Dixi

Архив



Алена ЛЕВИЧ (г.Москва) ПЕРЕШАГИВАЯ ГРАНИЦУ ЧУЖОГО ПОЛЯ

 

Левич

Так делай выбор. Сыграй по их правилам, но, перешагивая границу чужого поля, никогда не забывай, кто ты есть.

 

 

* * *

А., совсем недавно я стала нечаянным свидетелем твоего по привычке одинокого утра.

 

Гладко выбритое лицо. Косая отполированная челка. Рубашка с удлиненным воротником. Приталенный пиджак. Тонкий галстук. Выбираешь часы. Сегодня в тон — классика: Vacheron Constantin — на запястье массивно-изящно. За чашкой кофе глазами задумчиво гуляешь в окно, будто бы меня и вовсе на своей кухне не замечаешь…

Холеные руки. Телефон — ставишь на прогрев машину. Тонкая сигарета. Планшет.

Снова пишешь. Конечно, ведь до выхода еще целых пятнадцать минут есть.

 

С какого возраста ты начал писать? Сейчас уже и не вспомнить... И какой «Тринадцатый» чертенок, а может и ангелок, подарил тебе на первый зуб вместо серебряной ложечки «красную ручку». Ты всегда был писателем. Нет, поэтом-революционером! Деятельная натура — шашки наголо, игрушечный автомат на шею, и… ай-да(!) покорять буквенный ряд, а также сердца вечно умиленных тобою взрослых.

У твоих глаз всегда было такое особое выражение — наивно-серьезное, которое пленяло без исключения всех!

В каждом своем слове ты был искренний. Казалось, ничего нет тебе дороже слова. Правильного слова, сказанного в нужный момент.

 

Все знают с детства «из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши мальчишки… девчонки...» Но из чего же сделан ты, оставалось для большинства тебя окружающих под большим вопросом.

А из чего же действительно сделана душа поэта?!

Вероятно, из самого огромного в тысячи легких крыльев бабочек порывисто-доброго, вместе с тем спокойного и мудрого сердца!!! Она вся, должно быть, — сердце...

 

… Какой же ты был забавный, постоянно невнимательный к себе, но такой проникающийся всем и всеми, каждым…

 

А., помнишь, как ты получил в руки свое первое издание? Как ты бледнея, радуясь глазами, боязливо держал его на ладонях, но так и не открыл. Бросил на стол, убежал в свою комнату и залез с головой под одеяло… Сколько лет тебе тогда было? А потом ты сменил псевдоним… А потом еще, и еще раз, и еще… Сколько у тебя имен? Разве это хоть что-то смогло изменить?

 

Знаешь, Z. не первый раз приходит ко мне с вопросом: «Кому-то же должно было достаться сердце?»

В свою очередь, ты мучаешься вопросом, можешь ли ты полюбить...

Глупенькие мои любимые мальчишки, сердце нельзя передарить как жесткий диск с событийными хрониками памяти.

Дорогой А., твое всегда было слишком большим, чтобы полюбить кого-то одного. Оно ведь должно как солнце над головой принадлежать всем… должно дарить.

Как ты сам часто повторяешь — «все просто». Именно(!) все просто: ты любишь сразу всех и каждого… каждого человека на земле, потому что не можешь иначе. Ты — поэт с волшебной красной ручкой вместо серебряной ложечки.

И так странно наблюдать тебя взрослого, серьезного, с кучей забот, график расписан по часам, решаешь глобальные вопросы, рабочие задачи…

 

Невольно гуляя в прошлом, мысль спотыкается о сегодняшнюю кочку твоего теперь «по привычке одинокого утра»: Гладко выбритое лицо. Косая отполированная челка. Рубашка с удлиненным воротником. Приталенный пиджак…

Как же малы все эти пиджаки твоей огромной груди, втиснутой в тело утонченной сухой спортивной фигуры…

Холеные руки. Телефон — ставишь на прогрев машину. Тонкая сигарета. Планшет.

И ты снова пишешь…

… Ведь до выхода еще целых пятнадцать минут есть. Пятнадцать минут до шага через границу чужого поля…

Но ты все также пишешь.

 

Коротким поцелуем в твою свежую пряно-терпкую ароматную щеку:

— Доброго пути!

 
html counter