Dixi

Архив



Литературное объединение «Новые писатели».

Занятие тридцать пятое

 

Здравствуйте!

 

Третьего апреля не стало Александра Крахина. Ему вечно будет теперь «sixty four». Члену жюри нашего конкурса «Новые писатели», тонкому и мудрому человеку, прекрасному писателю, поэту, композитору, полиглоту, в совершенстве знавшему китайский, казахский, английский языки, битломану, певцу… Другу.

Саша, спасибо тебе за все, что ты делал.

 

Но наступило воскресенье, время очередного занятия.

Давайте начинать.

На прошлом нашем занятии мы говорили о нюансах. Продолжим этот, как оказалось, непростой разговор.

 

 

 

Рената ЮРЬЕВА

 

МУЗЫКА СТИЛЯ

 

И опять сложная тема. А есть ли в литературе легкие? Легких может и нет, но есть такие, которые можно проанализировать по уже сформировавшимся критериям и оценкам. А у нас речь идет о нюансах. Именно они и делают любое произведение удачным или скучным, запоминающимся или проходным, интересным или не сумевшим оставить следа. И именно это делает сложным определить строгий круг критериев, по которым можно оценить: есть нюансы или нет. Не в обиду Леониду не буду пользоваться его терминами, потому что это действительно очень тонкое и личностное восприятие этого слова. Для меня ближе и понятнее значение в данном контексте (если я правильно поняла основную мысль), — это стиль. На сайтах часто приходится оставлять свои отклики, комментарии, рецензии… Можно по-разному сказать о том, понравилось или нет произведение, завуалировать истинное мнение (если честно, мало кому оно надо). Но я очень редко пишу это драгоценное для меня слово «стиль», потому что интуитивно считаю его главным критерием таланта автора. Почему? Боюсь, не смогу объяснить так же хорошо, как Леонид. Я же не зря написала слово «интуитивно». Но это именно то, что меня привлекает и еще раз привлечет к произведениям имеющего свой стиль автора.

Что же это такое? Признаюсь, сознательно не изучила тематическую литературу, чтобы попытаться сформулировать самой, показать свое понимание. Во-первых, потому что, я так поняла, что на наших занятиях ценится именно свое понимание проблемы. А во-вторых, я так благодарна Игорю за ту колоссальную работу, которую он делает, систематизируя теоретический материал по темам. Сама я по крайней мере поленилась бы (тут я смущаюсь). Зато после своих опусов мне интересно изучить этот материал, чтобы понять, насколько я чувствую и размышляю правильно или заблуждаюсь.

Как же его придумать, свой стиль? Никак. Он сам «придумывается» в процессе творчества, и то при одном условии: что человек все-таки одарен. Потому что научиться ему крайне сложно (невозможного ведь в мире не бывает). Научиться так, чтобы не чувствовалось это научение, как могут легко прочитываться у любого автора его приобретенные умения и навыки в грамотном использовании например выразительных средств, ритма, размера, структуры повествования. Потому что стиль — это сам человек, взявший в руки перо, это — его характер, взгляд на жизнь, мировоззрение, всё то, что он излагает. Излагают многие, но вот как — и есть стиль.

Мне тоже нравится определение текста на вкусность. Когда текст имеет свой вкус.

Так как правил конкретных не могу сформулировать, попытаюсь чуточку проанализировать свои творения на вкус и стиль, если таковые имеются. Я не буду ни хвастать, ни критиковать себя, просто будет та констатация и анализ фактов, которые сумела осилить, абстрагировавшись от понятного эмоционального и ревностного отношения к своим детищам.

 

Смею полагать, что все же стиль просматривается. В чем? Хотя бы в том, насколько непредсказуемо, интересно, порой странно могу преподнести мысль, что чаще всего является стимулом для заинтересованности в дальнейшем прочтении. Полагаю, капля юмора и иронии в строках и (или) между строк всегда придает произведениям особый шарм. Только эти капли должны быть не из тучи летней грозы, а скорее легкой серебристостью утренней росы. Неожиданные, оригинальные высказывания, примеры, образы, фразы, обороты, видение, в том числе, казалось бы давно привычных и обычных вещей, явлений, характеров. Детали. Очень ценю детали, которые могут сказать намного больше, нежели долгие фразы, предложения, даже абзацы. Искренность. Флер изящности. Знание психологии своего читателя.

Но!

Та же искренность пресыщается порой наивностью, которая может показаться наигранной. Та же непредсказуемость может утомить своей витиеватостью. Многословность может вызвать глухое, тщательно маскируемое (хотя, может, и нет) раздражение.

Если честно, это моя первая попытка проанализировать своё. Кстати, интересное занятие, надо будет продолжить на досуге для себя…

Но сейчас я чистосердечно призналась во всем для того, чтобы и подвести вас к относительному (и не полному, догадываюсь) перечню тех нот, которые и создают музыку стиля, симфонию нюансов автора, и думаю не только меня.

 

 

 

Николай САМУЙЛОВ

 

Записки графомана

 

Писателей в нашем времени развелось тьма, то есть многие издаются. Их произведения читают. Ещё больше авторов не издаются. Не печатают, не раскрученные, не пробивные или просто графоманы.

... Вот поэтому я и начну с авторской адекватности.

Адекватность — точное соответствие чему-либо, совпадение с чем-либо, тождественность... Короче, писатель, если он желает видеть себя оным, должен быть адекватным званию литературного творца.

Сразу признаюсь вам: я всего лишь автор нескольких текстов (рассказов, сонетов, эссе);  часть из них можно обнаружить на страницах нашего конкурса. Но не писатель. А хотелось бы им быть. А что мешает им стать? Отсутствие чего?

Таланта? Популярности? Публикаций?.. Да, всего этого и не хватает!..

Пиши! Публикуйся... И будешь в адеквате. А ещё лучше — заплати. Твоё произведение (если оно читабельно) отредактируют и напечатают таким тиражом, насколько хватит бабок. А вот будут ли твою книжку покупать и читать — большой вопрос. Даже шедевр может затеряться в бумажном море. Тут уж не до амбиций. Ведь хочется, чтобы тебя узнавали на улице, чтобы на гонорар ты купил бы себе «Опель» представительского класса. Чтобы дача в Переделкино. Чтобы женщины табунились возле подъезда, чтобы рука уставала давать автографы. Ну, мало ли чего взбредёт вам (мне) в голову, когда нам сопутствуют слава, бабки, бабы, тачки...

Да всё, что угодно! И приобретение всего этого возможно!

 

Но прежде нужно организовать своё лицо. Чтобы оно (лицо) соответствовало выбранному амплуа. А потом уже можно «выделять из себя» (в своих произведениях): тон, тембр, аромат и настроение, которыми будем украшать создаваемые «шедевры» (нетленки). Которые в своё время принесут нам перечисленные выше блага.

Не думайте, что под «организацией лица» литератора я имею в виду исправление ошибок природы или неутомимой работы Хроноса (времени) над «образом», который мы созерцаем в зеркале. Этим занимаются артисты, телеведущие, путаны и другие граждане, зарабатывающие лицом. А писатель, если он хочет, чтобы его «узнавали», должен проявлять себя в своих творениях. И для этого лицу, возжелавшему стать писателем, потребуются некоторые (может быть неимоверные) усилия в достижении поставленной задачи.

 

Отложим в сторонку Талант. Эта вещь присуща не только творческим личностям. Землекопы и дворники в своём деле тоже бывают талантливыми. Возьмём неутомимую устремлённость в достижении цели. К ней прибавим трудолюбие, сопряжённое с усидчивостью. Обязательным условием для создания «лица» является образование (желательно — высшее, не обязательно — филологическое или журналистское). Наличие культуры. Во всём. Национальной, дисциплинарной, религиозной и т.д. Публичность. Чтение своих стихов одноклассникам — шаг вперёд. Участие в литературных конкурсах — возможность расширить круг читателей. Попытки опубликовать свои опусы в периодической печати. Пусть мало результативные, но необходимые для изучения читательского спроса и для приобретения навыков поведения при контактах с издателями и изучении их требований к оформлению творений.

