ЭЛЛА ЖЕЖЕЛЛА (г.Москва) ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА ВСЕГДА УМИРАЕТ

Когда-то её жизненные цели были «возвышенными»: пасть смертью храбрых за какую-нибудь идею или, если инопланетяне объявят о своем намерении изничтожить человечество, сказать им: «Возьмите меня одну! Всех не надо!»

И вот всё низвелось до узкой комнаты, где её ждал уже разобранный диван — всё заранее обговорено. Так мелко.

Можно сказать, что невинности  Леру лишил кинотеатр, а разрешение на это дал гладиолус. Нет, она не была экстремалкой и ЭТО (самое) было не под креслом в первом ряду.

По телу разлилось ощущение близкого триумфа, ведь, сказать по секрету, ей казалось, сие событие никогда не состоится. А поверх — ощущение неизбывной тоски: потеряв невинность, Валерия станет как все. Потому что, увы, кроме этого у неё не было ничего.

Так, всё. Надо заглушить сомнения. 

— Ну-с, начнем, что ли? — предложила Лера, чтобы отрезать пути для отступления.

Настала Мишина очередь смеяться:

— Ну ты и сказала!

Вот зачем пришла? Может, не стоило?  

«Чёрт бы побрал кинотеатры!» — нет, Лера так не подумала. Просто надо же как-то дать понять, что отступ к  этому будет.

* * *

Лет с пятнадцати Лера пребывала в каком-то сладострастном бреду. Все желания и мечты сместились, основным стал он. Любовь.

Странно, что мужчины не видели этого, а может чувствовали и боялись.     

Наверное, никто не хотел отношений как Валерия. И вообще — до нее на Земле никто не жил.

Даже во сне она остро ощущала свое одиночество. Слишком много «о» для недлинной жизни, надо сказать. И видения снились самые искушающие.

«Все обязательно будет. В  свое время», — внушала себе она.

Полусонная дорога в школу по снегу скрипящему, вокруг — полутьма, поверх — ощущение, что ничего никогда не изменится.

Меж тем время шло. Девчонки уже стали относиться к сексу сообразно моде того давнего времени:

— Зачем ждать каких-то чувств? Удовольствие можно и без любви получать! 

Почти все рассказывали душещипательную историю: №1 был симпатичный парень, который погиб, ах, но в памяти остался светлым образом, ох.

— Вдруг ты встретишь того самого лет в двадцать, что, прям до этого возраста девственницей быть? — рассуждала  ближайшая подруга Леры  Алиночка.

— А это плохо?

— Нет, в общем-то, но  меня вот ломает не по-детски, если неделю не было, а у тя вообще ни разу! — говорила подруга. — Ну ты не примеряй желание на конкретных парней. Просто получай удовольствие. Ты кинься в омут с головой, не раздумывая, — советовала Алиночка беспечно.  

Не могла  Лера… в омут. А вдруг это на самом деле болото?

И было ей стыдно. «Что я ему скажу? — думала она. — Люди уже в пятнадцать все умеют, а я…». Конечно, если ЭТО будет по любви, едва ли ей придётся что-то объяснять. Но в сие светлое чувство Лера не верила. Во-всяком случае, не к ней. Поэтому будут оценивать, рассматривать. Всё приметят: неопытность («Тьфу, я её оттарабанил, а она полный ноль») и складочку на животе.

Нет, рассуждала Валерия мысленно, даже если я и распоследняя мымра на этом свете, не стану унижаться связями с теми, кто для меня ничего не значит.

Всё же тень сомнения появилась. 

О, секс, как  тебя возненавидела Лера! Тебя, культивированный и воспетый, тебя, восхитительный и обыденный, но неизведанный. Тебя, неизведанный, но приевшийся до оскомины, а потому уже и нежеланный.

