова ли ты перетерпеть эту боль?

Белый персонаж обращается к ней с сочувствием, тихим, мелодичным голосом.

– Поверь, дитя мое, человеку не дается испытаний, которых он не смог бы вынести. Самая страшная боль тебе по плечу, и ты сможешь стать сильнее и мудрее, и жизнь твоя переменится… Мужайся, дитя мое, я не оставлю тебя в страдании.

Ласково гладит ее по другой руке. В этот момент – второй.

– Я тоже!

Хватает плетку, хлыщет  ее по плечам, рукам, кожа лопается, течет кровь, Лиза стонет, кричит.

– За что!

– За что? Разве за что-то человеку дается жизнь? Только трусливый и ничтожный боится боли, готов отдать все, чтобы ее избежать, есть ли у тебя что-то, чем ты могла бы заплатить, чтобы избавиться от боли? (продолжает сечь ее плеткой)

– Нет! А-а-а-а!

– Глупая, когда ты потеряешь самое дорогое, что есть у тебя в жизни, ты будешь молить об этой боли, мечтать о ней, она покажется тебе самым сладким чувством в твоей жизни. Но это лишь иллюзия, что боль физическая сможет заглушить ту боль, которая обрушится на твое сердце, выжжет его заживо, разрушит все, ты будешь одна, совсем одна,  и только если ты все начнешь заново, ты сможешь выжить. Хватит ли у тебя сил? Так  наслаждайся сейчас!

– Не бойся, дитя мое, в тебе скрыто множество талантов и любви,  ты должна просто верить, несмотря ни на что, и боль оставит тебя, уступив место покою и тихой радости. И тогда ничто никогда не сможет потревожить твоего равновесия, любовь твоя станет сильнее любых несчастий.

Черный   выхватывает из огня горящее полено, прижигает ей руку. Мясо заживо жарится и дымится, дикий Лизин крик прерывает пронзительный звонок в дверь.  Она просыпается вся в поту, судорожно вскакивает, мечется, шепча.

– Господи!  Господи! 

Набрасывает  халат, кидается к двери, распахивает ее. Там веселые улыбающиеся Малыш и Карлсон, лица у которых при виде Лизы вытягиваются.

– Мамочка!

– Лиза, что с тобой? У тебя жар? Ты заболела?

Лиза вытирает пот со лба, тяжело переступает с ноги на ногу, распахивая дверь.

– Проходите. Ничего, со мной все в порядке, просто кошмар приснился. Говорила мне мама, нельзя спать ложиться на закате, а я вот не послушала… Что-то так устала…  

Игорь проводит рукой по ее лбу, восклицает.

– Ничего себе, все в порядке! Да ты вся горишь! А ну, марш в кровать, где у тебя градусник, лекарства и прочая дребедень?

Лиза, вяло перемещаясь в свою комнату, укладываясь в кровать.

– На кухне все. В шкафчике над мойкой. Только сначала переодень Малыша и помой ему руки.

– Не беспокойся.

Сует ей под мышку градусник, потом занимается Малышом. Лиза закутывается в одеяло так, что торчит один нос, лежит, стуча зубами, и безразлично, но пристально, глядя в никуда. Игорь приносит стакан воды, горсть таблеток, протягивает ей.

– Вот, все что нашел у тебя – аспирин, анальгин, но-шпа. У тебя вообще что-нибудь конкретно болит? Давай градусник. Ого!  Тридцать девять с половиной! Давай пей таблетки, завтра с утра вызовем врача, в школу не пойдешь.

– Да ты не беспокойся, в школе как раз с завтрашнего дня осенние каникулы, я так отлежусь денек, и все будет нормально. А ты давай, иди домой, занимайся своими делами, спасибо большое, что погулял сегодня с Малышом. Давай, иди, все, пока.

–Ты точно уверена, что все будет нормально? Может, посидеть с тобой часок?

– Нет, не  надо, все хорошо. 

– Ну, смотри, если вдруг станет хуже, или что понадобится, постучи по трубе, я спущусь.