Наверное, нужно прибавить нечто ещё. Но с вопросами об этом обращайтесь к специалистам от издательского дела.

От себя добавлю: нужно использовать жизненный опыт. В создании произведений, в налаживании контактов, в продвижении своего творчества. И, конечно же, в формировании авторской адекватности. Писатель должен писать. А это — работа. Писатель должен писать хорошо. И эта его работа должна приносить пользу. В первую очередь — читателям. И автору тоже. В виде морального и материального удовлетворения.

А если к писательскому труду приложить любовь к избранному делу, то полученный продукт будет востребован потребителем. А там — тиражи, гонорары.

А если творец адекватен, да ещё и талантлив?.. Ну, сами понимаете — аншлаг!

 

А сейчас немного о продукции творящих литераторов.

Леонид на прошлом занятии говорил о тоне и тембре произведений. Наверное, это имеет место быть. На эти вещи не всегда обращаешь внимание в крупных опусах. А вот в рассказах нота ля (или какая-нибудь другая) угадывается. И тембр — мажор или минор — тоже ощущаются. И зависит это от многих обстоятельств. В первую очередь от настроения автора. Дома всё хорошо, издатель обозначил кругленькую сумму за ещё ненаписанный шедевр, на службе шеф пообещал повышение. И рассказ рождается приличным, поскольку его «родитель» удобрен плодородным настроем. А если минор во всём, то и в тексте тоска. Вроде бы тему не меняли, и «яблоки» росли на одном суку. А получается: один плод сладкий, а второй кислый или вовсе горький...

 

Об аромате. О вкусноте текста.

Лично мне как-то сказали, что у меня «вкусный язык». Я дал почитать одному товарищу свою повесть, и он выдал этот термин на-гора. Могу сказать, что о вкусноте текста (языка) я до того не слышал. Но знаю, иных авторов читаешь с удовольствием, а иных с трудом. У первых всё изложено легко, не запутанно, красиво, спокойно, понятно. Читать одно удовольствие. У других читаешь, словно пилишь тупой пилой сухую ёлку. Что? Не приходилось пилить? Скажу: ощущение неприятное, нервирует. Добавлю: это происходит не от авторской задумки. Это — заложено в характере автора. У них, у авторов, почти все произведения либо ароматные и вкусные, либо − скрежет сухого дерева от воздействия тупой пилы. Но и те и другие имеют право на существование. У каждого — своё. Кстати, и читателям нравятся не только вкусные тексты. Иным подавай кровушку солёненькую, небо грозовое с молниями, грязи потухлей и побольше, шуму, крику, мордобою. И чтоб в конце все умерли...

А я люблю happy end. Это чтобы в первом томе творилась несправедливость, наветы и предательства, описывались страдания героев, происходило наказание невиновных и награждение непричастных. А во втором — месть, — каждому по отдельности и обязательно всем. «Граф Монте-Кристо» Дюма. «Женщина по средам» («Ворошиловский стрелок») Пронина.

А впрочем, это всего лишь мнение графомана. Поумничать вот пригласили. Стараюсь.

Конечно же, о серьёзной литературе нужно говорить со знанием дела. Ну а я-то что? Высказался. Чувствую, что не полностью. На эту тему нужно и можно говорить всем, или большинству коллег, чьи рассказы висят на сайтах конкурса. Тем, кто чувствует себя адекватным. Уточняю: тем, кто считает себя писателем...

... А впрочем, о том какая бывает литература, написано много книг − филологами, профессиональными писателями, критиками. Есть хорошие учебные пособия, где от «введения» до «заключения» всё разжёвано по составным частям литературного произведения. Есть специальная литература: «Как стать писателем и заработать свой миллион» (Никитин); «Как делать стихи» (Маяковский); «Как писать детектив» (авторов много, уточнять не буду)...

О том, как написаны хорошие произведения и какая от них польза обществу, тоже сказано много. Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Герцен, Пушкин, Толстой (все Толстые), Достоевский и другие в специальных статьях по конкретным романам, поэмам, пьесам, а также в личной переписке растолковывали читателям девятнадцатого века, а потом и нам, балбесам из двадцатого, что такое «луч света в тёмном царстве» и нужен ли он (луч света) в нашем светлом и счастливом времени...

Ох, как был нужен!!!

Ну и... почему бы нам не покопаться в нашем «собрании сочинений» и на конкретном рассказе или стихотворении участника конкурса не показать всем нам, слушателям лито, как нужно писать, и как нежелательно. Какое произведение может заинтересовать читателя, а какое нет. Вкусы у читателей, конечно же, разные, но есть нечто общее, что привлекает почти всех читающих к конкретному автору.

 

Ну да — талант, всенародная известность...

Я помню, как нам, ученикам 5-7 классов, в школьной библиотеке не давали на руки книги Мопассана, Есенина, Куприна, Бунина... «Воскресение» и «Анну Каренину» мы только в девятом осилили. Ничего особенного в них нет. Подумаешь, целуются!.. Да в нашем 8-м «а» одна симпатичная девчушка родила под Новый Год... А потом, после окончания восьмилетки вышла замуж.

Кажется, я отошёл от темы «урока»...

Нужно, наверное, упомянуть о фоне произведения. Здесь должно быть означено время, место, состояние погоды, окружающая героя природа. Если можно без чего-то обойтись, то список нужно сократить...

... Сидят в камере предварительного заключения трое мужчин: жулик, слесарь и математик. Жулик лежит на нарах, слесарь стоит у стенки, а математик ходит по камере туда-сюда. Жулик, поковыряв спичкой в ухе, спрашивает математика:

— Слышь, образованный, расскажи-ка нам о теории относительности.

— О, это очень сложно! Здесь чистая математика...

— А ты расскажи простыми словами, чтобы народу было понятно.

Математик огляделся, посмотрел на сокамерников, и говорит: «Вот ты лежишь. Слесарь стоит. Я бегаю по камере. Видишь разницу?»

— Вижу. Ну и чего?

— А на самом деле мы все сидим!..

Анекдот с бородой. Но я к тому, что фон в «рассказе» почти отсутствует. Камера, и всё тут... Зато о характере сокамерников больше сказано. И про всех них, используя выдумку читателя (слушателя), можно такого нафантазировать! Жулик — история для детектива. Слесарь — выпил, подрался, сел. Драма. Математик... Вот тут можно что-нибудь из жизни высшего общества позаимствовать... А впрочем, ничто человеческое нам не чуждо.

В связи с этим, по просьбе «жулика» и нашего любимого читателя со средним образованием, хочу упомянуть об упрощении для усвоения и понимания оными текста произведения, которое вы (да и я тоже) намереваетесь создать.

Язык у писателя должен быть не только «вкусным» но и доступным читателю.

Оксюмороны лучше использовать в названиях произведений («Живые мертвецы», «Горячий снег»), а в текстах противоречий быть не должно. Красивая цитата есть у Антуана де Сент-Экзюпери: «В действительности всё иначе, чем на самом деле». Вдумайтесь в смысл данного выражения... Ну? Что получается? Этот талантливый летчик, наверное, пошутил, но не собирался умничать.

У начинающих авторов подчас целые рассказы являются оксюморонами. Начал за здравие, а кончил — за упокой...

Пожалуй, и я закончу на этом.

Спасибо за внимание.

 

 

 

Сергей КАРДО

 

Про свою среду

 

Ага. Мы добрались до очень важного момента. Замысел — исполнение — результат. C первым и последним все ясно. А середина заставляет почесать затылок.

