Сергей ТАРАСОВ (г. Санкт-Петербург) БИТВА ПРИ ХУРГАДЕ

1. Не лето — причина конфликта

Перед каждым, наверное, встает один непростой вопрос: как максимизировать уровень счастья и при этом разумно распорядиться деньгами. Или что же приносит нам больше удовольствий: материальные покупки или расходы на охоту за впечатлениями — например на путешествия? Кто-то скажет: путешествие пролетит быстро, а покупка останется навсегда. Но к материальным благам мы быстро адаптируемся, и они ненадолго приносят радость. А вскоре становятся чем-то привычным, обыденным. В то время как впечатления идеального отпуска обычно в большей мере удовлетворяют наши подсознательные потребности в счастье.

Если верить Чингисхану — ничто не ценно в путешествиях так, как познание новых людей и облюбование неизведанных вами мест.

И как только начинаешь думать о путешествии, уже хочется петь, так волнует дух это прекрасное чудное слово, представляя: красивейшие горы, моря, реки нашей планеты; страны, города, людей, говорящих на иных языках; причудливые обычаи, правила поведения и одежды.

Многое изменилось со времен Чингисхана. Теперь для путешествий не надо собирать орду со всей Азии. Достаточно купить путевку, и в любое время года в любую точку нашей старушки Земли вас доставит самолет.

В общем, прямо под Новый год мы с девушкой решили съездить отдохнуть в Египет в Хургаду. В этот город вечного лета с высоким солнцем, стройными и гибкими пальмами, глубокой и прозрачной водой. Четырехчасовой перелет, паспортный контроль, положенные места по выдаче багажа и о, чудо, мы вышли из аэропорта в лето.

Но не тут-то было. Для осознания остроты ситуации нужно представить себя на месте людей, ещё в Питере сдавших дубленки в камеру хранения и находящихся в предвкушении тепла и впечатлений, а вернее то, что они чувствуют, когда их сокровенное желание вот-вот исполнится, не подозревая, что их ждет неожиданный поворот.

В Хургаде, как бы дико это не звучит, стояла зима: сильный ветер с песком, гоняющий по земле цветы южных растений; пальмы, перегнутые пополам от ветра. Разыскивая автобус, мы словно плыли в призрачном свете, напоминающем белую ночь, время от времени протирая глаза, воспалившиеся от песка, который был везде. Вой ветра был слышен даже в автобусе, а когда он тронулся, песчаный туман стал еще плотнее. Неприятная каменистая пыль всю дорогу до отеля барабанила в стекла. В целом, первое впечатление оказалось не особенно приятным. Дальше — больше: в отеле, когда я увидел штормовое Красное море, поставившее крест на дайвинге с полыханием красок подводных рыб и гадов, настроение было испорчено окончательно.

Тут ещё под руку попалась Наталья — отельный гид. Молодая интересная одесситка — смуглая, черноволосая и черноглазая — была хорошо сложена и мила. Умиляло в ней то, что она была остроумно-словоохотлива и деятельно-хлопотлива как пчёлка. Эти качества как нельзя лучше отвечали её работе с туристами, склонными к инертности со всеми ее преимуществами ничегонеделания. Она влюбленно-навязчиво рассказала про наш пятизвездочный отель, особо отметила, как нам повезло, что путевки и качественные услуги есть только у неё. Так как, с ее слов, приобретая в Египте дешевую экскурсию на улице, мы рискуем как пулеметчики в бою: «Одна наша группа пошла с такой экскурсией на Гору Моисея и проходила сорок лет, питаясь манной небесной. И очень бы не хотелось, чтобы подобное повторилось именно с вами».

Выбирая экскурсии (настроение, сами понимаете, ни к черту), я через раз делал Наталье замечания по большинству её туристических продуктов, подтрунивая над местным хитрованством, то есть неуёмным приукрашиванием по большому счету всего лишь обыкновенной пустыни:

— Наташа, пустынный остров в Красном море, где изредка останавливаются перелётные птицы, трудно признать национальным заповедником. Так как в неперелётное время там кроме птичьих экскрементов и песка ничего нет.