– Карлсон! Спасибо тебе, ты самый лучший друг, но не волнуйся, все в порядке. Таблетки я выпила, посплю и утром буду здорова. 

– Ну ладно, я утром зайду тебя проведать. Спокойной ночи.

 

 

КАРТИНА 17.

Утро. Лиза уже давно на ногах, хлопочет по хозяйству, на плите жарится и варится еда,  в ванной плещется белье, она бегает туда-сюда, что-то напевая вполголоса.  Малыш сидит в кровати, на коленях его открытая книга, но он смотрит вперед, странным невидящим взглядом, руки безвольно лежат вдоль тела, жираф, зажатый между стенкой и подушкой, в неестественном положении смотрит на Малыша как будто с испугом. Муха вертится рядом, изо всех сил пытаясь привлечь внимание Малыша – и в глаза заглядывает, и хвостиком виляет, и даже пытается схватить кончик одеяла и потянуть за него, но Малыш, не глядя на нее, сухо говорит.

– Фу!

Муха садится, поджав хвост, не спуская с него глаз.

Лиза  кричит из кухни.

– Малыш, у тебя там все в порядке?

– Да, мамочка, все в порядке.

– А ты чего притих?

– Думаю.

– О чем ты там думаешь?

– Просто думаю.

Раздается звонок в дверь. Малыш говорит громким картонным голосом.

– Это Карлсон. Он пришел прощаться. 

Лиза его толком не слушает, подбегает к двери, открывает,  на пороге Игорь, у него утомленный и растерянный вид, в руке альтовый кейс. Он переступает порог, ставит кейс на пол. Лиза в изумлении смотрит на него.

– Что это?

– Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, как видишь. Как будто ничего и не было. Словно эта болезнь приснилась, как тот кошмар. Ты все-таки объясни мне, что происходит?

– Я все не решался сказать тебе… В общем, мне дали гражданство, документы оформили, я сегодня улетаю, через два часа самолет. А это тебе, на память. (Легонько толкает кончиком ботинка кейс) Может еще будет время, позанимаешься…

– Да ты что, с ума сошел? Это же дорогущий инструмент! Да и когда мне заниматься, он же у меня мхом порастет!  Даже и не подумаю брать. Ты  музыкант, он тебе пригодится.

– Нет, я решил, это тебе. Никакие возражения не принимаю. Можно попрощаться с Малышом?

– Да, конечно, проходи, он тебя ждет.

Заходит в комнату, садится на стул, молча грустно смотрит на Малыша, гладит его по голове. Малыш смотрит на него большими черными глазами, тихо говорит.

– Я знаю, ты уезжаешь сегодня. И мы с тобой больше никогда не увидимся. Но ты еще вернешься, Карлсон, ты вернешься...

– Прости, Малыш, что бросаю тебя. Но я не могу не ехать …

– Я знаю. Ничего. У меня же есть твой Жорик. У меня есть Муха. (Муха, услышав, что Малыш ее зовет по имени, вскакивает, виляет хвостом.) У меня есть мама. Мама… Ей будет очень трудно.

– Но у нее же есть ты, Малыш.

– Может есть, а может….Ладно, Карлсон, прощай.

– Прощай, Малыш, не болей, береги маму. Я буду писать вам письма. 

Протягивает ему руку,  тот важно пожимает ее, чуть слышно шепчет: «Прощай». Карлсон уходит.

Лиза берет саксофон, несет к себе, стоит посреди комнаты, оглядываясь вокруг, потом задвигает кейс под кровать. Идет к Малышу.

– Ну что, зайчик мой, давай позавтракаем?

Малыш, белый как мел, молча смотрит на нее. Она вскрикивает.

– Что с тобой?

Он с трудом выговаривает.

– Ничего.

И теряет сознание.

 

 

КАРТИНА 18.

Больница. За окнами уже снег,  зима, прошло несколько месяцев. Лиза сидит в палате возле койки Малыша, читает книгу. Она похудела, осунулась, под глазами черные круги. Малыш лежит под капельницей, прозрачный, как будто наполовину уже в другом мире, не то спит, не то в забытьи. Вдруг ресницы его шевелятся, он с трудом открывает глаза, шепотом зовет.

