Dixi

Архив



Алеся КШЕСИНСКАЯ (г. Москва) ЛИЛИИ ДЛЯ МАРТЫ

Кшесинская

Когда пройдет много лет, бывший врач, видный медицинский деятель, а ныне преподаватель одного из престижных столичных вузов, находясь в Стокгольме на вручении Нобелевской премии вспомнит то, ради чего выбрал именно эту стезю. Все прошлое промелькнет перед героем одним днем, и Аристархов будет перебирать в голове все возможные варианты речи, кого же ему благодарить. Он вспомнит всех людей, которые встречались на его пути, а за время врачебной практики ему довелось пообщаться с разными личностями: и хорошими, и плохими, и заурядными и весьма странными, с надеждой на выздоровление и с разочарованием от жизни. Их всех объединяло одно: болезнь.

Болезнь, на которую Аристархов по прошествии многих лет уже мог смотреть спокойно. Но память неизгладимо оставляла в себе всех тех, кто безвременно ушел, всех тех, кого не удалось спасти. Были среди них и молодые, и старые. И Аристархов ждал, что когда-нибудь настанет тот день, когда рак смогут победить окончательно. А между тем, годы шли, и работая в онкологии, врач уже начинал ненавидеть свою работу всеми микрофибрами своей души, ему хотелось бежать сломя голову, но он понимал, что это дело всей его жизни, что он никуда, естественно, не уйдет, он не сможет жить без медицины. А уйти пришлось, проработав почти двадцать лет хирургом в онкологическом отделении больницы. С годами кропотливой работы, бессонных ночей и чтением множества книг в полутемных комнатах пришло ослабление зрения. Аристархов уже надевал очки, и со временем зрение только ухудшалось; только тогда ненавистная прежде работа была оставлена в прошлом. Не будет больше операций, не будет он больше проходить по узким коридорам онкологии и смотреть на больных, а то и умирающих людей. А преподаватель из него получится отличный, Аристархов всегда это знал. И вот он выходит на сцену и смотрит прямиком в зрительный зал, видит своих немногочисленных родственников, друзей, которые ждут его благодарственную речь. А кого он поблагодарит, кого вспомнит? Конечно же, тех двоих, о которых никогда ни с кем не говорил, тех двоих, кому он обязан своей жизнью, своей профессией, своим становлением как личности. И память вновь возвращает его в те далекие-далекие времена…

Новость о том, что буквально на днях в одну из палат заселится Марта Линдт, разлетелась благодаря одной из медсестричек. Марте было на тот момент немногим больше двадцати лет, она была виртуозной скрипачкой, закончившей музыкальный колледж в Америке, но предпочитавшей жить в родной России. Совсем молодая девушка, подающая надежды, мечтавшая о мировой сцене узнала о своем смертельном диагнозе и наотрез отказалась лечиться в Израиле, куда хотел ее устроить отец.

Марта с детства была болезненным ребенком, она страдала страшными приступами астмы, часто лежала в больнице, в санаториях, и единственной ее отдушиной была скрипка, только в музыке заключался весь ее смысл жизни.

Марта приехала ранним утром, когда пациенты еще спали. Она оставила вещи в одноместной платной палате, попрощалась с родителями, после чего они уехали, лелея надежду, что это не последняя их встреча, что они еще увидятся, ведь любящий отец нашел донора легкого, и в скором времени должны совершить операцию по пересадке органа.

Кирилл проснулся раньше обычного, за окном было пасмурно, бабье лето осталось уже позади, и осень давно вступила в свои права. Парень любил такие вот прогулки на свежем воздухе, хотя его больному сердцу они уже давно пользы не приносили. Кирилл нацепил на себя куртку и спустился вниз, пройдя мимо столика в приемном отделении, где мирно дремала одна из медсестер, уставшая после ночной смены.

Парень свернул с тротуара в сторону тенистой аллеи, где в глубине был небольшой прудик. На земле, опершись спиной о дерево, сидела девушка укутанная пледом, с книгой в руках. Заслышав шаги, она оторвалась от чтения и подняла голову. Тогда Кирилл увидел эти огромные карие глаза с большой тоской и унынием во взгляде. Девушка была настолько худой, что щеки казались очень впалыми, а скулы выступающими. Серую кожу словно и не касалось солнце, а под глазами были темные мешки. Копна из каштановых волос была ни чем иным, как париком.