Хотеть-то, положим, я хочу, а вот что я могу и соответственно что увидит свет? Как вокруг сердца идеи нарастить скелет, навесить на него мышцы, железы и прочие необходимые подробности для самостоятельного существования родившегося произведения? От качества составляющих органов жизнеспособность получившегося продукта будет сильно зависеть. Поживет еще, порадует желающих с ним подружиться или будет как у Роберта Стоуна — упадет окоченевшим с плотно сомкнутыми веками?

Верно заметил Леонид — замысел рождается в голове. Следовательно, начинать надо с головы. От того, как автор позиционирует себя в окружающей его действительности, так он и замысливает свой проект.

Шкала, на мой взгляд, достаточно простая — недооценивает (ну, я любитель, так — пописываю от нечего делать). Оценивает правильно (мне есть что сказать — слушайте). Переоценивает (вы — темные личности, я вам милостиво подаю Откровение, а вы плюетесь).

Здесь уместна оговорка. Мы все всё же не корифеи, до Гоголя и Чехова пока никак не дотягиваем. Не дотягиваем в частности в обезличенности своих текстов. Я узнаю стиль и слог классиков, но нет у меня ощущения, что они всё пропустили через себя, что они стоят где-то рядом и жестикулируют для большей экспрессии. А вот читая Прозу — 2016, я порой четко представляю себе кое-какие черты характера автора. Человек виден или виднеется сквозь написанные строки, образно говоря, в ультрафиолете, в инфракрасном свете, в свете простом, в белом, разлагающемся на радугу или в полумраке. Но виден, и иногда от этого никуда не деться...

В общем, за собой надо приглядывать, чтобы вас слишком много не проявлялось сквозь строки. Я сам в выпячивании грешен, с этим борюсь, порою безуспешно, но всегда стараюсь сильно не высовываться, чтобы не набить оскомины.

Итак, замысел родился в голове, голова подумала — у меня есть о чем и я хочу об этом рассказать. Настает, так сказать, время перехода in vitro — in vivo. В технике (предмете моего профессионального приложения) так же как везде, в том числе и в литературе, это самый болезненный момент, почему — объяснять, полагаю, не надо. Правда, есть один нюанс. Изобретатель осенился и выдал на-гора идею. И даже предсказал, как и где его идея будет приносить пользу Отечеству и человечеству. То есть налицо исходный продукт и конечный. Господа конструкторы, технологи, рабочие — вам осталось только все исполнить-воплотить. Вместо дефиса в латинском изречении поместить некое материальное обеспечение. Какое — вы сами и придумайте.

Согласен, идеи бывают разные, порой требуется уйма времени и сил на воплощение иного замысла целыми коллективами. Литератор, если он честный или бедный, работает в одиночку — это надо признать, и это различие между писательским трудом и спецификой машиностроения безусловно существует. Но в общих чертах — все весьма похоже.

Послевоенная Япония скупала мешками по всему миру патенты, не тратясь на собственных ученых. Не знаю, почему так сложилось, то ли образованных мужчин после войны не осталось, то ли японская высшая школа в чем-то просчиталась, в общем, имел место какой-то разрыв, который островные фирмы парировали за счет скупки чужих идей. Но в мешках оказывались такие вещи, которые при кажущейся простоте повторить не удавалось даже дотошным японцам. Приходилось докупать и технологии. А они у патентообладателя стоили гораздо дороже.

Появилось модное словосочетание — ноу-хау. Вы уже догадались, что я про любезно подсказанное Леонидом? Тон, тембр, аромат, настроение, адекватность — нюансы, из которых выкладывается общая картина. От себя добавлю еще темп. Очень нужная вещь. Это и есть ноу-хау — волшебные палочки автора. И теперь они у нас тоже есть. Чуть позже я к ним вернусь.

Итак, продолжаю. Вот, мол, хочу я мою идею рассказа, повести, новеллы и т.д. материализовать, т.е. сделать красивой, увлекательной, умной и т.д. С мотивацией определились. А вот в подробностях как?

Как естественно позволит голова. Как она понимает процесс. Как она оценивает — в чем сильна, что может, что не может, если может, то каким образом, в какой форме, за какое время... Какую цель она ставит и зачем? Для кого голова старается? Для себя? Ради самого процесса? Ради обладания книгой, в которой есть мои три страницы? Для удовлетворения собственного тщеславия? Или для того, чтобы похвастаться через забор перед дачным соседом — ты у меня морковку воруешь? Так знай, ничтожный — я беллетрист, у меня богатый внутренний мир. Будешь тырить — я про тебя напишу, тебя в метро перестанут пускать. Пусть какая-то мотивация верна. И цель худо-бедно обозначена.

 

Пора разложить инструментарий, вымыть руки и за работу. Пегас, Парнас, вдохновение, яркие образы — все имеется, а на чистом столе перед автором, образно говоря, полено, долото, проволока, пачка гвоздей.

Мастерите, маэстро! И вот у одного получается Пиноккио, у другого Буратино, у третьего растопка для печи. А у иного весь мыслимый и немыслимый набор сверкающих неожиданных метафор, образов и... ничего. Неинтересно. Богатые внешне формы не возбуждают. Настолько, что и мысли не возникает сходить в аптеку за чем-нибудь «к чаю...»

Приемы, правила, каноны написания безусловно очень важны, оправданы, ибо помогают усвояемости текста. Нюансы, о которых идет речь, тоже вещь бесспорно необходимая. Но вот какая штука. Все упомянутые тонкости надо к чему-то применить, на что-то нанизать и вот здесь, как мне почему-то упорно кажется, для создания рамы надо отключить сознание, бьющееся в клетке условностей и включить подсознание, свободное от почти всего. Отпустить вожжи, чтобы лошадь сама нашла нужную дорогу.

В восьмидесятые в Россию хлынули азиатские фильмы о каратэ, кун-фу и т. д. Наши мальчишки разинув рты смотрели на диковинные приемы и удары суперуверенных в себе экзотических героев. Шли в подвалы, в парки и пытались повторить поразившие их трюки. Тренировались до седьмого пота, до разрывов мышц, до судорог, но кое-что у них стало получаться.

Когда по приглашению властей КНР наши доморощенные любители приехали на всекитайский чемпионат, вышли на татами и показали на что способны, китайцы остолбенели. Как вы ЭТО делаете? Откуда вы ЭТО взяли?

Наши тоже удивились. Мы такое видели в кино.

Но ЭТО невозможно, в кино сплошные трюки, лонжи, подвески, монтаж!!!

Да? А мы не знали....

 

К чему это я? К тому, что иногда лучше бы и не знать о технике, чтобы выразить то, о чем очень хочется сказать. Вы справедливо заметите — одного желания мало, выше головы не прыгнешь... И вообще, это как — отключить сознание? Если не пользоваться скалкой?

Самый простой совет — погрузиться в процесс, в идею насколько возможно полно, превратиться в щепку и отдаться течению. Что выйдет — то выйдет.

Вы можете и сами потом удивиться — откуда это у меня?

Идет это от, извините, не нашел другого слова, — психотипа автора. От вашей искренности. Припомните, как вы пишете — ведь слова сами появляются из ниоткуда, дальше третьего-четвертого слова фразу вы не видите. Вы задаете общее направление, детали появляются как зайчики из цилиндра фокусника. Кто движет вашим пером? Вдохновение? Ангел? Космический разум? Но точно не математический расчет. Я выше написал — как естественно позволит голова. Естественно — на мой взгляд, самое важное условие созидания. Если начать говорить несвойственным себе лексиконом, придумывать, о чем мечтает влюбленный в ворону бобер, догрызая осину, на которой означенная ворона качается, то получится специфический продукт с узким кругом вероятных одноразовых потребителей. Это будет смешно, но это не будет юмором.

 

Видел я в пивной на Динамо человека, который хвастался — смотрите, я лбом гвоздь забиваю в доску! И забивал за две кружки. Он по своему реализовал свой талант. Трезво (до удара) оценивал возможности, прикидывал запросы аудитории, платежеспособность клиента, свои потребности, способ воплощения и успешно реализовал задуманный план, исходя из своих преимуществ перед другими.