Последнее замечание стало последней каплей. Одесситка, видимо, посчитав меня занудой, в запале сказала моей подруге на ушко, но так, чтобы услышал и я:

— Долго же вы его искали в Петербурге.

Словесный трёп с переходом на личности шел к тематически грязному сквернословию. Это уже не ерунда. И хотя это нормально для Египта, где рушились империи, люди и нации вгрызались друг другу в глотку, их уста были осквернены, но я все же сделал вид, что не расслышал её слова. Нет, если уж на то пошло, война так война. Но не всё же сразу в день приезда, подумал я. И почему мне собственно не сойтись в вербальном поединке с таким очаровательным противником в окрестностях Хургады? Да что там греха таить, не только сойтись, но даже выиграть у неё в этой битве. При этом было бы неплохо, чтобы именно она искала встречи со мной, не бегать же за ней на отдыхе. Что при неблагоприятных климатических условиях позволит убить несколько дней безделья.

2. Защита Хургады

Утром мы просыпались с надеждой, что необузданное своеволие природы сегодня кончится. Но северный ветер дул с прежней силой, и казалось, он не утихнет никогда. Никто из нас представить себе не мог этого режущего ветра, несущего скрипучую каменистую пыль. Каждый, исхлестанный ветром как флагшток попавшего в шторм корабля, в тот момент ощущал горечь разочарования, когда строить себе иллюзии было невозможно. Пусть беспутное море пенилось и шипело у ног, оно уже ничего не обещало.

Первой была обзорная автобусная экскурсия по Хургаде. Собравшись в холле отеля, ожидая Наталью, человек двадцать наших соотечественников поругивали погоду. Как говорится, на войне как на войне. Лучших условий для пролития первой крови придумать было трудно.

— В условиях революционного насилия арабской весны при выходе из автобуса в город, мне кажется, в целях безопасности необходимо разбиться на русские тройки. Неспроста раньше наши моряки выходили в зарубежный порт по трое, — предложил я согражданам.

Как ни странно, сограждане скорее с пониманием, чем со смехом восприняли мои слова. Некоторые тут же припомнили и КПП по дороге в отель, похожие на доты с автоматчиками внутри, и массу других жутких случаев из жизни отдыхающих в Египте, связанных в основном с тем, что наши женщины, открывая некоторые участки своего тела, наивно полагают, что всегда могут сказать «нет» любому мужчине в любом месте и в любой момент времени.

Грустная правда однако заключается в том, что это «нет» не имеет силы в Египте.

Открытое тело европейской женщины рассматривается представителями восточно-мужской породы как дичь, вид какой-то редкой птицы. Не очень строгие нормы ношения одежды провоцируют консервативных мусульман к трем последовательным стадиям: возбуждению, влечению и искушению даже при беглом взгляде на женскую кожу. Так, одна дама бальзаковского возраста рассказала, как вчера в близлежащих бутиках её чуть ли не хватали за руки, прикасались к талии с непристойными намерениями, пытались потрогать другие доступные части тела.

Случай за случаем, и к приходу одесситки Хургада превратилась в нашпигованный автоматчиками центр боевых действий. Я уже сам был не рад тому, что мое предложение неожиданно послужило руководством к действию, когда вся группа, состоявшая из пар, попутно перезнакомившись, разбилась по-другому принципу, пополнив ряд всенародно любимых «троек» новыми типажами. Из-за убийственного довода уже подвергшейся уличным посягательствам дамы: «Если пропадет пара, то тут её искать никто не станет, решив, что загуляла. Чего не случится при потере второй половинки», к трем богатырям и трем танкистам добавились три туриста.

