Hino Akihiko (Красногорск, Московская обл) САД СЛОВ

1

Здесь всегда жарко. Несмотря на то, что вдали виднеются горы, от них не дождешься прохладного ветра в знойные дни. В тихой сирийской деревне, где за шум может сойти разве что клекот орлов да еще шелест пшеничных полей, жизнь идет своим размеренным чередом. Дети безудержно хохочут, бегая по пыльным улицам или дразня растолстевшего торговца мануфактурой, тот беззлобно кричит в ответ и его брюхо судорожно трясется. Где-то слышится ржание лошадей и скрип колес, что всегда означает — в деревню заехал путешественник, чтобы передохнуть с дальней дороги, либо житель деревни вернулся с работы в полях. На живые звуки улицы из небольшого домика выскочила смуглая девушка. Жгучее солнце пустыни сразу заставило ее прищуриться и опустить глаза. Черные как смоль короткие ее волосы небрежно торчали из-под платка. Ах, и хороша же наша героиня — смеющиеся глубокие темно-серые глаза, искрящаяся улыбка и самая живая мимика лица. 

Горячая пыль прожигала ненадежную подошву сандалий, и девушке пришлось поторопиться. Ей захотелось начать этот день с прогулки по деревне и по лугам вдали у подножий гор. Небольшие каменные дома сопровождали ее по всем улочкам и тропам с выжженной травой. Быстрыми шагами она вышла за пределы деревни, довольная тем, что сегодня ей не придется помогать родителям на рынке.  Спустилась вниз по склону к пшеничным желтым полям, оставляя позади себя протоптанную дорожку. Духота так и валила с ног. Девушка улеглась на жестковатую траву под финиковой пальмой, раскинув руки. Позади нее — нерушимые горы, с которых тянуло прохладой. Она улыбнулась солнцу и немного сощурилась, чтобы рассмотреть двух кружащихся в небе орлов — типичных жителей этих гор.

Девушка начала понемногу дремать, как непривычный звук прервал наступившее умиротворение. Она дернулась, широкие брови резко взлетели вверх, в глазах мелькнула тревога.

Все произошло молниеносно. Орлы тревожно взмыли ввысь и скрылись за облаками, издавая яростный клекот. Дикая боль в голове заставила ее закрыть глаза и погрузиться на какое-то время в темноту.

2

Ее качало, когда она очнулась. Тело словно онемело от долгого сна, но она смогла приподняться. Картинка в глазах постепенно восстанавливалась, пока она моргала. Девушка потерла затылок и почувствовала на руке полузасохшую кровь. Вот что заставило ее погрузиться в некую кому.

— Где я? — было первым, что сошло с ее обсохших тонких губ.

Глаза резали тонкие нити лучей, пробивающиеся сквозь дырки в деревянной клетке, застеленной сверху легкой тканью. Девушка огляделась, одновременно пытаясь ладонью утихомирить пульсирующую боль в голове. Воздух в клетке был ужасно затхлым и тяжелым, и ей не сразу удалось восстановить дыхание. На ее голове уже не красовался дивный синий платочек, что был подарен матерью в честь ее семнадцатилетия, он наверное стал уже частью безграничной пустыни. В душной пыльной каталажке из полумрака показались очертания человеческих тел. Девушка пугливо отстранилась назад.

— Еще одна, — хрипло проговорила женщина в углу. Ее тело покрывало грязное порванное платье. Волосы сплелись в колтун, словно сухой куст пустыни. Лицо и руки ее были худы, ноги разбиты, на теле местами запеклась кровь.

Девушка молча оглядела эту нищенку и еще троих. Две белокурые девочки лет одиннадцати с круглыми щечками и большими зелеными глазами словно у младенцев, сидели, тесно прижавшись друг к другу. На их маленьких грязных личиках виднелись следы побоев. Четвертым был парень, следов синяков и отеков на нем было больше, чем у остальных. Его глаза опухли, лицо покрылось каплями пота, смешавшихся с растертой по коже грязью. Девушка оробела, наблюдая всю эту картину, отчего на мгновение потеряла дар речи. Неприятный запах все время мешал ей сосредоточиться, а голова гудела от покалывающей раны на макушке. Парень первым решился поговорить с новой пленницей.