Чем не пример?

Но к теме. Это что же получается — не пользоваться, что ли, обсуждаемой пятеркой?

Пользоваться!!! Но после, для шлифовки, для нюансов, для придания отточенности!

 

Тон. Ну, не удержусь, улыбнусь — избегайте скатываться с горки и пролетать 40 —50 метров, чтобы плюхнуться в чугунную ванну. После такого полета уже не важно, есть в ванне вода или её там нет, или вы вообще в ванну не попали. Критикам некого будет критиковать. Хотя сюжет видел, и видел, как смельчак сам без помощи из ванны вылезал.

Видимо, это был не писатель.

 

Тембр. Все абсолютно правильно. Но есть ситуации, когда и Альберт Эйнштейн и Марья Ивановна подумают и скажут слово в слово одно и то же.

Я сделаю паузу, а вы смоделируйте свою мизансцену.

...

Мой вариант.

Светает. Веранда рядом с синхрофазотроном. Эйнштейн в пижаме за столом. Пишет какие-то формулы на салфетке. Входит Марья Ивановна в кокошнике с подносом. Все очень толерантно. На подносе кофейник с гжельской росписью E = mc2, наполненный, как нынче любят писать, обжигающим утренним кофе. Сонная Марья Ивановна спотыкается и опрокидывает кофейник на шевелюру Эйнштейна.

Оба одновременно восклицают:

Эйнштейн: «Чаруюсчий аромат кофэ Якопс?»

Марья Ивановна (машинально): «Гуд монин?»

Нет!!! Они хором кричат — б....!!!! Сбегаются потрясенные домочадцы, прислуга, охрана, из кустов высовываются русские шпионы и американские контрразведчики и, увидев случившееся, тоже вопят в унисон: «Ё. .... ....!» Занавес.

 

Аромат. Есть такое дело. Особенно остро чувствуется, когда автор сам пережил ситуацию. «Вкусный» действительно приелось. Уже слышал — вкусный руль. Вкусные скидки на вкусные наволочки. Отличное свежее сравнение — терпкий текст. К такому будет интересно возвращаться. Аромат — это высший пилотаж. Парфюмер поначалу отталкивал отсутствием собственного запаха; чем дело кончилось, все знают. Текст должен иметь свои флюиды. Свое гастрономическое определение. Если автору удалось. Не удалось — блюдо несъедобно. Даже по этому поводу есть поговорка — чтобы понять, что книга неинтересна, не обязательно дочитывать её до конца.

Видимо родилась она из другого откровения — чтобы понять, что яйцо тухлое, не обязательно его доедать...

 

Настроение. Вот с настроением сложнее. Коли нет его изначально — ничем уже не исправишь. Стоило ли браться, если не было? Все надо переделывать, что означает — в план создания его надо включать в первых строках. Если, конечно, отсутствие настроения не задумывалось как инструмент способа подачи или ему вообще нет места в тексте. Например, в исторических хрониках.

 

Авторская адекватность. Однояйцевый близнец настроения. Кстати, по-моему, наличие в отечественной городской толпе большого количества людей, подающих своей одеждой знаки той или иной принадлежности кое о чем говорит. И даже может косвенно свидетельствовать о том, что подгнило что-то в датском королевстве... Но не полезу в дебри.

Хорошо, что писатель одеждой не выделяется, значит он в своей среде.

Значит что-то замысливает, пока на работу или по магазинам ходит, значит, скоро мы что-то такое прочтем и узнаем, что вполне может с нами соседствовать годами, а мы, барахтающиеся в быту, замыленным взглядом того не видим...

 

Темп (я все про свое). Ритм. Энергия. Пульс. Лучше бы, конечно, пульс четко прощупывался.

И добавлю такт. Немного поскриплю. Если вам в вашей работе кажется что-либо настолько очевидным, что можно об этом и не упоминать — и так, мол, ясно, это все знают, то читатель может впасть в недоумение. Это вам ясно, вы с этим живете и зачастую привыкли и не замечаете. А читатель мается, морщится — я что-то пропустил?

 

И будьте тактичны, повторял и повторю — пожалейте редакторов. Они на службе, они должны читать всё. А мы все такие разные...

Вот. Это я вам как хамелеон хамелеону говорю.

 

______

 

Если вы думаете, что на этом все, то ошибаетесь. У нас есть еще на сладкое про нюансы. Но об этом мы поговорим чуть позже. Не знаю, может через занятие, может через два. Есть очень полемичный материал Игоря Косаркина, который мы дадим без купюр, дадим обязательно, но при этом (полемичный же!) попытаемся им не ограничиться.

Подробней? Не сегодня. Придет время.

А пока ранее презентованная статья о стиле.

Как преамбула к следующему нашему разговору.

 

Л.К.

 

 

 

Игорь КОСАРКИН

 

Истинный источник вдохновения редакторов

 

Добрый день, друзья!

На самом деле мне неизвестен истинный источник вдохновения редакторов различных издательств. Неизвестен, но начинаю смутно догадываться. Нет, конечно, присланный автором хороший и грамотный рассказ доставит редактору несомненное удовольствие, вдохновит на дальнейшую работу. Но, думается, не менее вдохновляющими оказываются авторские фразеологические выверты, от которых возникает либо лёгкий цейтнот, либо взрыв гомерического хохота. Помню, как в журнале «Аврора» с упоением читал юмористические миниатюры Константина Мелихана «Из школьных сочинений». Кладезь ученических «шедевров», взятых из первой творческой деятельности школьников на уроках литературы. Миниатюры включали в себя алогизмы, нелепые словарные обороты, ненужные инверсии… В общем всё то, что сделает работу автора достойным абсурдом. Приведу по памяти и несколько примеров из творчества Константина Мелихана: «Когда лёд под крестоносцами треснул, они сильно обмочились»; «Иван-царевич чувствовал, что царевна не просто лягушка, а девушка»; «Грушницкий заметил княжну Мэри и дружески ей икнул». Думаю достаточно, чтобы заинтриговать и заинтересовать вас работами замечательного писателя-сатирика. Ну а мы пойдём дальше.

Вероятно, редактору достаточно скучно разбираться с орфографическими ошибками, но когда среди тусклого текста вдруг мелькнёт впечатляющий словесный фортель, редактор непременно эмоционально отреагирует. Плакать ему или смеяться? Вопрос. Но от скуки и следа не останется. За довольно короткий промежуток времени у меня собралась подборка чудных фраз, не поделиться которыми с собратьями по перу было бы с моей стороны свинством. По одной простенькой причине — это мы так пишем, друзья. Конечно, надеюсь, что не все, но от таких речевых оборотов в тексте не застрахован даже вполне опытный автор. Что уж говорить о начинающих.

Есть замечательный литературный сайт под названием «Что Хочет Автор». Не мешало бы создать сайт под названием «Что творит автор», и помещать на его страницах весь словарный бред, который мы сбрасываем на головы редакторов. Если уж у меня, читателя, но читателя въедливого, накопилось столько «прекрасных литературных открытий», включая «новые» правила русского языка, то боюсь представить себе, сколько таких «шедевров» в редакторской копилке. И если редактор устроился на работу в издательство, не имея чувства юмора, то через непродолжительное время оно у него обязательно появится. Вольно или невольно. По-другому просто невозможно.

Ниже приведены примеры, как не надо писать. Они реальные. Позволю себе в данной ситуации побыть немного саркастичным комментатором. Чтобы давать пояснения, где может быть вам не понятен сакральный смысл фразы (ввиду незнания всего сюжета опуса целиком), а также чтобы просто вести вас как экскурсовод по комнате смеха (или страха?). Так с ходу и не разберёшь. В любом случае, задача экскурсовода не дать вам заснуть от скуки, а позволить приятно и не без пользы провести время. Что я и попытаюсь сделать.