Полчаса припозднившаяся продавщица экскурсий пыталась понизить уровень обывательского страха, отвечая на неприятные вопросы, типа: «Почему за свои же деньги и под пулеметы? » и доказывала:

— Вы попали в самое безопасное место в мире. У нас пятизвездочный отель, который гарантирует стопроцентную безопасность своих туристов. Хотя экскурсию проводит другой гид, я могу поехать с вами и закрыть своей грудью напридумыванные вами амбразуры. Хотите?

По достоинству оценив Наташины средства групповой защиты, мужская часть экскурсии сразу же сдалась без боя, почти синхронно выдохнув:

— Хотим.

Вся экскурсия состояла из заводика по изготовлению парфюмерного масла, торговый зал которого по площади превышал сам «завод», пятиминутной остановки у мечети и гипермаркета китайского ширпотреба. Хургада оказалась спальником в пустыне без достопримечательностей, без истории, без легенд. Пару раз я сошелся с Натальей по поводу катания на автобусе по одним и тем же дорогам, что напомнило мне проделки таксистов маленьких городов. Но, не зная характера местности, всякий раз был бит. Бит с таким жаром и гордостью за Хургаду, что поневоле любовался греческим лицом и черными глазами своей визави.

Сказать, что я был доволен тем, как провел тот день — ничего не сказать. Всё с самого начала пошло совсем не так. В тот момент к общей тяжести разочарования, которую несли вместе со мной все экскурсанты, добавилась еще и горечь поражения.

3. ЕС серьезен. В союзниках только Англия

А северный ветер крепчал день ото дня. О купании в море не могло быть и речи. Вечерами было откровенно холодно. Не такого счастья искали мы в этих краях. Арабы, закутавшиеся в свои бурнусы, верблюды и украдкой пробирающийся шакал — вот существа, которым дано неслышно ступать по этой земле. А что здесь делать нам, солнцелюбивым городским жителям, вырвавшимся из мрака зимних улиц? Дотащиться до постели и уснуть, добрести до бара и напиться.

В основном все отогревались в подогреваемых бассейнах. И вот в одном из них, плавно перетекающем в бар, я познакомился с интернациональной супружеской парой. Усевшись на притопленную в воде у барной стойки тумбу, заказал бармену: «Джин, тоник, айс, лайм» и подал вежливо-ироничный знак сидящей рядом паре: «Сегодня «прекрасная» погода, не правда ли?» Этого оказалось достаточно, чтобы услышать англо-канадскую версию о постигших нас превратностях судьбы. Женщина оказалась англичанкой из Лидса, а мужчина — канадцем из Галифакса. Говорила в основном англичанка. В её глаза безмятежно-лазурного цвета было так приятно смотреть, не отрываясь. И казалось, что пока я влюбленно рассматриваю её, буду всё больше пьянеть и пьянеть. Но приходилось переводить взгляд на канадца, который во время его редких замечаний символизировал солидность под маской сдержанности и ледяной стойкости. Выпив за знакомство и наговорившись вдоволь о погоде, футболе и хоккее я заговорщицким тоном открыл им маленький секрет:

— На территории отеля есть один необогреваемый бассейн, который к утру покрывается коркой льда, способной выдержать мужчину моего веса. И только в нём на заре в солнечной Африке можно покататься на коньках. Сегодня рано утром мне посчастливилось увидеть все оттенки синего цвета: начиная с темно-синего вдали моря, переходящего в ультрамарин у берега и заканчивая лазурным дном бассейна, переходящего в искристые бело-голубые разводы от коньков на ледяной поверхности. Зрелище немыслимое, а впечатление незабываемое. Желаю вам испытать подобное.

Надо сказать, что из англосаксов юмором, а именно гиперболизацией и доведением ситуации до абсурда, владеют, на мой взгляд, только подданные Её Величества. Англичанка, с естественным и манящим смехом допив коктейль, пожелала: «Много не пейте, ребята. После такого «прекрасного» тоста так и хочется искупаться напоследок», — и, излучая ироничную улыбку, ушла в воду. Представитель страны отцов-основателей хоккея, лицо которого не выражало ничего кроме холодной вежливости, немного подумав спросил: «Где в отеле находится пункт проката коньков?»