— Как зовут? — спросил он.

— Илэрия, — испуганно отшатнулась та, весьма брезгливо оглядывая всех. — Вы кто такие? Что здесь происходит?

— Ты, я вижу, до сих пор не поняла, — дерзко хмыкнула женщина осипшим голосом. — Ты теперь обычная рабыня. Теперь тебя продадут, и молись, чтобы твой хозяин оказался нормальным.

После этих слов женщина вдруг как-то сразу поникла и расплакалась. Девочки тоже захныкали, женщина прижала их к себе, словно своих детей. Парень был настолько измотан, что всего лишь откинул голову назад и тяжело вздохнул. Илэрии стало страшно. Взгляд бегал по грязной каталажке. Как такое могло произойти с ней? Еще недавно ее окружали безграничные поля, и главной мечтой ее жизни было продолжить дело своих родителей: торговать коврами и посудой. Развозить товары по другим городам…

— Как же… как так? Я не хочу! Мои родители, мне надо вернуться. Кто-нибудь, помогите!

Илэрия запаниковала. Сквозь щели клетки через ткань она мало что высмотрела и начала кричать. Снаружи послышался угрожающий мужской голос и не один. Первый приказал ей заткнуться. Второй предложил снова огреть ее палкой по голове. Третий засмеялся. От безысходности ей пришлось умолкнуть. Все пленники продолжали смирно сидеть, словно Илэрия не сделала ничего особенного.

— Можешь даже не стараться, — монотонно отозвался парень. Илэрия поняла, насколько у того пересохло в горле. — Хорошо, они хоть тебя не связали и не побили.

Парень осмотрел свои ссадины на руках, горько вздохнул и снова уставился в одну точку — мелкую щелку в клетке. Но все же в нем проснулась какая-то жалость к девушке, и он придвинулся к ней поближе. Илэрия дернулась, недоверчиво осматривая подбитого человека, но убедившись, что он настроен не враждебно, отмела тревожные мысли.

— Меня Бахрам зовут. И как же ты попалась этим работорговцам?

— Я ничего плохого не сделала! Я всего лишь гуляла в поле.

— Одна? В поле? — удивленно выпучил тот опухшие глаза.

— Да. Я не раз там гуляла.

— А-а, ну теперь понятно, как они высмотрели тебя, — покачал тот головой, ожидая более интересную историю от бедной девушки, которая так нелепо попала в руки разбойников.

Илэрия поникла. Тот факт, что работорговцы следили за ней в последнее время, заставил ее замолкнуть. Женщина недоверчиво поглядывала на девушку, уж слишком легко попала та в каталажку. Теперь ее ждет скверное будущее, как и всех находящихся здесь. Илэрия, которая семнадцать лет жила в достатке и родительской любви, только теперь поняла, какие ужасы ее ожидают. Бахрам придвинулся к Илэрии почти вплотную.

— Говори тише, иначе эти скоты нас услышат, — прошептал он ей. — Знаешь, как эти ублюдки работают? Им не важно, есть ли у тебя семья, муж или дети. Они ищут «товар».

С каждым его словом Илэрия словно съеживалась. По спине пошли мурашки. Бахрам был так близко, что девушка чувствовала его сухое дурно пахнущее дыхание. Осознание того, что теперь она рабыня, приходило постепенно и нехотя.

— Затем они следят за ним. В удобный момент ловят и продают где-нибудь на рынке. Им неважно, для каких целей рабы нужны покупателям, этим ублюдкам главное — деньги. Вот и вся правда, — заключительно цокнул тот.

В какой-то момент Бахрам даже воодушевился тем, как открывает ей глаза на происходящее и с удовольствием размахивал руками. Он скалился, когда называл их «ублюдками», и можно было видеть по его глазам — он жаждет разорвать работорговцев в клочья. Боль и заторможенное состояние Илэрии прошли, нос притерпелся к противному запаху, а глаза к пыльной темноте. И еще она поняла, что теперь никто ей не поможет. У нее оставалось два варианта: сбежать или покориться судьбе. Судя по ранам Бахрама, приходилось смириться со вторым. Она волновалась за родителей, которые убьются горем, что их единственной дочери больше нет. А жизнь так жестоко обошлась с ней, не дав и шанса на борьбу.