Кирилл не знал о существовании такой скрипачки Марты Линдт до тех пор, пока не услышал о ней в больнице. Не видя ее, он, конечно, не мог узнать в незнакомке ту самую Марту, о которой трезвонили медсестры и некоторые пациенты.

— Осенними утрами холодно, — сказал Кирилл. — Не боитесь заболеть?

Губы девушки тронула едва заметная усмешка, а глаза не сменили оттенка грусти.

— Куда уж больше? — хрипловатым голосом спросила Марта.

— Но ведь надо надеяться на лучшее. В такую погоду только сидеть у камина и пить какао.

— Можно и какао, — мягко улыбнулась Марта. — Или что покрепче, чтоб уж точно.

Кирилл подошел поближе.

— Вы обследуетесь?

— Нет, — покачала головой девушка. — Мне уже назначена операция.

— Поздравляю, — с подлинной искренностью промолвил Кирилл. — А я вот жду очередь на орган. Только неизвестно, дождусь ли.

Девушка достала из кармана куртки сигареты и закурила. Она только втянула в себя дым, как тут же закашлялась, потом перевела дыхание, сделала несколько затяжек и закашлялась вновь, отшвырнув окурок в сторону.

— А я вот не знаю, доживу ли до операции, хотя донор найден.

Тогда догадка о том, что та самая Марта сидит перед ним, сразу пришла Кириллу в голову.

— Простите, конечно, но… сигареты… при вашем диагнозе…

Марта хрипло рассмеялась и вновь закашлялась.

— Моему легкому хуже не будет, — сказала она. — Знаете, я курю около семи лет и не могу уже так просто бросить. Некурящим этого не понять. Для меня это целый ритуал… А у вас…

— А мне возможно совсем мало осталось, прогнозы не обнадеживающие. Рак сердца.

— Печально.

Кирилл любил читать книги и был склонен думать, что большинство девушек предпочитают дамские или бульварные романы, или глупые детективы и поспешил поинтересоваться, что читает Марта.

— Пока я жива. Автор Дженни Даунхем. Люблю эту книгу. Могу дать прочесть, если хочешь.

— Скажи, а героиня в финале остается жива или умирает?

— Узнаешь когда прочтешь, а то неинтересно будет.

— Не люблю читать о смерти главных героев. Одно дело когда дуэль или несчастный случай, но в этой ситуации…

— Зато жизненно и трогательно. Как у Ремарка.

И Кирилл вспомнил свою любимую книгу «Жизнь взаймы», вспомнил и одноименный фильм с Аль Пачино в главной роли.

— Все на свете содержит в себе свою противоположность; ничто не может существовать без своей противоположности как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности, — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга… — процитировал строки Ремарка Кирилл, а Марта подхватила, улыбнувшись тому, что встретила единомышленника в этой обители болезни.

— Как жизнь и смерть? — спросила она.

— Да-да. Как жизнь и смерть. Не знаю, сколько времени мне удастся верить в это. Хотелось бы верить очень долго.

И обоим в этот момент стало грустно на душе. Марта отвернулась к реке, вновь достав злополучную сигарету, а Кирилл поднял голову и посмотрел на кучевые облака, несущиеся куда-то вдаль, чтобы раствориться где-то там…

— Кажется, будет дождь, — произнес он. — А ты все-таки не кури, оно того не стоит.

— Ничто ничего не стоит. И жизнь ничего не стоит, — мрачно сказала Марта.

— А любовь?

— У меня ее нет. Не хочу обрекать себя любовью. Глупое чувство, оно бывает искренним только на страницах глупых романов.

— Самообман.

— Смотря, что считать самообманом. Саму любовь или мое неверие в любовь. Не хочу привязывать к себе, если мне суждено умереть.