В тот момент трудно было удержаться от смеха, и что ещё оставалось, кроме как сделать очередной заказ: «Бармен, пожалуйста, джин, тоник, лайм, гм… Кому-то уже хватит, льда больше не надо».

В подтверждение версии о дифференцированном подходе к чувству юмора европейских народов я убеждался каждый вечер в многочисленных отельных барах, по которым шататься являлось непременным условием вечернего моциона.

Англичане, услышав историю о возможности покататься на коньках на заре в Африке, смеясь, похлопывали по плечу и заказывали мне в баре доселе неизведанные коктейли с затейливыми названиями.

Жители этого дождливого острова у берегов Европы, так же как и мы не избалованные хорошей погодой, очень веселые по своей природе люди, до крайности веселые. Они как и мы способны ночи напролет пить, шутить и смеяться. Что больше всего нас роднит — так это подтрунивание над собой:

— Мы такие идиоты, что умудрились пустись на ветер всё, что можно, — говорил один.

— Кроме денег, — после паузы патриотично добавлял второй.

— Вам бы наших дураков и дороги, вы бы первыми улетели в космос, — следовал мой ответ.

И это не простодушный идиотизм. Англия, как и Россия, веками занимала почетные места среди великих держав, временами контролировала самые большие территории в мире. А такие огромности других пугают, к тому же империи всегда били слабых. Русские и англичане стали победителями Наполеона и Германии и настолько уверены в своем превосходстве, что не перестают смеяться над собой. Это как если бы кто-то сказал своему соседу, который хотел бы с вами подружиться, но при этом понимает, что с вами будет невероятно тяжело, а ссориться вообще страшно: «Не бойся меня, я не так уж силен, огромен и ужасен, как ты думаешь».

Для простых людей на глубинном уровне существует как минимум разновидность теневой дружбы и как максимум странное чувство братства между двумя капризными народами, оказавшимися на краях Европы и не рвущихся на самом деле быть её частью.

Юмор — это вопрос статуса и он обязателен в двух окраинных европейских державах, чтобы тебя считали интеллигентным человеком, душой общества. В любой компании успех всегда на стороне того, кто больше другого заставил общество смеяться, а не на стороне того, кто внушал всеобщее недоумение своей серьезностью: «Болеет, видимо, бедняга».

И это не клоунада, а ингредиент ума и знак того, что всё идет хорошо. Посмеяться над собой, где-то признать свои ошибки, продемонстрировать свою скромность и готовность учиться — это те нравственные ориентиры, при помощи которых достигается позитивное настроение и повышается эмоциональная устойчивость к стрессам. А в социальной среде позитив распространяется среди людей как благотворный вирус, заразительный, как смех младенца. Хорошее настроение одного человека является коллективным делом и может посредством общения быстро распространяться и способствовать радости родственников, близких друзей, друзей друзей и так далее.

С англичанами в конце концов возникает особого рода поэзия душ, что даже предаешься их заботам и опеке в виде попыток удержать подвыпивших приятелей ночью перелезть через высокий забор на теннисный корт или добраться до номера на газонокосилке.

Немцы с трудом понимали сложные неоднозначные шутки, предпочитая юмор погрубее. К примеру, вид растерянной женщины, с которой порывом ветра на пляже при переодевании сорвало парео и купальник. И лишь одна деталь связывает нас во время умеренно созерцательных возлияний в завершающей стадии воздействия алкоголя — стремление к возвышенному, в небо. Что выражается в обязательном исполнении популярной песни Октоберфеста «Песнь о лётчике», ну очень похожей на наши застольно-мужские: «Чёрный ворон», «Под крылом самолёта». Корни этого, думается, в философии: Гегель, Кант, Толстой — духовность, крылья...