Разумеется, мои скромные комментарии — комментарии лишь читателя, который оказался в недоумении, где-то в замешательстве, а где-то и в полной прострации, читая новоявленные труды начинающих авторов на литсайтах. От абсолютного непонимания, что происходит с текстом и что творится в сюжете. Орфография, стиль, синтаксис, пунктуация и все сопутствующие речевые «изыски» сохранены в оригинале.

 

«Отец давил на плечо всем весом своего мёртвого тела».

Так предварялся рассказ. Первое предложение, которое с ходу озадачивает читателя. У меня же после прочтения начальной фразы возник логичный вопрос: «А что? Были другие варианты? Например, отец «давил на плечо всем весом» не своего, а чьего-то чужого мёртвого тела? Да ещё на плечо своего чада.

Повторюсь, это только первое предложение, а уже порождает массу вопросов. Пол чада читателю пока неизвестен (предполагаю с большой вероятностью, что сын, но… не факт. А вдруг дочь-бодибилдерша). Так же, как то обстоятельство, что речь идёт об обыденных похоронах, а не об ином событии. В первом предложении создаётся впечатление, что сын или дочь (напомню, от чьего имени ведётся повествование, читателю ещё неизвестно), тащит на плече труп отца. О гробе пока — ни слова. И первое впечатление — либо криминал, либо несчастный случай где-либо в лесу. И некто волочит на себе труп родителя. В канве сюжета — алогизм полнейший. Если автор начал с описания похорон, то необходимо было начинать чётко и ясно. Что на плечо давил гроб, в котором лежал умерший отец. Согласитесь, что «нести на плечах труп» и нести на плечах «гроб с телом усопшего» всё-таки разные вещи. Первое предполагает отсутствие ритуальных опций в виде гроба, то есть попросту два физических объекта — живое тело и мертвое тело — в районе плечевого сустава живого должны соприкасаться непосредственно. Во втором случае тела разлучает «прокладка» из дерева, обитая тканью. Когда я прочёл дальнейшие строки, то несколько разочаровался — уже начал предвкушать «криминальное чтиво», а оказывается — похороны. Но дальнейшим повествованием автор не развеял мои ожидания чего-то необычного.

 

«На каждой лестничной площадке начиналась большая суета, когда четыре пары ног переступали по кругу, руки разворачивали двухметровый гроб на очередной пролёт».

Перед этим предложением автор забыл упомянуть о главном — людях, несущих гроб. В итоге создал чудный бред, напоминающий хоррор. В смысловом значении вышло, что сами по себе четыре пары ног переступают по кругу и руки, тоже сами по себе, разворачивают гроб. Жесть! Голливуд отдыхает. Создатель «Баек из склепа» просто обязан рыдать от зависти.

На приведённых выше примерах рискну заняться «самодеятельностью», а именно ввести в оборот ряд терминов, которых в литературоведении не существует, но они необходимы для понимания этимологии алогизма, нарушения смысловых и сюжетных связей в литературном произведении.

 

Смысловой реверс сюжета — речевая ошибка в управлении действиями героев сюжета в описательной части текста. Когда определёнными фразами формируется сначала одна тональность, на которую как на камертон настраиваются эмоциональные струны читателя, но неожиданно в последующих предложениях, а они, допустим, написаны уже вполне внятно и вменяемо, происходит изменение смысла, который значительно отличается от заданной в первых (ом) предложениях (ии). И читатель вынужден невольно вернуться (реверсировать внимание) к началу текста, чтобы его переосмыслить. Что мной и приведено на практике первого примера.

 

Сюжетная инверсия — ошибка в расстановке объяснения мотивов действия произведения.

Если совсем доходчиво — когда автором телега ставится впереди лошади. И создаётся, хоть автор не желал и не мыслил, этакий алогизм, а в случае приведённого мною второго примера — триллер. Чтение не для слабонервных. Хотя помести автор предложение о людях несущих гроб с телом покойного перед самостоятельными манипуляциями рук и ног, то сюжетной инверсии, а значит и алогизма, не возникло бы. И читателю не пришлось бы ужаснуться там, где автор не планировал ужаснуть читателя.

 

Заблуждение в сюжетной интриге — авторская ошибка в расстановке речевых акцентов в описательной части сюжета, вводящая читателя в крайнее заблуждение относительно эмоционально-смыслового восприятия сюжета литературного произведения.

Сама интрига, разумеется, является неотъемлемой частью текста. Она являет собой и конфликты, и мотивы литературного художественного произведения. И начиная читать рассказ, повесть, роман мы непременно ожидаем интриги. Умелый автор нас, читателей, к ней ненавязчиво и аккуратно подведёт: и представит, и удивит, а заодно объяснит логически все мотивы, ведущие к центру (центрам) повествования. Однако при недостаточности знаний, опыта, чувства тона и ритма текста, начинающий автор начинает терять связь мотивов с действием, в результате чего читатель предполагает одно, начинает формировать «картинку» — мыслеобразы, выводы, но, прочитав последующие предложения, с удивлением осознаёт, что введен в заблуждение относительно конфликта действия. При этом ни автор, ни читатель не предполагали такой сюжетной «загогулины». Она сформировалась при слиянии смыслового реверса сюжета и сюжетной инверсии. В итоге читатель как в японском сканворде должен сам разгадывать все сюжетные перипетии текста и хоть как-то их объяснять, чтобы из разрозненных частей, раскрасив их в нужные цветовые тона, наконец увидеть «картинку». Но ведь «картинку» должен показывать автор, не так ли? Или я чего-то не понимаю?

Все приведённые ниже примеры вполне вписываются в приведённую терминологию, которая достаточно доходчиво, на мой взгляд, объясняет, почему предложение или часть текста можно отнести к алогизму (бреду, одним словом).

 

«… он и подхватил отца в деревянном тулупе».

«Деревянный тулуп» — сленг, устойчивое жаргонное выражение. Поэтому словосочетание автор должен был заключить в кавычки. Но зачем заморачиваться на пустяках?! В итоге получилось, что некий искусный мастер специально для похорон отца вырезал, натурально, деревянный тулуп. В который мертвеца благополучно облачили. Не хватает всего каких-то пары знаков пунктуации, а уже создаётся дичайший алогизм.

 

«… даже на необычном для хрущёвских видов лимузине».

Интересно, это вообще как? Речь в повествовании о спальном районе, застроенном «хрущёвками». Случайная «поэтика» автора — «хрущёвские виды». Звучит как «Грушинский фестиваль».

 

«… глядел в сторону покойника, фрагментами видневшегося из-за спин родственников…»

Такие художественные речевые пассажи реально невозможно читать без содрогания. Нет бы написать просто, что тело покойного заслоняли столпившиеся родственники. Ничего подобного! Покойник в гробе оказался ещё и «фрагментирован». Сплошная вивисекция. Никакой авторской жалости ни к читателям, ни к персонажам.

 

«Тишину и редеющие всхлипы, заполненные табачным дымом двух больших групп людей, разорвало тарахтение старого ПАЗа, въехавшего во двор через арку и подкатившего прямо к подъезду. Дверь распахнулась, закурил машинист, а люди, забыв друг о друге, потянулись двумя параллельными потоками к автобусу».

Вероятно ПАЗ был поставлен на рельсы. Из ЕТКС я знаю профессии машиниста поезда, машиниста экскаватора, машиниста башенного крана, машиниста автомобильного крана или водителя-автокрановщика. Я знаю профессию водителя, сам работал, но машиниста АВТОБУСА я не знаю. Отстал от жизни безнадёжно, видимо.

 

Приведённые выше примеры взяты из одного рассказа. В общем-то должным образом «снаряжённого» и интересной идеей, и дальнейшим развитием сюжетных линий, но… Всегда выступает вот это самое «но» — несколькими нелепыми фразами и предложениями можно «запороть» любой хороший рассказ.