– Мамочка!

Лиза бросает книгу, поправляет одеяло на нем, радостно улыбаясь, тихо говорит.

– Что, солнышко моё? Как ты себя чувствуешь? 

– Хорошо. А Новый Год уже был?

– Был.

– Значит, у меня скоро день рождения?

– Да, мой сладкий!

–А ты помнишь, как я родился?

– Конечно, золотой мой.

– А тебе было страшно? И больно?

– Ну да, и страшно, и больно немного, но когда ты появился, мне стало хорошо-хорошо.

– Да?

Слабо улыбается и замолкает, веки его опускаются, и он опять проваливается в небытие.

Лиза шепчет, с любовью глядя на него и легонечко расправляя складки одеяла.

– Поспи, поспи, Малыш, набирайся сил.

Садится обратно на стул, читает книгу дальше. Через какое-то время бросает взгляд на капельницу – там еще примерно половина, потом на Малыша. Он мертвенно-бледный, с синими тенями под глазами. Лиза вскакивает, бежит по коридору, кричит – сестра, сестра! Помогите!  Сбегается медперсонал, прикатывают носилки, снимают систему, перекладывают Малыша на носилки, бегом везут его по коридору в реанимацию.  Лиза бежит следом, у нее широко раскрытые глаза, каменное лицо, по лицу ручейками, осторожно текут слезы. Дверь кабинета открывается, носилки пропадают за дверьми, захлопнувшимися прямо перед ней. Она берется за ручку, пытается открыть…   Подошедший врач строго и серьезно говорит.

– Вам туда нельзя. Ждите в коридоре.

И скрывается за дверью.

 

 

 

 

КАРТИНА 19.

Лиза идет по заснеженному полю – снег глубокий, она вязнет в нем почти по колено, но продолжает упорно идти вперед. Время от времени останавливается, смотрит по сторонам, как будто  ищет кого-то.  После очередной остановки она поднимает ногу, чтобы сделать шаг, как вдруг снег прямо перед ней вспыхивает и горит ярким пламенем. Она с возгласом удивления и испуга отпрыгивает в сторону, там тоже загорается огонь, и через мгновенье вокруг нее плотным кольцом пляшут высокие  языки пламени. Она стоит, беспомощно прижав руки к груди. Тут же она открывает глаза – перед ней склоняется лицо белого персонажа, губы его не шевелятся, но она слышит голос-

– Готова ли ты, дитя моё?

Она пристально вглядывается в это лицо, и оно начинает меняться на глазах – белая шапочка на голове, белый халат – это тот врач, который не пустил ее за дверь реанимации. Он трясет ее за плечо – она заснула на кушетке в коридоре в странной, неестественной позе. За окнами уже сумерки, прошло несколько часов. Она вскакивает, заплетающимся языком взволнованно спрашивает, тревожно вглядываясь в лицо врача.

– Что? Как? Как он? 

Врач заминается, подозрительно внимательно рассматривает рисунок линолеума на полу. Потом делает резкий глубокий вдох, и скороговоркой выпаливает.

– К сожалению, у него не было шансов. Медицина бессильна.

Лиза, продолжая сверлить его взглядом, громко переспрашивает.

– Что? Где он? Покажите мне ребенка!

Врач поднимает глаза, виновато смотрит ей в лицо.

– Вам не  стоит сейчас на него смотреть. Идите домой, вам надо отдохнуть, заняться организацией похорон, мы подготовим тело. Крепитесь.

Он треплет её по плечу и быстро уходит по коридору. Лиза, не двигаясь, стоит и смотрит ему вслед.

 

КАРТИНА 20.

Лиза медленно  и тяжело поднимается по лестнице на свой этаж. Останавливается у соседней двери и прислушивается – из квартиры доносится тихий монотонный вой собаки и раздраженный старческий голос.