Они по-бюргерски основательно пытались анализировать неизученный потенциал услуг отеля: приносили карту территории, просили указать на ней, где находится этот бассейн, как достать коньки? И самое главное — включено ли это удовольствие в систему «всё включено»?

Самые продвинутые путешественники проверяли возможность такой необычной для Африки услуги через ресепцию отеля. Через некоторое время меня поймала раздраженная Наталья, и я выслушал лекцию... Правильно, про пятизвездочный отель, где предусмотрено всё, кроме возможности занятий фигурным катанием на заре.

Ну что ж, она искала меня. Я зафиксировал её реакцию, к сожалению, опять мимо цели, не ту, на которую рассчитывал.

4. Потери: девушка из Хургады, её муж и «морской котик» из Пскова

На седьмой день Создатель смилостивился над нашими фактически выброшенными на ветер деньгами. Северный ветер утих за одну ночь. Сверкающее утро поднялось над чистым обессилившим морем, лениво игравшим волнами. С дышавшего свежестью неба, пропесоченного ветром до полной прозрачности и голубизны, лился дрожащий свет, который четко обрисовывал песчаный пляж, каждую пальму и каждое дерево, сообщая им невероятную по краскам новизну. Должно быть, такой же свет сиял на земле в утро сотворения мира.

Народ повеселел и стал, наконец, купаться на пляже. Посередине его далеко в море уходила набранная из пластиковых квадратов дорожка, заканчивающаяся четырехугольным понтоном, по лестницам которого можно было войти в воду. К понтону была пришвартована резиновая моторная лодка со спасателем, в обязанности которого входило мчаться на лодке к нарушителю, если он заплывал за огороженную гирляндой буйков акваторию.

По соседству находился отделённый забором заброшенный отель с выгоревшими травой и пальмами. Пробраться на пустынный пляж этого отеля по берегу было невозможно из-за высокого неприступного холма, далеко уходящего в море. С моря к нему подплыть не позволял наш спасатель-пограничник, так как это означало нарушение границ, выделенных для купания.

Эта неприступность в условиях отсутствия информации интриговала всех присутствующих на пляже новоявленных египтологов. Как-то так случилось, что я не выдержал первым.

— Я тут вчера в Интернете нашел русскоязычную версию местной газеты. Так оказалось, что год назад на пляже этого заброшенного отеля произошла жуткая история, — громко для всех вещал я ответственному работнику прокуратуры.

Это был москвич, худощавый брюнет в трудно определяемом возрасте между тридцати пятью и пятидесятью. Несмотря на то, что лицо у него было костистое, узкое, с острыми чертами, мне он внушал симпатию как большинство людей, которые благодаря фитнесу держатся свободно и раскованно. Говорил он мало, но речи его были основательны, исходя из принципа: подумай не прежде чем сказать; а подумай, прежде чем подумать.

Познакомили нас наши дамы, которые зацепились языками на спа-процедурах для зрелой кожи. А мы уже в ожидании женщин закрепили знакомство ритуально-жертвенными «водными» процедурами с точки зрения зрелой печени. Как красиво сказал прокурор: «Благотворительными деяниями по выводу Египта на достойное место в мире по потреблению спиртного». По его версии рост винопотребления за последние годы в малопьющих Египте и Турции на общую величину, примерно равную падению потребления в России, произошел за счет нашествия наших туристов. Что не может отразить ни один отчет всемирной организации здравоохранения.

Только в эти «счастливые часы» без женского надзора мы с прокурором могли себе позволить истинно-искреннее общение с природой. Ведь сам по себе отдых — радость выпить на природе — радость вдвойне, а выпить в местах, расположенных на приличном расстоянии от Родины, где истинный смысл событий видится полнее — это по слову Есенина что-то большое, что лицом к лицу не увидать. Быть счастливым не стыдно. Это непреложная истина. А истину не утаишь, даже если она — в вине. И когда спа-процедуры закончились, мы уже к тому времени подружились настолько искренно, что проводили всё время вместе.