 

«Лена — очередная девушка моего брата, мы ожидаем нашей очереди на аборт».

Ключевое слово — НАШЕЙ. То есть, исходя из логики предложения, оба персонажа «залетели» одновременно и собрались столь же одновременно сделать аборты. Синхронное плавание я знаю. Но «синхронные аборты» — это новое веяние в медицине.

По-другому, такое построение фразы не воспринимается. Хотя на самом деле всё просто — девушка Лена собралась сделать аборт, а сестра «виновника торжества» просто её сопровождала.

 

«А еще бы добавила, что в целом было глупо спать с моим братом, который не имеет ничего общего с понятием ответственности».

Надо полагать, если бы у брата главной героини было понятие ответственности, то спать с ним было бы очень умно?

 

«Все помнят пьесу Горького «На дне» и столь колоритных персонажей, как Сатин и Лука».

Берусь утверждать, что не все помнят пьесу Горького. Большинство обывателей забили на неё ещё в школе. И подводить читателя к тому, что он должен сначала прочитать пьесу «На дне», тоже не следует (представьте эпиграф, предваряющий роман: «Читать после прочтения пьесы «На дне»). Я, увидев такую рекомендацию, не стану читать ни пьесу, ни роман. Самоубийственный приём для автора, чтобы читатель предпочёл другую книгу. Так же, как и глобальные выводы, не имеющие ничего общего с действительностью.

 

«Руки от напряжения быстро устали. Данил решил менять их».

Здесь каждый мог бы подумать в меру своей испорченности, но поспешу пресечь шаловливые мысли. Главный герой просто держал на вытянутых руках пачки листовок. Руки устали. Достаточно просто сказать читателю, что Данил решил держать листовки сначала в одной руке, пока она не онемеет от напряжения, потом перекладывать их в другую. Но у автора получилось так, как получилось. Паренёк оказался сборно-разборный. Из «Лего». Так и представляю себе охренительную картину — бегут или идут прохожие по бульвару и, взглянув на пацана, приходят в тихий (а может и не тихий) ужас. Стоит парень и меняет себе руки. Снял одну, приставил другую. Достойно фильма Роберта Родригеса.

 

«Поэт сидел на высоком камне с закрытыми глазами. Одну руку положил как бы на книгу, другая просто опущена вниз. Сидел, задумавшись о чём-то, не обращая ни на кого внимание».

Всё бы ничего, если бы речь не шла о… памятнике. Россия — страна парадоксов. У нас даже памятники над чем-то всё время задумываются и не обращают внимания ни на кого. Блин, а если бы обратили!!! «Медный всадник», да и только!

 

«Многие не любят такую погоду из-за слякоти, которую несёт мокрый снег…»

Мокрый снег не может ничего нести. Даже слякоть. Таковы физические свойства снега. Может плохая погода, ненастье принести мокрый снег. Но чтобы мокрый снег что-то принёс, такие эпохальные факты мне не известны. Метафора должна быть взаимосвязана с логикой.

 

«… давление резко подскочило до смертельной точки».

А это сколько (автором как-то забылось про индивидуальность каждого конкретного человеческого организма)? Кстати, почему точки, а не отметки?

 

«Ты так смущённо произносил каждое слово, твои ушки были красными, и это было чертовски мило. А твоя мимика! Я этого никогда не забуду…»

В смысле, можно в цирке выступать?

«Я не забуду твой открытый взгляд», «не забуду твои глаза, губы, улыбку...» Пусть устойчивые, но вменяемые выражения.

«Я не забуду твою мимику» — из разряда анекдотов.

 

«Груз вины давил на него, добавляя отрицательных эмоций в его сердце».

В русском языке множество замечательных фраз, которыми можно выразить угрызения совести, чувство вины, но автор предпочёл унифицировано-протокольный вариант. Право, к чему париться в поисках слов? Кстати, логично спросить, почему «груз вины...» добавлял отрицательных эмоций именно в сердце, а не в почки или в печень?

 

«Нестабильная температура тела…..»

Часто встречаемая манера — некоторое авторы понимают многоточие как относительное количество точек в конце предложения. Относительное к пониманию автора — сколько вздумается, столько и ставь.

 

«Все переживают потери по-разному: опускаясь во все тяжкие или запирая боль утраты в себе».

Ёлки зелёные, да это филологическое открытие! «Опуститься во все тяжкие». Думаю, нет даже необходимости разъяснять, в чём фишка этой чудной в смысле абсурда фразы.

 

«Немного отдышавшись, воткнул ступни в тапочки».

Образность в литературе вещь просто необходимая. Но «ступни, воткнутые в тапки...» Это жестоко. Почему бы было их просто не обуть? Или надеть? Ха, да автор просто не знает, как правильно написать, вот и изощряется.

 

«Из утреннего сумрака выплыла очередная деревня, наверняка, и здесь найдется несколько замерзших детей».

Изначально можно подумать, что фраза взята из очередного триллера. Постапокалиптическая команда ездит и собирает мертвецов, в том числе и замёрзших детей. Но всё проще, друзья. Намного проще. Школьный автобус объезжает отдалённые посёлки, чтобы забрать детей и отвезти их в школу. Просто автор написал именно так. Попутно провёл небольшую шоковую терапию читателю.

 

«Ее я видела каждый третий день и, в общем-то, ничего нового увидеть не смогла бы, но так всяко интереснее, чем пялиться в уныло-белые больничные стены».

Сама фраза сконструирована так, что можно получить мозговой вывих. «Уныло-белые» — всё равно, что деревянно-зелёные. Авторская находка.

 

«Тихо скрипнув, отворилась дверь, впуская знакомый отцовский запах. Он даже не посмотрел на меня, разбудил мать и увел сопротивляющуюся домой».

Знаете, логично, что не посмотрел. Было бы очень неприятно повсюду встречать смотрящие запахи. Даже жутко. Ещё и людей уводить умеют. Уж скорее — заманивать. В кафе, пиццерию или кулинарию.

 

«Врач с охраной вошли почти сразу же, опасливо затормозив на пороге».

Затормозив? Они шли, не ехали. Остановившись, замерев, застыв и т.д. Богатый выбор. Но понадобилось самое неподходящее слово.

С другой стороны, может я не так понял? То есть врач и охрана действительно «затормозили», неожиданно стали туго соображать?

 

« — Доктор, что то случилось? — Слабая улыбка и напряженность в глазах врача исчезла».

Отсутствует один знак пунктуации — запятая, и тут же проявляются загадочные свойства физиологии врача. Вместе с напряжённостью в его глазах исчезла слабая улыбка (многие авторы считают, что не царское это дело — заморачиваться со знаками препинания; помните, как у Фонвизина в «Недоросле» — «извозчик довезет». А извозчик — читай корректор — на большинстве литературных сайтов чаще всего отсутствует по разным объективным причинам, рассказы на сайт ставятся по принципу «как есть». Вот и получается, что «есть» такое в принципе невозможно. Я насчитал по-минимуму три ошибки. Что то — неправильно. Правильно — что-то. Про запятую сказано. После прямой речи речь от автора оформляется с МАЛЕНЬКОЙ буквы — «слабая улыбка» — нудил Л.К.).

 

«И чистый интеллект, бездушный и заточенный под выживание…»

Знаете, интеллект может эмоциональный, социальный, подвижный, искусственный… чистый — да (по Канту). Бездушный? Пожалуй, если искусственный. Тогда по определению бездушный. Вот заточенный под выживание… Сомнительна отсылка данного фразеологизма к этому понятию. Впрочем, чему быть, того не миновать. С открытием вас, господин автор! Не забудьте запатентовать…

 

«Я воссоздал древние записи и создал Химеру. Как идиот, из чистого научного интереса».