– Замолчишь ты, окаянная, или нет? Ты ж совсем меня с ума сведешь!

Лиза медленно поднимает руку, нажимает кнопку звонка, вздрагивает от его резкого пронзительного звука. Слышны тяжелые шаркающие шаги. Дверь открывается, на пороге старушка, увидев Лизу, расплывается в улыбке.

– Лизанька!  Ну, слава Богу, ты пришла! Собака твоя совсем меня извела – мало того, что не ест почти всю неделю, она еще воет третий час подряд без перерыву, совсем покою не даёт! Я тут её пока в ванной закрыла, чтобы не оглохнуть совсем. Щас выпущу.

Шаркает по коридору, скрипит дверь, вой прекращается, Лиза зовет.

– Муха, ко мне!

Цоканье собачьих коготков по полу, Муха бросается к Лизе, скулит, повизгивает, Лиза берет ее на руки, Муха лижет ее в лицо.

– Спасибо Анна Петровна, что выручили с Мухой.

– Ничего, ничего доченька, на здоровье. Как сыночек-то твой, выздоровел, выписали его?

– Нет, он умер.

Говорит это тихим бесцветным голосом.

  Чегось?

– Он умер.

Говорит громко, но так же бесцветно, поворачивается спиной, достает ключи, ковыряется в замочной скважине. Бабуся стоит на пороге, держа дверь нараспашку, глядя на Лизину спину, причитает вполголоса.

– О, Господи, горе-то какое, умер мальчоночка, отмучился, страдалец; а собака-то, собака-то учуяла, выла-то по покойнику. О, Господи…

   

 

КАРТИНА 21.

Холодное белое утро. Лиза, бледная и сосредоточенная, стоит в прихожей, одета в черное, собирается уходить. Звонит телефон. Лиза снимает трубку – Оксана, всхлипывая, кричит в трубку.

– Алло, Лизка! Этот негодяй, мерзавец, он не отпускает меня! Прости меня, пожалуйста, прости, я не приду! Господи, как ты там одна! Прости меня! (плачет)

– Ничего, Оксаночка, заюшка моя, не плачь, со мной все в порядке.

Тихо и нежно. На глаза набегают слезы, стекают по щекам ручьями.

– Не расстраивайся. Я тебе потом как-нибудь позвоню, а сейчас мне надо идти. Пока.  

Кладет трубку.

Старенькая разбитая Газель тарахтит по пустой заледенелой дороге. Звучит Largo из соль-минорного скрипичного концерта Вивальди в исполнении саксофона и контрабаса. Лиза сидит в кабине сзади, не отрываясь смотрит в окно, по ее щекам непрерывно текут слезы. Время от времени она спокойно и старательно вытирает их носовым платком. Рядом, на сиденьях, стоит маленький гроб. 

Занесенное снегом кладбище. Двое мужиков не спеша, но со знанием дела, равняют могилу, Лиза молча наблюдает за ними. Черная разрытая земля резко контрастирует с белым снегом. Она смерзлась и лопаты с хрустом вонзаются в нее.  Вот мужики ловко подхватывают гроб, на веревках спускают его в яму.   Скрюченной от холода  рукой Лиза поднимает комок земли и бросает его на гроб. Лицо ее искажается, она отворачивается, давясь рыданиями. Мужики засыпают могилу землей. Заканчивается музыка. 

 

 

КАРТИНА 22.

Лиза в оцепенении стоит в комнате Малыша над его пустой кроватью. Рядом сидит Муха и, задрав голову, истошно воет. Лиза встряхивается, собирает постельное белье с кровати, относит в ванную, выпихивает воющую Муху из Малышовой комнаты, закрывает дверь, идет к себе. Делает несколько шагов, стоны душат её, слезы клокочут в горле, ноги подкашиваются и она падает вниз лицом вдоль кровати на пол. Рыдает, уткнувшись лицом в пол, плечи вздрагивают,  доносятся какие-то нечленораздельные крики.