Лера ходила к церкви (но внутрь не ступала — стыдно было в храме просить о такой мелочи как парень) и, сдерживая набегающие слезы, повторяла одно:

— Хочу, чтобы меня полюбили, пожалуйста-а-а…

Этот «кто-то» так и не появлялся…

И все, все оказывалось неправдой — ее надежды, мечты о признании, любви… На дне сознания уже трепыхалось взрослое «невозможно», но она боялась ОСОЗНАТЬ.

* * *

С Мишей познакомились случайно.

Отзвучал последний звонок, Валерия и её подруга Алиночка пошли прогуляться — насладиться накатившей свободой отсутствия выбора, сообразного кошелькам родителей, их возможности оплатить поступление в вуз. 

Побродив немного, они зашли в летнее кафе,  устроились за столиком.

Зазвучала медленная музыка. Подошёл пьяноватый Миша. Он показался Лере симпатичным, но лицо подозрительно доброе.

— Девушка, — обратился он к Алине, — можно вас пригласить? Пойдете танцевать?

— Не сейчас, — Алиночка кокетливо опустила глаза.

— А когда?

— Ну, может позже.

— А я настаиваю! — покачнулся он. 

— Ну, не знаю…  Хи-хи-хи.

— Алина, ты иди что ль танцевать или откажи уже. Хватит ломаться, — не сдержалась Лера.

Игра в «может — да, а может — нет» всегда  её  раздражала.

— Ну тогда можно пригласить вас? — обратился неугомонный Миша уже к Лере, после того как Алиночка  кивнула на подругу и подмигнула ему.

— Нет, — ответила та.

— Почему? — искренне опешил Миша.

Наверное, не привык к отказам, а тут какая-то мымра выпендривается.

— Потому что гладиолус, — ответила Лера.

— Что?

— Ответ на твой вопрос.

— Какой ещё гладиолус?

— Бирюзовый! — ах, красивое ведь слово, и цвет тоже.

Миша вернулся за свой столик, покрутив пальцем у виска.

— Ну зачем ты так жёстко-то? — накинулась на неё Алиночка. —  Леркин,  тебе надо было пойти с ним танцевать! 

— Ага, сама, значит, отказалась, а я, значит, должна?

— Да просто обязана, — на полном серьезе ответила Алиночка. — Уж извини, что напоминаю, но, по-моему, тебя  нечасто приглашают… — негодовала подруга.

Лера должна была, наверное, пожать плечами, но почему-то не хотелось. Такое отношение повсеместно: не красавица, значит должна соглашаться с любым, кто предложит.

Лера  встала из-за столика и подошла к Мише.

— Эй, пошли танцевать. Мне гладиолус разрешил…

Вероятно, он был так потрясен её странным поведением, что спросил телефончик.

* * *

Гамма «непередаваемых» ощущений. Ну не то чтобы непереносимо, но дискомфортно очень. Так и хочется вывернуться. Нельзя-я-я, Лера. Это — твой долг перед обществом.

Обидно, ведь ты искренне полагала, что №1 должен быть обожаемый и любящий.  Чтобы он целовал твои слезы после этого… даже «сексом» сей процесс называть не хочется, чтобы не опошлять, но «занятия любовью», пожалуй, еще хуже. Акт, вот подходящее словесо!

— Так что ты это… не обращай внимания, короче, — сказала  Лера, — давай ещё раз… для закрепления. Вдруг не вышло?    

И раздается в голове звон ощущений — таких бессмысленных: экзамен сдан.

Долг перед обществом выполнен.

* * *

Обычно её вечера проходили одинаково: им сопутствовали булочки с  вишней.

Она обожала жевать, бездумно сидя в Интернете. Пальцы дрожали, тряслась и булочка с вишней, но Лера выискивала посты о том, когда у россиян был первый сексуальный опыт. Потом ей становилось невыносимо, и она плакала-рыдала оттого, что такая из себя отсталая, заедая горе булочкой.  И никакая сила не могла заставить её просто  НЕ ЧИТАТЬ все эти откровения сомнительной правдивости. Угнетало, что она не знала: девственность — её собственный выбор или только потому, что не нравится никому?

Звонок Миши привнёс разнообразие.