Дыхания не хватало, Кирилл почувствовал жар в груди, и будто бы сердце сжимают чугунными тисками. Он оперся о дерево, чтобы перевести дух. Марта подскочила с земли.

— Давай, я помогу дойти.

Кирилл начал отнекиваться, он не терпел жалости к себе, но Марта обрубила его на полуслове, сказав, что это не жалость, а сострадание такой же точно больной, как и он. Лишь недавно состояние юноши стало ухудшаться, он обычно отказывался от помощи и говорил, что все хорошо, ибо терпеть не мог, когда люди жалуются. Для него это было главным показателем слабости и малодушия. Ведь некоторые, с кем ему довелось быть знакомым, лишь привлекали к себе внимание таким образом — жалуясь на пустяки, которые не стоили ничего.

В коридоре больницы им встретился мужчина с катетером в горле. У этого человека была четвертая стадия рака горла, и он был обречен. Мужчина уже не был способен говорить, не мог есть нормальную пищу, он только постоянно хрипел и катетер в горле издавал страшные звуки, режущие по нервам. С этим больным в палате постоянно находилась жена, милая и улыбчивая женщина с добрыми и грустными глазами. Она кормила больного мужа с ложечки разными бульонами, а других пациентов угощала пирожками, которые привозила из дома. Когда кого-то выписывали, она говорила неизменно одно:

— Дай вам бог не попасть больше сюда, — и говорила она это с искренней доброжелательностью и грустной улыбкой.

И Кириллу, и Марте было больно смотреть на этого человека: сразу представлялось как завтрашний день придет, в палату зайдут медсестры, обнаружат мертвые тела, а потом будут похороны и долгие слезы родных и близких.

В больнице время тянется нудно и безумно медленно, томя ожиданием, когда не знаешь, наступит завтра или нет, когда большинство просто лежат на постели и смотрят в потолок, либо спят по полдня, либо читают, чтобы мозг был хоть как-то занят и дурные мысли не приходили.

Кирилл чувствовал безумную скуку, и для него явилось большой отдушиной общение с Мартой. Ему хотелось поскорее наступления завтрашнего дня, чтобы пообщаться с новой знакомой. Они часто устраивали друг другу опросы: давали друг другу какую-либо книгу, которую нужно было прочесть за пару дней, а потом обсуждали ее. И именно Марта стала причиной, из-за которой Кирилл хотел жить.

Кирилл любил ходить с Мартой на пруд, куда она брала свою скрипку, привезенную для нее родителями. И в те моменты, когда музыка лилась из-под смычка, парень чувствовал умиротворение и безмятежность, а на губах девушки играла улыбка, и время будто бы застывало. На какое-то короткое время не существовало болезни, не существовало страха, не существовало ничего. Были только эти двое и музыка.

Марта подолгу сидела у окна и смотрела в него, она о чем-то думала и записывала свои мысли в толстую тетрадь — дневник. Событиями жизнь в больнице не пестрила, но на листах девушка изливала все свои чувства, о которых молчала. Если бы кто-то прочел эти записи, то удивился бы тому, откуда у девятнадцатилетней девушки настолько философский поток сознания. И дневник этот всегда находился при Марте.

Нагрянули осенние выходные, которые пришлись на красный день календаря. Тогда Марте пришла в голову идея отлучиться ненадолго из больницы. Нельзя сказать, что Кирилл воспринял эту затею с большим энтузиазмом. Это его скорее напрягло, и он даже начал проворачивать в голове различные варианты «как отговорить Марту».

— Живем один день, Кир, — сказала Марта. Девушка всегда называла Кирилла Киром — но не как вариацию его личного имени, а в честь его любимого писателя — Кира Булычева. — Ждать всегда плохо, особенно когда не знаешь, чем кончится ожидание, но почему-то мы всегда чего-то ждем. Даже жить некогда.