3

Телега остановилась. Снаружи слышался гул толпы. Стало ясно, что они въехали в город. Появился шанс на спасение. Кто-то да обязательно должен был прийти им на помощь. Но только Илэрия приготовилась вскрикнуть что есть мочи, как женщина резко дернулась в ее сторону и прикрыла ей рот.

— Не сейчас. Ты привезена сюда как рабыня, для них и останешься ею, сколько ни кричи. Продумай более лучший вариант спасения.

Женщина знала, о чем говорит. Чувствовался некий горький опыт.  В какой-то момент эта женщина напомнила ее мать, которая так же четко ей обычно что-нибудь объясняла. Девушке оставалось только послушаться нищенку.

Яркий свет резко залил клетку. Работорговцы скинули полотно, и Илэрия смогла рассмотреть разрушителей чужих судеб. Первый был самым толстым и противным из всех. Двое других, более тощие, видимо, были помощниками, так как они что-то все время таскали и слушались первого. Всех рабов связали вместе одной прочной веревкой. Девочки начали хныкать, но угроза толстого работорговца, что он перережет им горло, ненадолго прекратило их нытье. Женщина попыталась утихомирить девочек, погладив их по голове. Но ее тут же огрели плетью. Люди подходили, рассматривали рабов и шли дальше. Илэрия почувствовала себя куском мяса, которое продают на рынках. Все воспринимали происходящее как обыденное явление. Каждый оценивает, принюхивается, проверяет целостность и качество товара.

Мимо орущих торговцев шла женщина, высматривающая что-то на прилавках. Позади нее шли две более молодые девушки, неся корзинки. Женщина, весьма опрятная, с золотистым платком на голове и в шелковой накидке подошла к рабам. Илэрия смогла рассмотреть ее гордое безукоризненное лицо с горбатым носом и осевшими веками. Все происходящее перестало пугать девушку, даже в какой-то мере стало ее интересовать. Ведь дальше своей деревни она еще никогда не уезжала. Она осматривала все и всех любознательными пугливыми глазами, словно ребенок. Подошедшая женщина была весьма преклонного возраста. На ее лице были коричневые пятна, и щеки слегка обвисли, покрывшись морщинами и сухой корочкой.

— Почем они? — оглядела та рабов.

— От пятидесяти до ста золотых, — вежливо кивнул главный работорговец. — Кто-то приглянулся?

Женщина еще раз обошла всех, внимательно приглядываясь к товару. На парня она даже не посмотрела, ей нужны были девушки. Она оглядела двух сестер, пугливо опускающих глаза. Что-то в них ей не понравилось — то ли их бледный вид, то ли отвратительный запах.

— Да покарает вас Аллах! — дерзко выкрикнула старшая из рабынь.

Торговец огрел ее палкой, а покупательница не обратила на нее никакого внимания, остановившись возле смуглой девушки и оценивающе оглядев ту с ног до головы.

— А почем эта?

— Восемьдесят золотых. Приглянулась? — льстиво урчал торговец.

Покупательница схватила Илэрию за подбородок, осмотрела лицо, голову и кивнула.

— Я ее беру. Как тебя зовут?

Илэрия произнесла свое имя, она не сводила взгляда с гордой женщины. В голове до сих пор метались вопросы — куда ее уведут и что с ней сделают. Все это одновременно ее завораживало и пугало, словно огонь.

Ее отвязали от общей веревки, связали некрепко ноги, чтобы единственное, что она могла сделать — это медленно идти. Они вышли из шумного тесного рынка в тихий переулок. Две молодые служанки, опустив глаза, шли позади, и одна из них держала длинную веревку, к которой привязали Илэрию. А та все время задирала голову. Таких высоких домов в ее деревне не было. И дорога здесь была не такой, как в ее деревне, а выложенной камнями. Даже воздух казался здесь иным.