Следуя логическому смыслу предложений, только идиот может провести эксперимент из чистого научного интереса. Отпад! Видимо, автор считает, что эксперименты необходимо проводить только из чистого ненаучного интереса. Или не проводить их вовсе. Жаль, в РАН этого не знают. В различных НИИ, лабораториях предприятий. Побросали бы экспериментаторство на хрен! Чтобы не выглядеть идиотами.

 

«Наша семья, Браунов, была не очень большой, даже маленькой».

На кой ляд строить предложения так, что хочется застрелиться? Почему не написать просто и ясно: «Наша семья Браунов была маленькой»?

 

«Но вообще с пигментами моей кожи было все в порядке, и они охотно загорали летом…»

«Пигмент» по Ожегову:

1. Пигмент — окрашенное вещество в организме, участвующее в его жизнедеятельности и придающее цвет коже, волосам, чешуе, цветкам, листьям.

2. Пигмент — химический порошковый краситель.

Разумеется, в биологии пигмент — вещество, придающее окрас живым организмам или растениям. В химии — краситель. Согласитесь, что пигмент не является живым организмом. Тем более одушевлённым. В приведённом примере с пигментами не просто всё в порядке — они ещё ОХОТНО (!) загорают.

«Охотно» — это чувство, желание. От слова «хотеть».

Честно, я не хочу увидеть краску, которая желает загорать летом и охотно этим занимается, переползая из тени под солнечный свет.

 

«Ухо, уловившее малейший шорох, поворачивало голову резким, быстрым движением».

Вообще, ухо не может поворачивать голову. Это нонсенс. Голову поворачивают мышцы шеи, которые, в свою очередь, подчиняются нервным импульсам — командам мозга человека. Я понимаю, что это была попытка показательной образности слепоты, но неправильно построенное предложение превратило описываемое действие в анатомическую аномалию и художественный бред.

 

«Рука плавно начала движение, скользя по постели и ощущая каждый сантиметр пути».

В предложение совершенно напрасно встроено слово «пути». Просто мысленно уберите все слова в предложении и оставьте только первое и последнее. «Рука» и «пути». Между ними напрашивается автоматом предлог «в». Что в сухом остатке? Рука в пути. Вы себе представляете такую картину? Только если в фильме ужасов. Или история из области трансплантологии.

 

«Покупку принесли, и я к ней галопом первая — по праву женской главы семьи. Сунула в рот, открыла крантик и загадала грейпфрутового сока. Полился, терпкий мой…»

Поскольку никто не почёл за труд объяснить читателю, что за предмет «крантик», действие в сюжете развивается следующим образом:

1) в дом приносят покупку. В упаковке она или нет, осталось за скобками. Важно, что главная героиня не потратила время на распаковывание, на осмотр покупки — пресловутого «крантика»;

2) дальше происходит что-то феерично-непонятное. ГГ не задумываясь суёт себе что-то в рот и открывает «крантик», загадывая при этом грейпфрутовый сок;

3) закрученное несколькими предложениями действие нисколько не проясняет ситуацию. Не прослеживается взаимосвязь между «крантиком» и тем, что же сунула себе в рот ГГ. Главное, что полилось что-то терпкое. То, что это сок — не доказано. Автор ничего не говорит читателю об этом. Многоточия только усиливают двусмысленность. Не понятно, чем в этот момент был занят муж, и находился ли при этом действе курьер. Тем более, что у ГГ что-то во рту, «крантик» повёрнут и следуют сплошь многоточия.

 

А потом хлынули… градусы, ну, сорок — не сорок, но не меньше тридцати восьми.

Не жена, а находка самогонщика! На фиг спиртометр покупать. Опять же, если посмотреть исключительно с научной точки зрения, градус — единица измерения. В силу данного непреложного обстоятельства «хлынуть» они никуда не могли. Тем не менее, они «хлынули». В рот героини опуса.

 

«Я поперхнулась и выплюнула конструкцию».

Знаете, слово «конструкция» окончательно смутило. Если до этого я всё же предполагал (тайно), что «крантик» — кран с вентилем, пусть и необычный, но вот появление «конструкции» меня окончательно заставило усомниться в правильности понимания того, что вообще происходит.

Далее всё приходит в относительно осознаваемое русло развития сюжета. Единственное, опять же, что вызвало недоумение, что после главной героини «конструкцию» сунул себе в рот её муж, немедленно и навсегда обретя бесконечно счастливое состояние лёгкой дебильности. Всё. Абзац.

 

«Рыжая львиная шкура или ржаво-оранжевый металл — значения не имело».

Так автор описывает цвет кузова дорого автомобиля, припаркованного возле кафе. Странно, почему я внутренним зрением вижу ржавый «Запорожец», а не «Феррари»?

И далее:

 

«Автомобиль стоял перед их столиком и был похож на льва в августовский полдень. Жаркий; изнемогающий от своей массы, которую нужно было как-то остужать, и нужно было как-то дотащить до воды; и в то же время — упивающийся мощью, скрытой под поверхностью».

Читатель, потихоньку хренея…

Это описание кита, которого вот-вот раздавит гравитация? И его необходимо срочно погрузить в толщи воды океана? Или танка? Огромного внедорожника?

Согласен, есть плавающие танки. Но внедорожник… Зачем его тащить к воде? Каким образом его тащить? И вообще, зачем его нужно было остужать?

«Паркетник» с кипящим радиатором от «полста третьего» «газона»? Занятный тюнинг.

Такой прекрасный и поэтичный бред могла породить только женская фантазия. Автор — женщина, а им присущи пресловутые поэтические крайности при написании текста. Наслаивают метафору на метафору, образ на образ. Читать интересно до наступления состояния гипнотического транса, полного очаровывания поэтикой, но ловишь себя на мысли, что от такого чтения начинаешь «съезжать с катушек». Ну, наверное, простительно. Женское творчество всё же.

 

«Конечно же, человек в туфлях не был военным. Он любил дисциплину — но когда речь заходила о её внедрении, вполне мог ограничиться только собой».

«Дисциплина» — это что за предмет, который персонаж внедряет в себя? Дисциплину можно внедрять в армии, трудовом коллективе, в школе. Как можно «внедрять дисциплину, ограничиваясь только собой», я не знаю. Можно себя дисциплинировать. Что-то «внедрять» в себя, по крайней мере для мужчины, как-то не очень естественно, Вы не находите?

 

«… и глаза его владельца, теперь вдруг ставшие пепельными и еще больше прищуренными».

Я представляю себе человека с еще больше прищуренными глазами. Китаец, попавший в пылевую бурю, допустим. Но как возможно при этом определить, что они стали пепельными?

 

«Вечер быстро сгустил краски и зажёг первые звёзды на почерневшем небе. За столом было светло от накрывавшего его навеса».

Фраза, способная любого читателя привести в замешательство. Вокруг темнота вечера, но за столом светло из-за «накрывавшего навеса». Но у навесов нет свойств быть источниками света, поэтому такое объяснение выглядит по меньшей мере загадочным. Почему навесу стали присущи свойства, которыми обладают небесные светила? Навес был оборудован светильниками, светодиодными фонарями, «лампочками Ильича» или чем-то ещё? Либо покрытие навеса способно люминесцировать?

Ещё одна существенная деталь. Что произошло с навесом? Он рухнул со стоек? Я представляю себе стол, накрытый скатертью. Представляю накрытый стол, то есть сервированный. Накрытый навесом стол я представляю с трудом.

 

«Ей нравилось нравственно наставлять меня…»

Морфемный разбор слова нравственный даёт следующую картину:

нрав — корень, суффиксы ств и енн, ый — окончание слова, основа — нравственн.

Морфемный разбор слова нравилось:

нрав — корень, суффиксы «и» и «л», о — окончание, сь — постфикс.

Нравственность — русское слово, происходящее от корня нрав, и соответствующего слова. Хотя нравилось и нравственность не тождественны в понятиях, они объединены общим происхождением — корень «нрав». Традиционно однокоренные слова, созвучные, в художественном тексте не желательно ставить вместе или выстраивать из них словосочетание. Такое предложение бросается в глаза, вызывает неприятие и отторжение у читателя.