Они долго не могли нащупать тему для разговора. В конце концов Лера  поделилась сомнениями с ним.

— Сама не понимаю, что происходит... У меня такое ощущение, что всё вокруг неправильно. Я включаю телевизор, вижу эти фильмы про современную молодёжь, и меня охватывает неуверенность... Может я сама не такая? А с другой стороны, я даже гордость чувствую из-за того, что у меня все не как у людей. И вместе с тем у меня ощущение, что этот образ представителя молодежи, который нам показывают, он какой-то... неправильный, понимаешь? Такое ощущение, будто мне что-то хотят навязать и внушить... Но с другой стороны... Не может же быть, что я такая умная все понимаю, а остальные — ведомые люди, которые готовы на все, чтобы соответствовать образу, который им навязывают, понимаешь? У меня такое ощущение, что то, что я говорю, — полный бред, — мысли путались. — Слышишь, я даже говорить связно не могу — одни эмоции. Ми-и-и-иш, как ты думаешь... что со мной?

— Я согласен, — просто сказал он. — Но я не девственник давно, эта тема меня особо не волнует.

— Я тоже… давно уже нет!

— И сколько у тебя их было? — заинтересовался Миша.

— Один.

— А почему расстались?

Не хотелось себя принижать — «бросил». Все-таки первый. Он должен был оценить невинность. «Скажу, что помер. Состоял в группировке и был расстрелян из обреза, когда попытался выйти из криминальных структур», — решила Валерия.

— Мы не расстались. Он… это самое…

— Помер, короче, да? — хмыкнул Миша.

— Откуда ты знаешь?! — опешила Лера.

— Первый мужчина всегда умирает. Вот почти у всех. Что поделаешь, снижается популяция мужиков-то… Так почему же тебя так тема напрягает с навязыванием? — вернулся к предыдущей теме Миша. — Хочешь помочь человечеству?

Скорее, оправдаться перед собой.

— Я — альтруистка. 

— Кто-то теряет максимализм, живет как в болоте… а кто-то горит задором всю жизнь, и все им удается. Мож ты из них. Ну, напиши обо всем этом в Интернете, — посоветовал  Миша.

Как-то, когда Интернет только появился в доме, Лера разместила фотку на сайте знакомств. Пробыла она там день: ни одного предложения, зато нелестный коммент к фотке в стиле «ну что ж ты страшная такая». Лера написала: «иди в пень…», а потом удалила аккаунт, чтобы ей не ответили.

— Хочешь устроить революцию? Вперед, — подначивал Миша. — Если ты будешь молчать, кто скажет тогда? Они такие стесняются, думают. Что не такие… а за тобой пойдут. Знаешь, Лера, в тебе есть что-то… особенное такое. Правда!

Тем же вечером она накатала пост в Интернете.

Лере казалось — умно написала, пережевывая очередную булку с вишней! Рупор поколения, которое принято называть «потерянным», и сотни подпишутся под её постом,   некрасивое лицо Леры назовут оригинальным», а одиночество — платой за право «видеть все».

Она была так взвинчена, что с трудом заставила себя заснуть.

* * *

Её класс отправился в киношку.

Сюжет разворачивался по предсказуемому сценарию: героиня любила одноклассника — красавчега, но ее папаша — редкий «садист» — считал, что девочке рано встречаться с мальчиками. О, бронтозавр жестокосердный! 

Валерия скосила глаза на свою подругу Алиночку. По щекам той катились слезы.

— Что ноешь? — она знала ответ, потому и выбрала столь резкую форму постановки вопроса.

Лера не ошиблась.

— Вспомнила своего первого парня Димку… Это было так же романтично… Он меня любил… и я его… прям как в этом фильме! А папка меня на свиданки не пускал… Мне кажется, что я уже никогда не смогу полюбить так искренне, как в пятнадцать лет! Ах как жаль, что с годами мы становимся более опытными и бесчувственными!