– Господи, милый мой! Что же мне теперь делать!  Малыш, как же я без тебя! У меня никого, кроме тебя, нет, родной мой, радость моя, как мне теперь жить!  Господи, за что мне такие мучения!

Потом она затихает, лежит молча – голова повернута в сторону, взгляд застыл на пустой стене. К ней подбегает Муха, лижет лицо. Сначала Лиза этого не замечает, потом начинает вяло, а потом все более энергично отмахиваться. Муха неистовствует. Лиза отворачивает от нее голову в другую сторону, закрываясь руками, лицо ее повернуто в сторону кровати, взгляд падает на саксофоновый футляр, лежащий под кроватью. Она смотрит на него какое-то время, потом протягивает руку, берет за ручку, тащит на себя.

 

 

КАРТИНА 22. 

Лиза заходит  к себе в магазин. Продавщицы выбегают ей навстречу, смотрят на нее сочувственно и осторожно,  обступают, расспрашивают.

– Ну как ты, Лизок?

– Как здоровье у самой-то?

– Что-то ты бледненькая совсем, надо тебе почаще гулять выходить.

– А мы тут не брали никого на твое место, пока тебя не было, убирались сами, по очереди.

Лиза обводит их любящим взглядом.

– Спасибо, дорогие мои. Спасибо, но я пришла увольняться. Я теперь одна, а мне много не надо. Мне надо отдохнуть и побыть одной. Берегите себя. До свидания.

Уходит, они стоят, сбившись в кучку, смотрят вслед.

 

КАРТИНА 23.

Лиза сидит в прихожей перед подстилкой, на которой лежит Муха – понурая и тощая, у нее в руках миска с едой. Она тычет ее в морду собаке, пытаясь заставить есть. Та упорно отворачивается.

– Ну, Муха, ну рыбка моя, ну ешь же, ешь! Ешь, ты же и так стала тощая и облезлая, так ведь можно и с голоду помереть! Пожалуйста, ешь, ну хоть чуть-чуть, смотри, какой вкусный супчик, ты же его так любила всегда!  Муха, если ты не будешь есть, ты сдохнешь с голоду, так и знай! Хочешь, чтобы я совсем-совсем одна осталась! Коварная собака! Муха, собаченька моя, я тоже очень скучаю по Малышу. Но ничего ведь нельзя изменить!

Лиза плачет, бросает миску, суп разливается по полу, она встает и уходит. Садится на кровать, на ней лежит кейс,  плачет, потом сжимает кулак, вытирает слезы. Открывает кейс, берет саксофон, гладит его, рассматривает, потом сосет тросточку, прилаживает ее на мундштук,  одевает на шею гайтан, встает, издает первый звук.

Идет как бы повтор кадра – руки Лизы, открывающие кейс, руки открывающие кейс, руки, открывающие кейс. Так четыре-пять раз, в постепенно ускоряющемся темпе. На последнем повторе темп реальный. Крышка кейса откинута, раздается  звонок в дверь.  Лиза встает, открывает. Это тетенька-почтальон, ей за пятьдесят, она тяжело дышит после подъема на шестой этаж, она замешкалась на пороге, Муха пользуется заминкой и выскакивает за дверь. Лиза одной рукой предлагает тетеньке зайти, другой тянет дверь на себя, кричит в лестничный проем.

– Муха, ты куда! Вернись! Муха, ко мне, ко мне говорю!

– Володина? Елизавета Александровна? Вам заказная бандероль из Швеции, распишитесь вот здесь, пожалуйста. Вот, получите извещение.

– Извините! Давайте, где тут писать?

Быстро ставит закорючку, берет бумажку, сует в карман,  начинает поспешно надевать башмаки, кивает тетеньке.

– До свиданья, спасибо!

Одной рукой прикрывает дверь, другой – застегивает молнию на ботинке. Набрасывает пальто,  хватает ключи, бежит по лестнице, обгоняя почтальоншу.