— Пишут, — продолжил я, — что в отеле жил египтянин с женой. Жена была первая из четырех дозволенных в Египте и поэтому очень любимая. Надо сказать, что по мусульманским обычаям женское тело считается запрещенным, чтобы избежать «нежелательного внимания». Тело египтянки могут видеть только родители и муж. Остальным позволено лицезреть только кисти рук и ступни. Но в общем-то всё зависит от мужчины, мужа. Как позволит и что позволит, и насколько он европеизирован. Так скажем: один позволит всё, второй — почти ничего. Поэтому местные дамы плещутся в морской водичке в купальниках с длинными рукавами и в лосинах. Так вот, наш египтянин достраивал отель и поздно вечером, когда уходили рабочие, позволял молодой жене купаться на пустынном пляже по местным меркам практически голой. Тут «исследователь-египтолог» из Пскова, русоволосый малый лет двадцати пяти с юными мускулами, готовыми к любому усилию и с сердцем, прыгающим от молодости, решил ночью, когда спасатель уже завершил свою работу, обследовать эту территорию, заплыв на пляж с моря. Каково же было удивление полуобнаженной египтянки, когда на их пляж вплыл не похожий на местных мужчин посеребрённый луной светловолосый архангел. Она, видимо, не долго раздумывала, выбирая, кем считать архангела, увидевшего её обнаженное тело — отцом или мужем. Что касается дум псковитянина, то ему казалось, что наконец-то его корабль вошел по крайней мере на мгновение в гавань-мечту с гибкими пальмами, мягким как пудра песком, одинокой девушкой и что отныне это мгновение никогда не кончится. Они не понимали друг друга и не было слов любви, но воспылав взаимной страстью, не смогли они сдержать это чувство и решили прямо тут же, на песке, эту страсть реализовать. А кипению страстей нет никакого дела до чьих-то правил и меры. И то, что должно было произойти между мужчиной и женщиной, как и на заре цивилизации в саду Эдема, — произошло… Каждый вечер знойная египтянка с бессознательной жадной надеждой ожидала на пляже своего возлюбленного светловолосого полубога, грезя всё новыми «эдемами» на песке. Трудно обвинить в случившемся далее одну рабу любви, знающую в совершенстве искусство нежности и ласки. Она тихо, медленно-маняще смеялась, они ласкались… Он погружался в некий зыбкий, медленный, беззаботный мир и его уже меньше тревожили сложности его нового положения в незнакомой стране. Он решил, что, пожалуй, стоит немного расслабиться. Всё потом войдет в свои берега. Есть в море отливы, есть приливы…

Я сделал жадный глоток воды, пропуская мимо ушей диалог наших дам: «Сказочник, Андерсен», и, распаляясь, продолжил:

— Он вновь стал её целовать, а она, радостно отдаваясь и лаская, широко открыв глаза всё шептала на арабском: «Би, агмаль, лесса... Би, агмаль, марра ухра»[1] в такт коротким вздохам моря, плескавшегося у холма, и движениям полубога. И тогда закипающие в ней воды стали постепенно подниматься из спавших глубин ее существа и неудержимым потоком хлынули через край, сорвавшись с её губ стоном. Казалось, она обожгла свои корни, но новые живительные соки вливались в её разгоряченное тело. Легкий ветерок с моря приятно холодил их потные тела, от которых веяло счастливой усталостью людей, празднующих полное растворение друг в друге. В её чертах можно было прочесть светлую улыбку, которой здесь озаряется лик любви. Они были одним целым... Но не из девичьих стенаний состоит ночная тишина в Египте. Стон был услышан владельцем отеля и египтянки. Концом этой прекрасной сказки стала расплата за беспечность и несоблюдение местных правил, оказавшаяся по-восточному жесткой: первым ударом ножа была повержена неверная жена, вторым — неверный по религиозным догмам, третьим — ужаснувшийся от содеянного и сам владелец отеля. С тех пор отель пребывает в запустении. И пишут, что на месте роковой страсти кем-то установлены омываемые во время шторма волнами три небольших постамента: два с мусульманскими полумесяцами и один с православным крестом.