— Да ну, — поморщилась Лера. — В этом фильме чувства показаны неестественно. Любовь — это не только слащавые признания.  И вообще — это не только слова.

— Да что ты можешь в этом понимать, Лера? — огрызнулась подруга. — У тебя ведь  никогда бой-френда не было. У тебя просто комплекс неполноценности из-за того, что ты ни с кем не встречалась. Вот ты и завидуешь, когда видишь чьи-то чувства! 

Дальше Лера уже просто смотреть не могла, погружаясь в плен вязкой депрессии.

Она отвернулась, ощущая, как в ней  набухают непонятные чувства. Осмотрелась по сторонам. Большинство девушек-ровесниц смотрели на экран с тем же восторгом, что и её подруга. Сердце вновь защемило. Лера  не чувствовала ненависти к ним, может даже и зависти не чувствовала. Просто было обидно.  

«Они даже не осознают, КАКИЕ ОНИ СЧАСТЛИВЫЕ! Как это замечательно — целоваться до дрожи в коленях с человеком, который тебе нравится…»

* * *

Из кинозала Лера вышла расстроенная.

— Классный фильмец! —   Алиночка делилась впечатлениями с девчонками.

Как и следовало ожидать, все закончилось потерей невинности после выпускного:

— Тебе хорошо?

— Да. Дорогой.

Наверное, все скромные девочки обретают свою любовь. Кроме конечно Леры.

— Ага! Супер! — говорили девчонки.

— Вот Лерке не понравился, — доложила Алиночка. — У неё просто комплекс неполноценности… Если с тобой такого не было, это не означает…

— Отстань ты уже от меня со своим комплексом! — беззлобно отмахнулась Лера. 

— С твоим, — поправила Алиночка.

— И вообще, чему учит этот фильм?

— А чё, фильмы как в Советском Союзе должны чему-то учить? — вклинился в разговор парень лет двадцати. 

— Должны, — уверенно сказала Лера.

— Это — развлекательное кино, — сказал парень. — Нельзя же постоянно показывать «грузилово»!

Некоторые ребята рассмеялись.

— Какую модель поведения они задают молодежи? — не уступала Лера. — «Как, тебе пятнадцать лет и ты не умеешь целоваться? Как ты могла дожить до такого возраста и умудриться не научиться?..  В твоем возрасте уже пора сексом заниматься!», «Вы будете смеяться, но я в свои семнадцать до сих пор девственник…» А чего стоят такие фразы как: «Все нормальные люди в пятнадцать лет… А те, кто позже, никому не нужны…» Вот что я вам скажу, этот фильм — прямая агитация, — закончила Лера  и глубоко вздохнула.

— Агитация против чего, а? — удивленно спросил парень.

— Ну… Э-э-э… против порядочности. Такое ощущение, будто они пытались насадить мысль: «Пойди и поскорее найди парня, и лишись девственности, потому что если не успеешь хотя бы до шестнадцати лет, то будешь считаться отстоем». Неужели вы сами не заметили? — на всякий случай Лера сделала «сумасшедшие» глаза. Чтобы потом была возможность оправдать свою вспышку эмоций «временным помешательством».

— Да ладно! Скажи лучше правду — просто у тебя нет парня, ты никому на фиг не нужна, что неудивительно, вот ты и бесишься, когда видишь красивых и счастливых людей в кино, — это произнесла темноволосая девочка лет пятнадцати, стоявшая под руку с молодым человеком под тридцатник. 

Она явно гордилась своим визави, постоянно просовывая его руку под свою водолазку.

— Да! — согласилась Алиночка. Подруга называется.

— У нормальной девушки всегда есть парни. Один, два, десять, но есть, — сказала темноволосая девица.

— Всё зависит не от количества, а от качества… — философски изрекла Лера.

— Ты чё хочешь сказать, что я — типа некачественный? — недобро прищурился друг темноволосой. Его глаза налились кровью.

Девица предчувствовала скандал, потирала руки, чуть не улюлюкая от предвкушения.