— Куда меня ведут? Что вы сделаете со мной? Убьете? — звенел голос Илэрии в беспокойстве.

— Не говори чепухи, — прервала ее строго женщина, продолжая идти гордой походкой. — Позже узнаешь. И вообще — не говори, пока не разрешили!

Они подошли к огромному зданию, еще больше, чем те, что она видела по дороге. Все было в вычурных синих, черных и красных цветах. Илэрии оставалось лишь разинуть рот на такое зрелище. Войдя в высокие остроконечные ворота, они прошли через цветистый огромный сад красно-белых тонов с фонтанами и лавочками, стоящими вдоль аллейной тропинки. А тропки из песка и камней, по которым было приятно ступать, заводили внутрь сада. Илэрию, никогда не видевшую колонн, охватило волнение. Страх отошел на второй план. Внутри здания было прохладно, и Илэрия понемногу стала приходить в себя после долгих часов, проведенных на жаре. Широкая лестница вела на второй этаж. В углах и вдоль стен располагались картины, дорогие вазы из мрамора и фарфора, скульптуры. Женщина махнула служанкам и они, отвязав Илэрию, удалились.

— Надеюсь, ты справишься с обязанностями служанки. Не разочаруй нашего хозяина.

— Хозяина? — переспросила Илэрия.

— Ты откуда вообще взялась? Из деревни? — сдержанно отозвалась женщина.

Илэрия робко кивнула, и та издевательски закатила глаза.

— Ну ничего, привыкнешь. И не вздумай убежать! — злобно прикрикнула женщина. — Тут уже были такие, пока головы не лишились. Комнату тебе предоставят, одежду и еду тоже.

Илэрия молча все впитывала, боясь возразить. Слова о потере головы заставили ее вести себя тихо. Ей дали чистую одежду, скромную комнатку с одной кроватью, тумбочкой и шкафом. Отмыли, рассказали о том, чем ей надлежит заниматься, и чего ей нельзя делать ни при каких обстоятельствах. Теперь свободу она могла наблюдать лишь через решетчатое окно своей комнаты. Она уединилась на краю кровати, всматриваясь в чистое бело-голубое небо, залитое солнечным светом. Все эмоции, которые она держала в себе, разом нахлынули, из глаз потекли слезы. Илэрия прикрыла лицо, прислонившись лбом к коленям. Она звала родителей, которые теперь ее не услышат. Она не знала, в чем себя винить, за что судьба так распорядилась с ней. Илэрия всегда помогала родителям и была примерной во всем. Неужели это расплата за ее мечты? Или кто-то не мог допустить еще большей свободы девушки? Эти мысли мучили ее первые недели. Илэрия плохо спала и не ела. Мысли были лишь о побеге, но узнав побольше о порядках особняка, стало ясно — самостоятельно, без чужой помощи ей не выбраться. На улицу выпускают лишь тех служанок, кто очень давно здесь работает, и под строгим контролем. Девушка решила на какое-то время затаить мысли о побеге, но не забывать о нем.

Илэрия усердно трудилась. Она смирилась и с принятыми в особняке строгими порядками. Когда однажды она случайно разбила дорогую вазу, ее посадили в темницу на три дня без еды и воды. За спор с главной служанкой-смотрительницей ее огрели палкой несколько раз по спине.

Илэрия пару раз видела хозяина поместья. Высокий, с мужественными чертами лица. У хозяина были волнистые волосы до шеи, янтарные глаза, казавшиеся каплями дождя и широкое лицо. Он был вечно в делах. Илэрия была слишком свободолюбивой и любопытной и часто пренебрегала указаниями главной служанки, что купила ее. Как-то хозяин вышел взглянуть на сад, где росли его любимые красные розы, за которыми он поручал ухаживать своему самому доверенному человеку. Илэрия развешивала с внутренней стороны сада белье и не заметила, как из-за цветистой живой арки за ней наблюдает мужчина. Она сосредоточенно расправляла белье, задрав коротенький нос и надув щеки. Смуглое маленькое личико сморщилось от солнца. По саду раздался раскатистый режущий смех. Мужчину позабавила серьезность маленькой служанки. Она от неожиданности вскочила, выронив белье. Хозяин медленно, но решительно подошел к ней. Следовало поклониться хозяину и молчать. Илэрия же не смогла отвести взгляда от мощного лица мужчины и извинилась за то, что задумалась. Что-то в ней приглянулось ему.