Эти с детства знакомые Кириллу строки внезапно словно острым лезвием полоснули по памяти. Он ненадолго задумался и из-за этого будто бы попал в прострацию. Ему вдруг привиделось, что он вновь маленький мальчик, которой восторженно бежит босиком по орошенной росою траве. Тогда все было другим: небо голубее, земля теплее, и трава зеленее, и даже птичья трель звучала по-другому. Ему вдруг привиделось, будто он снова выпускник старшей школы — вот он стоит на сцене в актовом зале и получает золотую медаль. Сколько у него тогда было надежд и планов… Ведь он отдавал учебе все свое время. Отличник, гордость школы…И вот он снова сидит в кабинете врача и в его ушах звучит диагноз. «Даже жить некогда», — повторяет про себя Кирилл и протягивает Марте руку.

— Что ж, пошли.

Марта хотела было взвизгнуть (что собственно было ей совсем несвойственно), и снова закашлялась, оттягивая ворот свитера и чуть согнувшись. На глазах девушки всегда выступали слезы, когда она задыхалась грудным кашлем. Кирилл слегка приобнял ее и погладил по спине.

Он не знал, куда они пойдут, Марта сказала, что это будет сюрпризом. Она захватила с собой скрипку, и они поспешили за ворота больницы, пока их не уличил в побеге кто-то из медперсонала.

Они приехали на станцию Охотный ряд. Этим вечером Марта подробно опишет свои чувства и переживания в своем дневнике: как давно она не заходила в метро, что даже уже забыла, о том, что возможна такая давка. Марта уже полтора года водила автомобиль, а до своего совершеннолетия у нее был личный водитель.

Они шли по переходу, и Марта вдруг остановилась у стены.

— Здесь, — сказала она и улыбнулась. В ее глазах впервые за долгое время заплясали янтарные искорки.

Марта достала скрипку и смычок, закрыла глаза, и музыка разлилась.

А Кирилл молча слушал и думал о том, как так получилось, что такая молодая и настолько талантливая девушка неизлечимо больна. А Марта в свою очередь думала, что не будет больше огромных залов, не будет выступлений в консерватории, ее больше не назовут юным дарованием, которому уготована еще более блестящая карьера.

Прохожие, запутавшиеся в паутине суеты, проходили мимо, бросая на девушку безучастные взгляды. Кто-то бросал молодой скрипачке деньги; находились и те, кто останавливался и слушал музыку, которая струилась из-под смычка, и казалось, будто Марта на самом деле фея, которая заклинает мелодии, и все вокруг наполняется яркими красками в суете серых будней.

Но тех, кто узнал бы Марту, не находилось. В этот раз она не надела парика, а замотала голову разноцветным платком, а глаза были скрыты под огромными солнечными очками. Возможно даже, что ее принимали за слепую. Душевная искренняя музыка разливалась повсюду, они проникала до глубин души случайных прохожих, и самые чувствительные из них девушки роняли слезу. Все слушали одно и то же, но каждый задумывался о чем-то своем. Кого дома ждала лишь серая пустота, кого-то мужья, жены, дети. Некоторые думали о том, что им никогда не стать матерями из-за страшного диагноза врача, кто-то же упивался мыслями о своем одиночестве, а кто-то лелеял себя надеждой о том, что после смерти встретит тех, кого давно нет. Большинству надо было идти домой к нелюбимым, подавляя в себе желание все оставить.

Спустя пару часов Марта прекратила играть и поблагодарила слушателей. Пришло время уходить, а ужасный кашель подступал все больше к горлу. Ближе к вечеру Марта всегда заходилась еще более ужасным кашлем, и ей всегда казалось, что совсем скоро дыхания не хватит.

— Мы должны сходить кое-куда, — сказала Марта Кириллу, который уже думал, что они вернутся в больницу. Но они поехали на станцию Домодедовская, а выйдя оттуда, пошли к одному гипермаркету, и парню пришлось ждать около двадцати минут у входа.

А потом Марта потянула Кирилла за руку к такси, где девушка назвала адрес — Лебедянская, 29. Там находился детский дом.

Кирилл долго будет помнить, как им навстречу вышла улыбающаяся директриса, с какой радостью выбежало несколько детей, которые тут же кинулись обнимать Марту.

— Это мой друг, его зовут Кирилл.