Лера разозлилась окончательно:

— А какой же еще? Если ты так называешь девушку, значит к так называемым «нормальным» явно не относишься! Понял?!

— Это ты-то — девушка? Да я таких страхолюдин в жизни не видывал! 

— Хи-хи! — хлопнула в ладоши его спутница.

— Да если б у меня была такая рожа, я бы повесился! Наверное, до сих пор девственница.

И все рассмеялись. Так стыдно ей еще никогда не было.

Лера взяла свою куртку и вышла из кинотеатра.

* * *

«Как можно быть такими?..  Я просто высказала свое мнение и всё…»

Осторожно спустилась по ступенькам вниз. Лере хотелось упасть, чтобы разозлиться. Уж лучше ярость, чем… вот это странное чувство.

На улицу выбежала Алиночка.

— Ну вот! Что ты сделала! Ты меня опозорила! —  она закрыла лицо руками.  — А вдруг они подумали, что я тоже девственница?

— Если я кого и опозорила, так это себя, — Лера  вздохнула, пытаясь справиться с собственными слезами.   

Подруга не унималась:

— На меня столько мальчиков смотрели… смотрело…  А ты… а из-за тебя со мной никто не подошёл  знакомиться! Ты сама — forever alone и хочешь, чтобы всем остальным плохо было!

Тут руку Леры перехватила тонкая смуглая плеть темноволосой девчонки:

— Злость — очень плохое чувство. Она, знаешь ли, обезображивает!.. — девица обернулась, чтобы проверить, сколько человек выходивших из кинотеатра ее услышало. — Будь добрее, — наставляла она на путь истинный, — может тогда и ты кого-нибудь найдешь.

Лере хотелось ударить ее, но не могла сделать этого не произнеся мысленно какой-нибудь стартовой фразы.

«С меня хватит!» — подумала она и оттолкнула девицу. Наверное, вложила слишком много энергии — секунда, и кулак Леры касается девчонкиного плеча. Другая — и та уже отлетает к давно некрашеной стене. Если бы не подоспевший бой-френд, темноволосая впечаталась бы в нее.

Не получившая никакой травмы девица, тем не менее, осела на пол и зарыдала.

Глаза ее друга снова ожгли Леру ненавистью.

— Что, череп тебе жмет? — и придурок со всей силы ударил её по лицу.

Она отлетела к кустам, но, повинуясь непонятному инстинкту, встала.

«Лера, бежим!» — взвизгнула девушка  про себя и ломанулась что было сил.

Ветер хлестал в лицо, и на секунду она ощутила себя почти счастливой. Непонятно отчего — то ли от внимания к своей персоне (вряд ли — уж лучше игнор, выражаясь языком молодежи, к которой Лера себя, конечно, не относила, чем ТАКОЕ внимание).

* * *

Прибежав из кинотеатра, Лера, первым делом вошла в Инет — прочесть комменты к своему «революционному» посту.

«Считаешь себя особенной? Мол никто ничего не замечает, и одна ты «луч света в тёмном царстве», адекватно оцениваешь ситуацию. А ещё, вероятно, ты считаешь себя очень умной. Лично мне так не показалось. Так и вижу перед собой глупое, абсолютно незрелое существо с глупыми незрелыми взглядами и незрелыми эмоциями...» — в этом незрелом-незрелом мире с такими незрелыми-незрелыми людьми в таком незрелом-незрелом обществе, короче.

«Согласна. Девица для своих лет действительно туповата! Я в её возрасте уже  ребёнка растила!»

«А ещё она, очевидно, страшнющая. Ну, чтоб в наше время в семнадцать лет  девственницей быть — надо умудриться. Да я в те годы не знала, как отбиться от поклонников!»

«Неужели люди действительно так думают?» — недоумевала Лера.

«Да-а, вот у меня племянница в пятнадцать лет уже аборт сделала. У девушки очевидно большие комплексы. Ей можно только посочувствовать! А вы на неё, как это у молодёжи говорится-то? — «наехали».  Что же касается глупости, то в таком возрасте она простительна».