Он стал навещать ее, делать подарки, что сразу заметили другие слуги и не поскупились на презрительные и завистливые взгляды. Илэрия нашла счастье и с этой стороны жизни, пока и это пламя не начало обжигать ее. Хозяин оставался хозяином. Он спокойно мог ударить любую служанку в резком припадке агрессии, которые случались у него довольно часто. Это пугало Илэрию. Однажды хозяин остановил ее упреждающим жестом, когда она, убирая его кабинет, едва не дотронулась до каких-то важных бумаг. Она уже видела, как едва заметно дернулась рука хозяина. От удара ее спасло лишь то, что она очаровала его своим милым смуглым личиком.

Она выходила в сад, чтобы успокоить себя, отвлечься от рабской рутины и тревоги либо быть ударенной хозяином, который любил ее, но слишком уж своеобразно, либо снова оказаться в темнице. Ее тянуло домой, к родителям, к тем двум парящим орлам, к горам, к лугам, где шалил ветер.

Уединившись под окном у лавочки, из ее глаз вновь потекли слезы. Высокие кусты роз скрывали ее от посторонних глаз и сами же были свидетелями ее одиночества. Розы здесь были действительно до неприличия ухожены. Сорвать одну из них — означало испортить великий шедевр.

— Вас кто-то обидел? — раздался звонкий голос со стороны.

Илэрия быстро вытерла глаза и лишь потом обернулась. Из-за высокого куста торчала голова человека, осматривающего розы. Он прищурился, чтобы получше разглядеть девушку, и его глаза приобрели форму полумесяца.

— Нет, что вы, — улыбнулась та, чтобы скрыть грусть. — А вы, простите, кто?

— Я? Садовник, — приподнял тот длинные ножницы для подрезки кустов и пару раз щелкнул ими.

Илэрия отметила необычайно черные глаза парня с длинными ресницами. Он был худ, как и остальные слуги, но имел крепкие руки. За время долгой работы на улице его светло-русые волосы растрепались, в них запутались веточки и листья. Руки были исцарапаны, а где-то местами в них впились шипы роз. Он присел рядом на скамью передохнуть.

— Ну и пекло! Я в этом саду день и ночь. Будем знакомы, я — Мирам, — широко улыбнулся тот.

— Илэрия, — потупила она глаза.

На мгновение ей показалось, что рядом с ней сидит кусочек солнца с неистово бьющей из него энергией. Не того солнца, которое изредка освещало ее комнату, а дикого огненного шара, что разогревал песок в ее деревне и заставлял людей изнывать от жары. Кожа на лице садовника была похожа на темный шоколад. Они тут же отыскали общую нотку в разговоре, начав его с роз. Илэрия постепенно отмела горестные тяготящие ее мысли и улыбнулась. С ним было очень просто говорить. Она не ждала от него какого-то подвоха, как от своего хозяина-садиста. Илэрия узнала, что Мирам работает тут год и был лично нанят хозяином для своих драгоценных роз, в которых тот души не чает. Девушка рассказала про свою судьбу и узнала, что Мирам почти так же попал сюда.

Они часто виделись во дворе, и Илэрия уже сама искала лишний повод, чтобы выйти из дома — развесить белье, покормить голубей или вытряхнуть ковры. Он рассказывал ей про искусство садоводства, а она про бескрайние поля и про то, как делают глиняную посуду. Иногда они писали друг другу письма, когда им не удавалось встретиться. Они подкладывали записки под лавочку, где обычно сидели, либо в голубятне. Часы перерыва старались провести в саду, переглядываясь издали, чтобы их не заметили вместе. Мирам показал, как сплести венок из любой травы или цветов.