Марта стала раздавать детям сладости, а после, оставив с ними Кирилла, удалилась с директрисой в ее кабинет. Уже потом парень узнает, что его подруга занималась благотворительностью. В тот день она не только принесла угощение детям, но и выписала чек на весьма круглую сумму. Кирилл всегда будет помнить, как дети радовались Марте, как многие из них спрашивали, не заберет ли она их к себе в младшие братья или сестры. Подростки уже знали о диагнозе Марты, они желали Марте скорее поправиться. Но был среди них один мальчик, которого звали Алешей, который, едва увидев Марту, убежал. Она долго ждала, что он выйдет к ней, но он так и не вышел. И тогда, уже поздним вечером, собираясь уходить, Марта поднялась в его комнату и, постучав, вошла.

Алеша сидел на кровати и читал книгу.

— Зачем ты заходишь? — спросил он. — Уйди! Я не хочу видеть тебя больной.

Губы подростка задрожали.

— Алешенька…

— А твой жених тоже больной?

Кириллу не понравился подобный тон подростка. Хоть у них была и не совсем большая разница в возрасте, но речь Алеши была весьма неуместной.

— Послушай, умник, — произнес Кирилл. — А что если ты больше никогда не увидишь Марту и это последняя ваша встреча?

— Пусть он уйдет! Я не буду при нем разговаривать.

Марта кивнула Кириллу, и тот вышел. Девушка подошла ближе и, положив на кровать подростка скрипку, села перед Алешей на корточки.

— Алешенька… — произнесла она. — Когда ты вырастешь, я буду уже старой, если конечно, доживу до того времени.

На глазах подростка выступили слезы.

— Не говори так. Я боюсь, что эта встреча станет последней.

— Обещай, что ты не забросишь занятия на скрипке. Обещай… — Марта провела тыльной стороной ладони по щеке мальчика, вытирая его слезы. — А эту скрипку я дарю тебе на память.

Марта встала и пошла к выходу, когда Алеша, окликнув ее, подбежал и обнял.

— Я тебя никогда не забуду, — прошептал он.

Со словами «будь счастлив» Марта поцеловала Алешу в лоб и вышла в коридор, где ее ждал Кирилл. Они шли по коридору, а подросток смотрел им вслед.

— Знаешь… — сказала вдруг Марта. — Я не хочу возвращаться в больницу. Все там мне навевает тоску, ничто не может отвлечь…

Вновь взяв такси, Марта назвала адрес по проспекту Вернадского. И машина тронулась, а молодые люди смотрели в окно на размывающийся под дождем пейзаж. И Кирилл думал о том, что не встречал таких необычных людей, как Марта. Раньше он думал, что доброта в наше время почти не существует, что каждый думает только о себе, о своей собственной выгоде. А Марта была очень чуткой, хотя порою старалась показать со своей стороны цинизм, который был ей чужд.

Машина остановилась возле элитной многоэтажки. Консьерж поприветствовал Марту и справился о ее здоровье, на что девушка, улыбаясь, сказала, что все в порядке.

Эту квартиру Марте подарили родители на ее восемнадцатилетие, но она, не привыкшая жить одна, по-прежнему проживала с родителями до того злополучного дня, когда попала в больницу.

Девушка удалилась на кухню, чтобы покурить, для нее было удивительным, что она смогла продержаться без сигарет почти целые сутки. А Кирилл принялся за изучение содержимого книжного шкафа, где была собрана весьма неплохая библиотека, где находись даже редкие и раритетные издания, а на первой странице многих книг красовались автографы разных авторов. Наконец парню попался на глаза альбом в кожаном переплете. Достав его, Кирилл сел в кресло, чтобы рассмотреть фотографии, на которых была изображена счастливая Марта, здоровая, в те времена, когда никто и представить не мог того, что настанет время, когда девушке поставят страшный диагноз. Марта много путешествовала, виделась с разными деятелями искусства. До химиотерапии у нее были роскошные каштановые волосы. И раньше ее взгляд не был таким глубоко грустным и проникновенным. Раньше все в Марте говорило о ее жизнерадостности, которая теперь канула в лету.

Кирилл задумался, из транса его вывели слова Марты:

— Ты чего?