Лера, недолго думая,  написала «тётям»: «Идите вы все на…!»

Значит, по ИХ мнению, надо стремиться к определенному образу. Если ты ему не соответствуешь — отстой, лошица, или кто там ещё?

В пятнадцать надо сделать первый аборт, а не искать причины наличия невинности, не оправдывать собственную несовременность особенностью, а просто идти и делать!

Если тебя не понимают, так тебе и надо. Действительно, «нормальному человеку» нетрудно найти общий язык со сверстниками. А если он «немного не такой, как все» — пусть застрелится. Или молчит.

Наступал самый страшный момент — ОСОЗНАНИЯ. Когда все слова, плохо отпечатавшиеся в памяти, начинали проявляться, чтобы остаться несмываемыми. Они станут звучать в голове всякий раз, когда на душе будет тяжело, доводя временную хандру до безысходного отчаяния.

Леры нет среди «нормальных», очевидно потому, что ей нравилось ощущать себя особенной.

А есть ли у нее выбор СЕЙЧАС?

Если она вдруг захочет, сможет ли преломить ситуацию?

«Раз в моём возрасте можно быть глупой, почему бы этим ни воспользоваться!»

Может, попробовать?  Потом оправдается: «Молодая была».

* * *

Лера набрала номер Миши и договорилась о встрече.

- Только… у меня фингал под глазом проявляться начал, — сразу предупредила она.

— И что из этого? — не понял Миша.

— Ну… Глаз некрасивый… — растерялась Лера.

— А глаз-то тут вообще причем? — не понял Миша.

Действительно… 

Лера не испытывала к нему НИЧЕГО. Оценивала абстрактно — «симпатичный», «ну, неглупый еще вроде такой», но сердце упрямо молчало.

Через два часа Лера была у него.

* * *

Лера боялась пошевелиться. Как бы не попросил лишнего. Миша видимо опасался просить — вдруг откажет. Но соблазн был велик — он несколько раз уже было открывал рот, но передумывал.

Лера уже мысленно прикидывала, очень ли ей будет противно, если Миша все же решится… Да. Очень.  Ни за что.

— А-а-а… погодка-то какая-то не очень, да, Миш? — подала она голос.

— Да ваще.

— Ужас же ж!

— И не говори.

Пауза.

Он подошёл к окну, посмотрел на сотовый.

— Ничего себе! Одевайся, в темпе!

Мишка взял её платье и швырнул прямо в лицо.

— Что случилось? — змейкой ползет подозрение, к горлу — ком.

— Э-э-э-э… — начинает он. Уже страшно. - Ну-у-у-у, это самое… мать эсэмэску прислала, что они с отцом сейчас приедут. Ты не могла бы... уйти? — и лицо такое, будто ему действительно неловко.

— Вообще-то тебе двадцать один! Что, мамочка поругает? — у неё хватало дыхания шутить, хотя сердце билось чаще.

— Всё, давай в темпе! — приказал он.

* * *

У двери он бегло чмокнул её в щёчку и бросил фразу, которая означала расставание раз и навсегда:

— Я тебе позвоню.

Дверь закрылась перед её носом.

Героиня современности, пылкая революционерка, вставшая в общий строй, мымра, которая не выбирает, выходит во двор.

Должен лить дождь, но почему-то его нет.

«Не хочу никуда идти. Лучше умереть тут!»

Героиня сидит, мерзнет под дождём. То есть без него, отчего положение не меняется.

* * *

Лера шла домой, по щекам струились слезы. Чтобы отвлечься от раздумий, купила булочку с вишней по дороге.

Не умела совершать два действия одновременно — жевательные движения притупляли мыслительные. И все равно  в голове подобно набату глухо звучали роковые слова: «Всё кончено».

Очередная слеза сорвалась и упала на булочку.