— А можешь сплести мне из роз? — поинтересовалась как-то Илэрия, отдыхая в саду.

Мирам щелкнул ножницами, уже представляя, как отрезает ими длинные ножки роз и, несмотря на боль от шипов, связывает их в дивный венок. И пообещал Илэрии, ему захотелось, чтобы она снова для него улыбнулась. На следующий день во время перерыва Мирам протянул Илэрии красочно сделанный венок из красных роз, среди которых красовалась одна белая. Мирам позаботился и об отсутствии шипов. Девушка осторожно оглядела венок и надела на голову.

— Ну, как? — кокетливо улыбнулась она, щурясь одним глазом на солнце.

Он не сразу ответил ей, вначале налюбовавшись живой ее улыбкой и смеющимися глазами.

— Та белая роза — это ты. Такая же чистая и красивая.

Илэрия смущенно покраснела. Мирам постоянно поглядывал по сторонам, что не оставило без внимания девушку. В его глазах застыло выражение тревоги.

— Что-то случилось? — решительно взяла она его за руку.

Он нехотя объяснил. Он жаждал подольше лицезреть свое искусство на ее блестящих волосах, но тревога перебивала это легкое приятное чувство. Илэрия сняла венок, непонимающе осмотрев то цветы, то парня. Мирам все же решился:

— Не показывай его... никому. Розы — любимые цветы хозяина, и он может...

Он не договорил, не хотел тревожить девушку, которая так обрадовалась его плетению и одарила его улыбкой. Все же девушка была не так глупа и поняла, что большей опасности подвергла не себя, а Мирама. Она заботливо похлопала его по руке, быстро вскочила и забросила венок в стоящую за воротами телегу с сеном. Радостно подскочила и снова присела рядом. С мыслью, что спасла ему жизнь.

— Очень красивый, я запомню его.

* * *

— Ты нравишься мне, — признался в один жаркий день Мирам. — Даже больше, чем нравишься.

Окруженный разросшимися кустами, он стоял перед ней не так свободно и раскрепощено как обычно. Признание стоило ему усилий. Открытость Мирама имела свои пределы, сейчас на смену решительности пришло смущение. Илэрия обрадовалась, но засмущалась, зажав между ладонями ткань льняного платья, подаренного ей хозяином. Хозяина она тоже любила, но совсем не так, как Мирама. Вот он стоит перед ней — обычный, познавший в жизни немало горя, паренек. Такой же нищий, как она, как она не отличающийся большим умом или гениальностью. Год провел в компании цветов, познал все их прихоти и капризы.

— Мирам, нам все равно придется расстаться.

— Почему? — непонимающе вздернул тонкие брови Мирам, припав к ее ногам и уткнувшись лбом в колени.

— Я хочу домой, а умру здесь. Каждый день взаперти, я не вынесу. Пойми, Мирам. Ты мне важен также, но... — в ее горле застрял ком.

Парень вцепился еще больше в ноги девушки, отчего та не могла встать. Она гладила его по голове и смотрела куда-то вдаль, чтобы успокоить себя и не дать чувствам вырваться наружу. Когда-то этот сад ловил каждый печальный вздох Илэрии, теперь же он норовил стиснуть влюбленных в своих шипах. Через секунду Мирам дернулся, схватив ее за руку.

— Хорошо, я освобожу тебя!

Илэрия удивленно взглянула на садовника и вновь поникла, оглядев остриженные кусты. Больше всего ей стали ненавистны розы хозяина, словно издевательски распускавшиеся каждый день, которыми был усеян сад. Они были как жизнь красивы, но так же как жизнь опасны, если неосторожно коснешься острых шипов. Какая ирония.

— Илэрия, дорогая, я убегу вместе с тобой, — продолжил тот, пронзительно глядя на нее.

— Ты что, — взвизгнула девушка, покрывшись мурашками от собственного голоса, — тебя могут убить! Ты рискуешь!

Мирам настоял на своем. Он был тверд в своем решении, и Илэрия чуть успокоилась в объятьях его длинных крепких рук.