(Ну и нравственно наставлять — это вообще бе-е… — опять нудит Л.К.)

 

«… девочка и мальчик лет по двенадцать каждому».

Заметили? Последнее слово применено в мужском роде. Создав реверс и поставив в отдельности, получится: «каждому мальчику», «каждому девочке». Что у автора случилось со склонением местоимения «каждый», история умалчивает.

 

«… сглотнул подступивший ком в горле».

Предлог «в» не совместим со словом «подступивший». Подступить можно к чему-либо. И нельзя подступить в что-то. Можно ступить в тень, но подступить в тень нельзя. Можно подступить к тени. Есть приставка «под», морфема со значением указания направления или действия (подступить — отступить), она, как и большинство приставок в русском языке, и диктует дальнейшую структуру предложения.

 

«Аромат густо заваренного кофе разбудил Андрея, давно не спавшего так крепко и безмятежно».

Прочитав предложение, сразу автоматически возникает вопрос — главный герой только проснулся, но по запаху с ходу определил, что кофе заварен «густо». Удивительная проницательность! И это, по сюжету повести, при всех дальнейших пробелах в памяти и сомнениях? Однако при оценке приготовленного кофе, по одному только запаху главный герой даст сто очков вперёд любому гурману.

«Густо заваренный кофе» — более чем сомнительный подбор слов. Семантически верно — крепкий. Но тогда дважды применённое слово в предложении сделает его неуклюжим, «разухабистым». Оно и так почти в «развале». Как речевом, так и логически-смысловом.

Отсюда и появилось «густо». Но, как мне кажется, для развития сюжета вполне сгодилось бы простое — аромат заваренного кофе. И просто, и понятно, и по делу.

 

«Потянувшись и аппетитно зевнув, здоровый парень бодро спрыгнул с кровати и осмотрелся по сторонам».

«Аппетитно зевнув» — это как? Можно аппетитно облизнуться, причмокнуть губами. Да и зевнуть… Зевнуть можно сладко. Или от души.

Физиологический процесс зевоты представляет из себя глубокий вдох и выдох. Не думаю, что после крепкого сна, зевая, можно выдохнуть аппетитно, с присущим амбре. Либо ГГ всю ночь спал с леденцами во рту, рискуя не проснуться.

 

«Здоровенный мужик, нелепо смотревшийся в трусах и в майке, вдруг испуганно замер посредине комнаты…»

Меня заинтересовало, почему вдруг ГГ нелепо смотрится в трусах и майке? По сюжету человек только проснулся. Встал с постели. Проснулся он, к сожалению, не в обществе некоей прелестницы. Тогда в чём нелепость? В авторской версии получается, что было бы логичнее, если бы он спал в полной экипировке. Странный пассаж. Ну, нравится человеку спать в трусах и майке, что ж его за это обсмеивать-то?

 

«Вся группа последовала вслед за ним».

Охренительно! «Последовала вслед». Ага, «стремительно стремилась»! В таком вот духе.

 

«Осмотр этого отделения был частью экскурсии по психиатрической больнице».

Ещё одна неразрешимая дилемма для читателя. Психиатрическая больница — не зоопарк, не музей, не заповедник. Чего там позабыла экскурсия? И что за экскурсовод в лице врача? Ладно, оставим этот неразрешимый момент (поскольку он никак не объяснён) на совести автора.

 

«Я шёл по улице к ближайшей автобусной остановке весь погруженный в свои мысли».

У меня есть сомнения относительно существования автобусных остановок, которые устанавливаются не на улице. К чему такое избыточное уточнение? Ну, ладно. Улица так улица. Не критично. Интересней продолжение.

И ГГ был не просто погружён в мысли, а «весь погружён» Причём именно «в свои мысли». Удивительно! Согласитесь, быть погружённым в чужие мысли довольно проблематично. Если речь не идёт о фантастическом рассказе, но я говорю не о фантастическом рассказе, вот в чём загвоздка.

С одной стороны «свой», «свои» — вполне расхожее применение местоимений даже у классиков литературы, тем не менее, употреблять их надо ограниченно, в не летальных (для текста) гомеопатических дозах.

 

«Однажды я и сам испытывал галлюцинации. В своей бурной молодости мне довелось попробовать некоторые наркотические вещества. Я быстро увлекся таблетками, вызывающими чувство эйфории. Но вскоре попал из-за передозировки в реанимацию, где меня хорошенько промыли и избавили от всякого желания употреблять подобные вещи».

Перефразирую до абсурда: «В своей бурной молодости мне довелось пить некоторые алкогольные напитки». «ГГ вышел и достал пачку сигарет с некоторым названием».

Правильно, зачем заморачиваться и объяснять что-то читателю, ещё научится плохому. В конце концов, пусть не поленится и откроет фармакологический словарь или постановление правительства Российской Федерации с перечнем наркотических и психотропных веществ, оборот которых, а также употребление в немедицинских целях, запрещены или ограничены. И сам додумает, какую наркоту принимал в молодости ГГ.

Не знаю ни одного случая, чтобы после передоза кого-либо одномоментно в реанимации избавили от наркотической зависимости. Да и не занимаются решением такой проблемы реаниматологи. Они просто с того света возвращают. Если получается.

Касаемо «… избавили от всякого желания употреблять подобные вещи». Бестолковость применяемых слов доводит до слёз. Избавили, и правильно сделали — употреблять ВЕЩИ неестественная психологическая привязанность. И занимались избавлением героя рассказа от мании «употреблять вещи» явно не реаниматологи. Со школьных уроков по химии осталось воспоминание, что соединения химических элементов образуют ВЕЩЕСТВО. Лекарственные, психотропные и наркотические препараты — это вещества, точнее уже соединение нескольких веществ. Но не вещей. Вообще, интересно, как ГГ употреблял вещи? Моей фантазии представить подобную картину явно не хватает.

 

«Наутро я проснулся одетым дома на своей кровати».

Из-за отсутствия знака пунктуации возникла ситуация, родственная «казнить нельзя помиловать». Причем, в зависимости от того, какой знак поставить — тире, запятую или вообще никакого, предложение будет наполнено принципиально разным содержанием. В конкретном варианте прочитывается так: обычно ГГ дома не одевался, а вот тут, как на грех, случилась такая нелепость.

 

«… и предметы начали проясняться яснее».

Масло масляное. Свет светлее. Белое белее. Ясное яснее. А что? А я так вижу…

 

« — Бл-дь! Все ноги мокрые! — одна говорит. — Долго еще?

Это что теперь перед каждым персонально должен явиться шестикрылый Серафим, вырвать грешный язык, празднословный и лукавый, раскрыть глаза на реальные ценности мира, вправить мозги, да еще и пиздюлей навешать для профилактики!? Чтоб уже никогда не смели поганить звание человека».

 

При таком раскладе зачем было вуалировать слово «блядь», вместо буквы «я» воткнув дефис? Оно вполне литературное. Вот и незабвенный Александр Сергеевич не обходился без него. Однако, если автор «наклеивает фиговые листы» на нецензурные выражения, их надо «наклеивать» везде. Стандартно в художественной литературе в нецензурном выражении заменяют одну-две буквы многоточием (смотря какое слово). Или не вуалируют вовсе. Так и хочется поинтересоваться у автора: «Какого хера в слове «блядь» вы поставили вместо буквы «я» дефис, зато слово «пиздюлей» написали без купюр?!» При построении композиции литературного произведения выбирают либо путь смягчения нецензурных выражений (вставка многоточия вместо значимой буквы или букв), либо пишут нецензурные слова полностью, без «фиговых листов». Одно из двух: либо «бл…дь», либо «блядь». И третьего не дано.

 

Вот на этой оптимистичной ноте и завершим нашу очередную беседу.

До встречи!

 

 

 

 

 

 
html counter