Он вздрогнул и поднял голову. Перед ним стояла она — вся такая беззащитная, такая хрупкая, с замотанным на голове платком. Ее печальные глаза все так же проникновенно смотрели на Кирилла, и ему вдруг представилось, что ничего нет, что ничего не будет, что вот они скоро умрут, а он так и не успеет ей сказать, что она необыкновенный человек, что он ее полюбил, что это его первая настоящая любовь, искренняя и беззаветная.

Сердце полыхало огнем, его словно сдавило в чугунные тиски и не хотело отпускать. Кирилл успел подумать, что смерть уже близко, когда потерял сознание. А когда пришел в себя, то обнаружил, что находится в палате, а на груди в области сердца забинтовано.

Марта не пришла ни в этот день, ни в следующий, не пришла даже через неделю. А врач сказал, что девушка легла в другую клинику. Кирилл обижался, не понимая, в чем дело, потом подумал, испугался, вдруг с ней что-то случилось, и его терзали смутные сомнения.

Когда он уже готовился к выписке, в дверь палаты постучали. Вошел представительный мужчина не более сорока лет. Это был отец Марты, Кирилл его сразу узнал.

Исаак Германович передал парню тетрадь, на которой были изображены лилии.

— Здравствуйте!

— Это от Марты, — сухо сказал он, не удостоив Кирилла ответным приветствием и поспешил выйти из палаты.

Парень открыл тетрадь, — это был дневник Марты, который она постоянно с собой таскала, и пролистал. Среди страниц был сложенный листок, Кирилл решил прочесть первым делом его содержимое.

«Не хотелось бы начинать свою речь с обыденной фразы, мол, если ты это читаешь, то значит меня уже нет. Не хотелось бы, но а как иначе. Ведь когда ты это прочтешь, меня и в самом деле не будет. Не знаю, где я окажусь по ту сторону: в раю, в аду, или же той стороны нет, и мы лишь молекулы в бренном мире, и все умирает вместе с нами, наши чувства, наши воспоминания. Если бы жизнь за гранью существовала, то я бы даже там, находясь в тысячной протяженности вдали, все равно бы тебя любила. За это короткое время я, которая не верила в любовь, точнее не хотела любить, вдруг полюбила. И я была бы рада мечтать о том, что найду с тобой то самое земное счастье, но жизнь распорядилась иначе. Все в нашем мире быстротечно и бренно. Ничто не вечно, все рождается из праха, и в прах же уходит. С тобой мне было тепло. С тобой я стала забывать о смертельном диагнозе, и лишь ночью все негативные мысли возвращались. И я молилась и тихо плакала. Но видимо мои молитвы услышаны не были. Рецидив, случившийся с тобой, все расставил по своим местам. За свою недолгую жизнь у меня было многое. Я была счастливым ребенком, у которого было все самое необходимое, прихоти мои родители выполняли сразу. Я была лучшей на курсе. Я до сих пор помню полные залы, овации, цветы, интервью. Почитатели моего таланта всегда приносили мне букеты лилий… Кажется, что прошла целая жизнь, и будто бы то была не я, а кто-то другой вместо меня. Ты же из другого мира будто бы, нас связывают разные слои общества. А ты достоин большего. Живи долго, повидай мир за нас обоих, спаси сотни жизней ценой моей. Я хотела предложить найти тебе донора, но, зная тебя, заранее могу сказать, что ты бы отказался. Пусть моя маленькая жертва во имя любви станет ключом к спасению многих жизней. Ты сильный, ты со многим справишься. Только не поддавайся своей чувствительности и не плачь по мне, если я, конечно, что-то значу. А мне кажется, что значу… Я никогда не говорила никому этих слов. Я люблю тебя, Кир».

На этом письмо обрывалось. В некоторых местах чернила слегка растекались — хоть Марта и просила Кирилла не плакать, она плакала сама. То ли ей было страшно расставаться с жизнью, то ли было страшно от того, что она больше никогда-никогда не встретит Кирилла, не знал никто.