Сквозь тучи просвечивало солнце, доказывающее, что в мире есть что-то вечное, а Лера тут со своей девственностью…

Конечно, она простит его, стоит только изобразить раскаяние — поверит. Потому что хоть и не нравился ей никогда («ни разу», как говорила Алиночка), но надеялась, что для него то, что было, значит хоть что-то, это было важно. А вот эту булочку не простит за то, что она видела неустанно льющиеся слезы Леры.

И есть больше никогда не будет!

* * *

Вечером ей позвонила Алиночка.

— Ты на меня дуешься?

— Не-а, — весело сказала Лера.

— На самом деле… я тоже девственница! — вдруг  заголосила  она.

— Гонишь?

— Ага, — подтвердила Алиночка. — Просто помириться хочу с тобой…  

Настал момент правды:

— И я уже нет.

— Да ладно гнать, Леркин! Когда ты успела? За эти три часа?

— Ага.

— Люби себя такой, какая есть. Даже если ты девственница! Вот так. 

Алиночка так и не поняла, почему Валерия рассмеялась…

* * *

Лера гуляла по вечернему городу… а, да, стоит сказать, что прошло пять лет с того знаменательного дня. А может и не надо. Она-то не изменилась.

Гуляла мимо кинотеатра часто, и ничто не дергало за ниточку в сердце. А жаль. Героини в кино годами не ходят мимо таких «знаменательных» мест, а пройдясь мимо что-то осознают в жизни. Она шастала даже к люку, в который в семь лет упала, но и там, на дне, не нашла смысла своей жизни.

Что-то было не так. С тех пор, как Лера лишилась девственности. Тогда у неё  была идея фикс, теперь — нет. Перестала пестовать в себе ненужные мысли. Не рвалась из раненого сознания наивная  мысль: «Просто я такая из себя особенная». 

Лера — в числе миллионов. Только и всего. Надо принять это и жить дальше. Вопрос только в том — как, ведь  не умрёт же, в конце концов.

Щемящая  тоска, которую она сама в себе взрастила, считая, что это — показатель взрослости, в последнее время давила, как пресс. Несмотря на то, что у неё все было —  как положено мымре она даже похорошела — с того дня торжественной потери невинности она вообще перестала есть мучное, что улучшило внешний вид. Занималась любимым делом.  

Тем не менее, когда всё определено заранее, это пугает.

В тысячный раз проходя мимо аллейки, ведущей в кинотеатр, она услышала:

— Лерка, ты что ль?

Она обернулась, увидела Мишу.

— Ты… Привет! Ты меня узнал?

Лера была  польщена. 

— Ты вообще как? Где? — спросил он.

— Ну, у меня всё хорошо, — в принципе, это было правдой. 

На дорогу вырулила  девушка  с коляской.

— Дорогая… — умилился Миша, увидев её.

Девушка подошла к ним.

— Это — моя жена, Ксюша. А это — Валерия, моя…

Случайная баба, ха-ха.  Была бы интересна реакция Ксюши.

— Однокурсница бывшая, — сказала Лера.

— Точно.

— Оч приятно, — протянула Ксюша, тон её свидетельствовал, что в момент произнесения этой фразы, она хотела, чтобы Лера провалилась сквозь асфальт, желательно прямиком в ад. Приятна была ей эта мысль, а не знакомство. Она поняла причину затянувшейся паузы после «моя… э-э-э…»

Вообще-то Миша на четыре года старше Леры. И Ксюша поверила, что ей тоже двадцать шесть?!   

— Взаимно, — ответствовала Валерия, подумав, в свою очередь, что лицо жены Миши похоже на каменюку у её подъезда. Такое же серое и застывшее.

Пауза.

— Ну, пока, Лера! — засуетился Миша, заметив, как темнеет лицо его жены.

— Счастливо.

* * *

Миша — ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА! — и его жена уходят.

Вот собственно и всё. 

Что тут еще добавить?

Солнышко светило, птички пели — развернулась весна… И все-таки сердце защемило… Как-то незнакомо. Не больно, а… странно.

Лера, как и положено героине «кина», посмотрела им вслед, потом купила булку с повидлом и пошла домой.