 

 

КАРТИНА 24

На улице весна. Снег кое-где уже совсем сошел, припекает солнце. Тощая Муха торопливо бежит по улице, как будто спешит по какому-то очень важному делу. Она забегает во двор, там гуляют дети, она останавливается, смотрит, подбегает поближе, обнюхивает их, бежит дальше. Две молодые женщины разговаривают на улице, у одной – сидячая коляска, в ней ребенок, лет двух-трех, Муха подбегает к ребенку, нюхает, ребенок тянет ручки, лопочет.

– Собачка!

Мать отвлекается от разговора, прогоняет Муху. Та бежит дальше. Забегает в подворотню, раздается дикий собачий визг, из подворотни выезжает большая модная машина.

Лиза бежит по улице, зовет – Муха, Муха! Смотрит по сторонам, останавливает, расспрашивает прохожих – показывает руками размеры собаки, какая она лохматая и худая. Кто-то качает головой, кто-то указывает направление рукой. Лиза бежит по Мухиному следу, только без остановок – мимо детей, гуляющих во дворе, мимо мамаши с коляской, болтающей с подругой на улице, забегает в ту подворотню, видит на асфальте у стены  бесформенный кровавый шерстяной комок.

Темнота. Раздраженный старческий голос.

– Напьются и валяются тут на дороге, не проехать, не пройти.

Сердобольная бабуля, проходя мимо, тычет Лизу в бок клюкой. Лиза открывает глаза. Она лежит  на спине. Перед глазами облупленный свод подворотни. Уже довольно темно. Она встает, не глядя на  знакомый страшный комок у стены, пошатываясь, заходит во двор, подходит к помойке, находит картонную коробку и палку, возвращается, сжав челюсти, соскребает останки с асфальта, складывает в коробку, отбрасывает палку, берет коробку под мышку и шагает домой. Путь ее лежит мимо рынка. Он уже закрыт, никого  нет, только старый дедушка стоит, держит какие-то кусты. Лиза проходит было мимо, возвращается, останавливается в раздумье.

– Это что у вас?

– Сирень, деточка, отменная махровая сирень.

– Давайте.

Лезет в карман пальто, достает купюру.

– Хватит?

Дед быстро кивает, она идет дальше с кустом в руке.  Заходит  к себе во двор. Сумерки уже довольно густые. Во дворе орудует дворник с метлой. Лиза «стреляет»  у него лопату, роет яму в заброшенной клумбе у подъезда, кладет в нее коробку, втыкает куст, засыпает землей. Уже совсем темно. Пошел дождь.

 

 

КАРТИНА 25

Утро. Лиза  лежит в кровати и смотрит в потолок.  Через мгновенье на подоконнике начинает заливаться будильник. Он звенит долго-долго – пока не  выйдет весь завод. Лиза лежит, не шелохнувшись, на лице ее не дрожит ни одна жилка.

И снова повтор кадров – кейс, руки открывают его, саксофон, они крутятся и крутятся, остервенело.

Следующий кадр – лето, солнце, белые квадраты лежат на полу. Лиза играет на саксофоне – гаммы, секвенции, пассажи, темы, смотрит в окно. Небо ясное, синее.

 

 

 

 

КАРТИНА 26.

Пять лет спустя.

Джаз-клуб, Лиза в шикарном платье на сцене, с музыкантами Игоря играет  на саксофоне. Музыка широкая, спокойная, умиротворяющая  и радостная.  Её глаза закрыты. Внутренним взором она наблюдает картину – по зеленому летнему лугу бегут Малыш и Муха. Они играют, Малыш смеется, Муха заливисто лает. Все это без звука – играет музыка. Крупный план – лицо Малыша. Он улыбается, смотрит пристально, губы шевелятся.

– Мамочка! Я тебя очень люблю!

В зале Карлсон. Он взволновано наблюдает за происходящим на сцене. Тема заканчивается, Лиза открывает глаза, видит его. Спускается со сцены, подходит. Они крепко обнимаются. Она шепчет.

– Карлсон! Ты вернулся!

– Конечно вернулся, куда мне деваться. И вообще, в этой Швеции такая скучища.