Кирилл попытался осмыслить, что Марты больше нет, и что он никогда не поговорит с ней по душам, она больше никогда не сыграет ему на скрипке… Осознание смерти Марты отдавалось душевной болью, какая прозвучит первый и последний раз. Кирилл сжал письмо и закрыл глаза, пытаясь перевести дыхание. В этот день юность окончательно оборвалась для Кирилла, он силился не плакать, но чувства были сильнее. «Ничего не страшно, пока жив тот, кого ты любишь…» — подумал вдруг Кирилл. А ведь он, в отличие от Марты, и правда ничего тогда не боялся. Он был готов принять тот факт, что доживает последние дни и, вспоминая слова девушки при их знакомстве, не хотел говорить с ней о своих чувствах, он не хотел причинять ей боль, если вдруг умрет, ведь его сердце могло остановиться в любой момент. Но она его спасла. «Я тоже тебя люблю», — прошептал Кирилл, и это признание в никуда, человеку, которого уже не было на свете, явилось самым искренним за всю долгую жизнь Кирилла. Даже свою единственную жену, с которой ему будет суждено прожить десять лет, он так не полюбит.

Много жизней обрывалось на глазах Кирилла. У каждого врача есть свое кладбище. Такое кладбище было и у него. Аристархов спас множество людей, находящиеся на волоске от смерти были спасены, множество операций прошло успешно. Аристархов работал на износ, почти не зная выходных. И когда кому-то требовалось переливание, он жертвовал своей кровью ради спасения жизни. Через его руководство прошло большое количество интернов, и каждый потом через много лет придет на похороны к бывшему главному врачу, к своему бывшему научному руководителю, чтобы отдать дань уважения.

Машина подъехала к воротам кладбища. Отец и дочь вышли и направились к обители мертвецов. Аристархов чуть прибавил шаг, хотя шел все так же хромая. Дочь плелась рядом, она и не знала, к чьей могиле приведет ее отец.

Наконец Кирилл Аристархов остановился и вздохнул.

— Мы пришли.

Они стояли неподалеку от одного захоронения.

Дочь посмотрела на могильную плиту, где была изображена молодая красивая девушка с огромными глазами. Художник превосходно передал правильные черты лица и глубокую грусть в глазах. Эпитафией была цитата Ремарка «Ничего не страшно, пока тот, кого ты любишь, жив…» Рядом с могилой было изваяние — девушка, играющая на скрипке.

— Постой чуть поодаль, дорогая, — произнес отец и зашел за чугунную калитку.

Давно ставшее подводить сердце вновь будто было сжато в железные тиски, Аристархов сел на скамеечку у могилы.

— Вот я снова пришел, моя дорогая. Ты ведь заждалась меня, — прошептал Аристархов.

Круговорот мыслей прошлого уже оставил Аристархова, в настоящем у него уже не было того, к чему мог стремиться человек в его возрасте, а если он и думал о будущем, то это была смерть. Аристархов чувствовал, что долго не протянет. Он как врач уже знал, что сердце его изношено, и скоро прозвучит его последний аккорд. Оно не такое, каким было в юности, не такое горячее, в нем лишь осталась преданность и искреннее чувство к давно ушедшей первой и пожалуй единственной искренней любви.

Дочь, которой надоело стоять в ожидании отца, засидевшегося в ностальгических чувствах у могилы, подошла и положила отцу руку на плечо.

— Пап, уже холодает, пошли.

Ответом прозвучало холодное молчание, лишь зловещий черный ворон пролетел мимо, опустился на памятник неподалеку и каркнул.

А Аристархову больше не суждено было сказать ни слова. Он умер улыбаясь, представляя, что за границей круга жизни он вновь встретит ту самую первую и единственную, которую не смог забыть, ту, которую никто никогда так и не заменил.

Дочь будет приходить к этому самому месту на кладбище, где рядом будут стоять две могилы, на которых изображены еще молодые Марта Линдт и Кирилл Аристархов. И каждый раз, внимая желанию отца, женщины будет класть у памятника лилии. Кирилл на протяжении пятидесяти лет каждое воскресенье приносил эти цветы на могилу Марты, ведь она их так любила.

 
html counter