Над лавочкой, где влюбленные обговаривали план побега, находилось решетчатое сквозное окно. В нем молчаливо стояла чья-то тень, а потом скрылась из виду.

4

Ночь была прохладной. Улицы пустовали, лишь луна была свидетелем того, что должно было случиться этой ночью. Илэрия собрала вещи и незаметно спустилась через окно второго этажа по выступам, зазорам и парапету. Внизу ее уже поджидал Мирам, затаившийся в кустах роз. Ловко обойдя недвижную ночную стражу дома, они нырнули в кусты, тянущиеся вдоль стены здания.

— Нас поджидает за углом телега, я договорился. Надо только перелезть через ограду, — с нетерпением шептал Мирам, ловя на себе взгляд Илэрии.

— Я боюсь, — занервничала та.

Мирам успокоил ее, притянув к себе и поцеловав в лоб. Илэрия чуть пришла в себя, чувствуя надежную защиту и тепло его губ. Они проползли под кустами роз, поодаль от охраны, цепляясь за шипы и оставляя ссадины на лице и руках. Казалось, вот-вот хозяин что-то почувствует и ринется за ней. Они пролезли через широкую щель железного забора, оставаясь незамеченными. Чуть пригнувшись, минули переулок и оказались возле телеги, маскирующейся под торговую повозку. Самое страшное осталось позади. Старик тихо ударил поводьями, и они почти бесшумно двинулись по темной улице. Илэрия была вне себя от счастья. Спокойная улыбка вновь появилась на ее лице. Она уже представляла, как обрадуются ее родители, как мать, сжав ее в объятьях, расплачется. Отец также крепко обнимет ее, непременно отчитав. И два орла, символы свободы, издадут вновь звонкий клекот в честь ее возвращения. Ветер с гор вновь будет колыхать ее одежду, давая понять, что беда прошла, и она снова может быть счастлива. Илэрия прижалась ближе к Мираму, обхватившему ее за плечи.

— Я наконец-то вернусь, — тихо заявила она, искрясь от счастья.

— Я даже и представить не мог, что встречу кого-то в этом треклятом саду, — теперь при воспоминаниях о саде и розах Мирам ненавистно скрипел зубами. Взгляд его загорелся от злобы, но быстро утих, углядев рядом макушку Илэрии. — Даже не знаю, то ли благодарить сад, то ли наоборот. Он дал мне самый красивый цветок.

Илэрия нежилась в его объятьях, словно котенок, и начала прикрывать глаза. Только они начали впадать в дрему, как телега резко дернулась. Она остановилась, проехав лишь несколько улочек, снаружи послышался шум. Мирам не сразу вскочил, чтобы разобраться, в чем дело. Он осторожно выглянул, но в потемках мало что смог рассмотреть. Телега стояла, а возчика и след простыл. Вглядевшись в мертвые потемки, Мирам заметил грозно надвигавшуюся на них тень человека, державшего в руке что-то длинное, похожее на саблю.

— Что такое? — почувствовала опасность и девушка. По спине забегали неприятные мурашки.

Не мешкая, парень схватил девушку за руку и кинулся в противоположную сторону. Им пришлось бежать, бросив мешки с вещами. Илэрия не разменивалась на бесполезные и глупые вопросы, только крепко сжимала ладонь Мирама. Количество теней прибавилось, их настигали. Молодые люди добежали до особняка, заметив горящий вдали огонек от факела, освещавший кусты роз. Ворота особняка на удивление были открыты. Изрядно запыхавшись, они остановились. Перед ними оказались три грозные тени, перекрывшие проход. Позади нагнали двое стражников, теперь их окружили полностью.

Мирам был готов дать отпор. Прекрасно зная, что у него мало шансов, он просто прикрыл собой Илэрию, чуть отойдя назад. Девушка слишком близко прислонилась спиной к забору и тут же заработала ссадину от растущего вблизи куста роз. Мирам напоминал загнанного в угол щенка, но при этом кидал яростные взгляды на стражников, которых это явно позабавило. Улица была все так же безлюдна, смысла звать на помощь не было. 