Музыканты на сцене переглядываются, начинают играть вступление к следующей песне – это босса-нова.   К обнявшимся  Лизе и Игорю, улыбаясь, подходит высокий красавец артистического вида в  стильном костюме. Лиза отпускает объятья, говорит.

– Познакомься, Игорь, это мой муж, Андрей.

Тот подает руку.

– Рад познакомиться. Лиза очень много рассказывала о вас.

Вступление закончилось. Лиза на сцене, поет – тема Джобима – No more blues. Тема звучит. Игорь и Андрей в зале, слушают музыкантов. Концерт заканчивается, музыканты  собирают инструменты, прощаются, расходятся по домам. Андрей подает Лизе пальто, они вместе с Игорем выходят во двор, там подходят  к шикарному автомобилю. Лиза говорит Карлсону.

– Поехали к нам в гости?

– А почему бы нет, поехали!

Андрей галантно открывает перед Лизой дверь, Игорь тоже садится в машину,

Андрей за рулем, они подъезжают к большому красивому дому.

Открывается дверь, они оказываются в просторной комнате – белые стены, пол – мягкий белый ковер,  белый диван и кресла. На стенах, в стильных рамках висят рисунки Малыша. На диване сидит Жорик.  Тема звучит уже как бы из магнитофона, Лиза и Карлсон разговаривают. Игорь ходит вдоль стен, рассматривая рисунки.

– Слушай, да это же те его рисунки!

– Да, он тогда рисовал как ты занимался на саксофоне.

Игорь идет дальше, на одной из стен  висит в рамке большая фотография Малыша с Мухой на руках.

Игорь дотрагивается до нее рукой, говорит.

– Привет, Малыш! 

Разворачивается лицом так, что фотография оказывается у него над правым плечом,  они как бы в левом углу кадра, а справа пространство  белой стены, по которому неспешно поползли титры.

– Ну, что. Карлсон, давай чайку попьем, у меня столько всяких вкусностей к чаю!

И начинает ходить перед камерой взад-вперед, неся то чашки, то чайник, то коробки конфет… Игорь стоит на фоне портрета, поворачиваясь в сторону Лизы каждый раз, как она проходит мимо, оказываясь таким образом каждый раз под новым ракурсом к камере. Музыка звучит, они разговаривают, Андрей сидит на диване, смотрит на них и улыбается.

– Дорогая, тебе помочь?

– Нет, сиди пожалуйста,  так приятно за вами поухаживать!

– А где Муха?

– Она очень переживала уход  Малыша и вскоре после этого попала под машину. Я похоронила ее во дворе, посадила над ней сирень, она хорошо разрослась и божественно пахнет, когда цветет.

– А как твоя Оксана?

– Она ушла от мужа. Живет сейчас у мамы. Появился у нее мальчик – небогатый, но любит ее безумно.

– Как твоя мама? Ты с ней так и не общалась?

– Мама приедет к нам через полгода, помогать. Смотри.

Натягивает платье – виден ее маленький животик.

– Еще одного Ваську будешь рожать?

– Нет, это девочка.

– Уже врачи сказали?

– Да, но сначала Малыш.

– Это как?

– Как-то утром, перед пробуждением, слышу голос Малыша, он говорит - скоро у меня будет сестренка. Я сначала  ничего не поняла, думала, мне приснилось. Через какое-то время чувствую, что в положении.  А потом уже врачи сказали, что девочка.

– И часто  такие  вещи  с тобой  случались?

– Часто, особенно поначалу – стою я как-то у окна, реву, смотрю вниз, думаю - вот бы сигануть, и все. А по подоконнику, с той стороны, по гремучей жести, Малыш барабанит ритм – «от улыбки станет всем светлей, и слону и даже маленькой улитке». Так я как отпрыгну от этого окна, и больше близко не подходила!

– Так может, это дождь барабанил, и просто похожий ритм.

– Ага, дождь среди ясного неба. Вообще, я часто ощущаю его присутствие, и у меня как будто крылья вырастают.

                         

 

 

 

 
html counter