Я замолчал, на пляже стояла непривычная для такого людного места тишина.

— Может сплаваем, проверим, — предложил я прокурору.

— А давай, — согласился тот.

Всё было как всегда — когда мы метров десять отплыли за огороженную территорию, нас настиг спасатель и вежливо попросил переместиться в места постоянной дислокации. Вернувшись к лежакам, я доложил нашим дамам как можно громче, чтобы услышало отдыхающее сообщество:

— Проплыть холм — это метров десять от самого крайнего буйка — и постаментики видны как на ладони.

И после паузы грустно добавил:

— Как из немого кино — драма. Случилось же такое.

— Я чуть не прослезился, — всхлипнул подошедший прокурор. При этом плотно сжатые губы у него начали подрагивать. Он даже прикрыл рот рукой, из-за дрожащих на ресницах морских капелек света и красок выходило, будто он смахивает с глаз скупые мужские слезы. Заподозрив игру не по сценарию, я, приобняв прокурора, предложил:

— Пойдем, выпьем.

Наши дамы, обычно шумевшие по поводу наших походов в пляжный бар, с пониманием молчали.

Мы повернулись в сторону бара, так как прокурора всего колотило от внутреннего смеха, но к счастью он выдержал, не прыснул. Чуть позже за обедом жена прокурора призналась: «Я в первый раз увидела своего железного Феликса рыдающим». Видела бы она нас перегнутых пополам и умирающих со смеху в баре, куда он таким трудом донес свой выстраданный животный смех.

После обеда мы с прокурором под потягивание пляжных напитков и рассуждения о том, что отдых нужно воспринимать как естественный фон для творческой игры, насчитали на границе с заброшенным отелем пять нарушений акватории, разрешенной для плавания.

А на следующее утро заработало сарафанное радио, резко увеличившее численность массовки. На пляже было только и слышно: «Кинжалом жену, любовника и себя. Метров десять от крайнего буйка. Омываемые волнами могилки: две с мусульманским полумесяцем и одна-сиротка — с православным крестом. Один мужчина, увидев, разрыдался!»

Началось паломничество. Спасателю надоело мотаться на лодке от понтона в конец пляжа. Он пришвартовал лодку к тому самому буйку. С моря то и дело доносились просьбы к пограничнику: «Нам только посмотреть — это тут рядом».

Так и не достигнув обзорного вида гробниц с моря, отдыхающие тут же организовались в группу с намерением обратиться к русскоговорящему гиду и посетить заброшенный пляж с суши. Как сказала одна дама, смахивая с ресниц капельку то ли воды, то ли слезы: «Чтобы нашу могилку поправить».

Наталья с завидной оперативностью вычислила автора розыгрыша.

Ну, а уже во время третьей лекции про самый лучший отель со стопроцентной гарантией безопасности, в котором от роковой страсти гибнут туристы, смеялись и Наташа, и ваш покорный слуга. Все-таки череда милых провокаций достучалась до одесских генов, и они пересилили неуёмную влюбленность в работу гида пятизвездочного отеля. Её смех был таким энергичным, таким заразительным, что я позавидовал её молодости. Ей так легко быть счастливой.

5. Последний удар

Расставались мы с Натальей уже друзьями.

— Будете у нас на Неве, не стесняйтесь, звоните. Есть, что показать, — предложил я, давая мобильный телефон.

— И вы к нам. Встреча, размещение, сопровождение, — профессионально пригласила Наталья,

— Ах, Одесса... И что, покажете все самые интересные места? — заманивал я соперника.

— Легко, — отвечала она.

— Такие же «интересные», как в Хургаде? — нанес я последний удар.