— Что вам надо? Уходите! Мы ничего не сделали! — закричал Мирам, оглядывая окружившие их пять темных фигур.

Послышался знакомый скрип калитки, который Илэрия запомнила на всю жизнь. Из-за ворот показалась высокая широкоплечая до ужаса знакомая фигура. Те же твердые шаги, вдавливающие камни в песок. Позади хозяина шла маленькая пухленькая фигура, несшая в руке факел. В свете огня лицо хозяина выглядело жутко. В глазах его металась злоба. Стража расступилась, пропустив в свой круг хозяина и маленькую служанку, идущую хвостиком.

— Вот! Хозяин, я же говорила, они хотели сбежать, — пропищала женщина, блестя своими мелкими крысиными глазками.

Их сдали. Эта маленькая неприметная служанка, которая жаждала повышения, и которая бок о бок работала с Илэрией. Она получше Мирама знала, насколько ужасен хозяин, но как сладко было воспользоваться представившимся шансом!

— Хозяин, — занервничала Илэрия, губы ее дрожали.

— А я ведь любил тебя, — грустно сказал тот. — И ты, мой садовник… Я доверял тебе, а ты так мне отплатил.

Голос хозяина резал сердце, заставляя беглецов чувствовать себя виноватыми. В его глазах Илэрия больше не видела той любви, с которой он смотрел на нее, а лишь отчуждение и свирепость. Она хотела было попросить прощенья, хотела сказать, что не предполагала навредить хозяину, но не успела. Хозяин махнул рукой, и первый удар был нанесен Мираму. Тот и опомниться не успел, как два лезвия проткнули его. Сердце Илэрии на мгновенье остановилось. На белой рубашке Мирама начали расцветать красные пятна, словно бутоны роз. Он издал глухой стон и завалился на спину, заставив Илэрию упасть на колени. Кровь безостановочно текла из его ран. Парень был смертельно бледен. Илэрия мгновение смотрела на него. С громкими заунывными воплями она схватила его еще теплую окровавленную руку, заливая его лицо слезами. Дыхание Мирама замедлялось, пока глаза не закрылись с последним выдохом и словами: «Я люблю тебя, Илэрия».

— И я тебя, — взвыла Илэрия. — Мирам! — кричала девушка, запрокинув голову.

Еще никогда она не испытывала такой боли. Глаза не хотели открываться, личико сморщилось, словно засушенный финик.

Хозяин схватил Илэрию за руку, дернул к себе. Девушке пришлось подняться, унимая рвущуюся наружу боль. Он ударил ее по лицу, еще раз напомнив о предательстве, о чувствах, которые были растоптаны ею — ничтожной рабыней. Илэрия уже не слушала его. В ушах все еще звенели последние слова Мирама, а перед глазами остался его образ. Все попытки утихомирить злого хозяина или вырваться были напрасны. Он вынул стилет из складок мантии и без промедления вонзил его в сердце Илэрии. Девушка издала пронзительный стон. Хозяин бросил ее на землю, приказав всем «убраться здесь» и закопать тела в саду. Девушка еще была в сознании, когда это услышала.

Спину царапали камни. Два тела затащили в сад. Образ Мирама на какое-то время покинул ее, перед глазами показался свет, сквозивший когда-то через перья раскинутых в полете крыльев орлов. Перед ней открылась родная улица ее деревни, две фигуры звали ее домой. Послышался звонкий смех детей и крики торговцев. На мгновенье показалось, что пальцы снова ощутили сухость травы с полей.

Но реальность быстро вернулась. Она жадно глотала воздух, лежа на земле рядом с кустами красных роз, все больше истекая кровью. Еще недавно она благодарила это место, где встретила Мирама, а теперь ей остается увидеть его перед смертью. В глазах застыли слезы, блестящие от света факела. Тело онемело и в глазах все расплывалось. Стражники продолжали рыть землю под кустом. Еще в сознании она почувствовала, как ее кидают в яму на бездыханное тело Мирама. Красно-кровавые розы склонились над могилой, оставляя себя последней памятью девушки.