Мой очаровательный противник, выдержав небольшую паузу, произнесла:

— Надо же им как-то зарабатывать в пустыне.

Почему-то при последующем за этим по правилам военной стратегии добивающем ударе по войскам, бросающим свои позиции, мне не хотелось говорить банальные вещи, типа: «Наташа, а я что вам говорил про местное хитрованство».

Только там пришло понимание поступка Петра, целовавшего пленённых шведских генералов при Полтаве. Я многозначительно с улыбкой, наклонив голову, впился в её глаза. Она их, немного смутившись, отвела в сторону с линии огня. Замешательство противника было послано мне свыше для прощального поцелуя. Тут Наталья занервничала: дежурно улыбнулась не к месту, затем неестественная улыбка исчезла с ее лица, стала поправлять волосы. Она напоминала неуверенного в себе человека, который старается понравиться. Мне показалось, что в отличие от шведов, соприкосновение наших губ было воспринято ею благосклонно, подарив совсем не призрачную надежду...

Так закончилась эта двенадцатидневная битва при Хургаде.

В ожидании автобуса в аэропорт мы пили предоставленное отелем на прощание прохладное шампанское. И только в автобусе, глядя в окно на горные массивы неприветливой Хургады, наступило благостное умиротворение полководца, сладостная нирвана с апофеозом в виде лика Чингисхана, одобрительно ухмыляющегося мне на фоне трех оконцованных пирамид: двух с мусульманскими полумесяцами и одной с православным крестом.

6. Назидания

Эта привидевшаяся улыбка кочевника на фоне древних могильников как бы предостерегала, что ни разум, ни устойчивые правила поведения не привносят порядок в управляемый темными силами хаос, называющийся жизнью. А путешествия с ордой или самолетом есть нечто иное, как беспомощное барахтанье в сетях судьбы. Начиная с самолетов, сбивающихся с пути, потерянных из-за непогоды денег и заканчивая пронзёнными в сердце туристами на Куликовых полях и пляжах любви с первого взгляда.

И трудно найти способ защиты от превратностей судьбы более эффективный, чем юмор и улыбка. Ведь улыбка означает не только то, что человек проявляет заботу о близких, друзьях, коллегах и обществе в целом, но также и то, что он человек сильный.

И это в какой-то мере решение для каждого из нас вопросов идентичности и статуса. Источник надежды, что позитивным творческим силам удастся в будущем найти решения для всё новых проблем в мире с постоянным движением, развитием, общением.

Ну и если вы, добрые читатели, не убоявшись назиданий, захотите подобно Чингисхану в поисках ярких открытий стать охотниками за впечатлениями, увидеть места, куда действительно стоит слетать, где так легко быть счастливым и в конце концов проторить дорогу «к последнему морю»[2] и пляжу, то в путешествиях относитесь ко всему не слишком серьёзно, лучше с юмором и чаще улыбайтесь.

В этой упоительной гонке за впечатлениями, вы — единственные архитекторы своего отпуска. Готовясь к охоте, продумывайте каждую минуту своей альтернативной траектории жизни. Обидно на нижневолжских лотосных раскатах не попробовать пахнущий землей помидор «бычье сердце» с черной икрой вместо соли. Что сочетается цветово, то сочетается и вкусово, как говорят французы — гурманы мира. Или в Балаклаве не отведать жареной султанки, в древние времена подававшейся исключительно ко двору султана. И тогда любое место, с такой тщательностью выбранное вами для отдыха, будет также искренно улыбаться вам в ответ.

И если где-то в самых отдалённых уголках нашей необъятной Родины раздаётся смех охотников за впечатлениями, он слышен всем. И кто-то, то ли из шведов на смотровой площадке башни короля Олафа Выборгского замка, то ли из французов, прочувствовавший кожей уникальную целебность Сакских грязей, подумал: «И не такие уж они угрюмые и воинственные... Ох уж эти русские, они всегда смеются».