Валерий БЫЛИНСКИЙ

НА ГУБЕ

(отрывок из романа «ВСЕ ИСКЛЮЧЕНО»)

Их было трое. Трое прикомандированных к знаменитой Таманской дивизии. Три почти «черпака». Почти, потому что их первый год службы уже почти истек, но срок еще не вышел — осталось две недели. По армейским законам, солдат еще не перешел на следующую, более высокую, ступень казарменной иерархии, пока не издан приказ министра обороны об увольнении предыдущего призыва.

Ефрейтор Алексей Гаршин, рядовой серпуховской воинской части Витя Чертков, и рядовой Саша Юриков из гарнизона города Чехова — все трое шли по асфальтированной дороге в лесу неподалеку от казарм Таманской дивизии. Они учились на киномехаников, через две недели их учеба заканчивалась, после чего все должны были разъехаться по своим частям. Гаршина призвали из Гатчины. Чертков был родом из Сибири, Юриков из Беларуси. Черткова только вчера выпустили из таманской гауптвахты, куда он попал за то, что не отдал честь армейскому патрулю.

Солдаты присели у края дороги перекурить. Чиркнув спичкой, затянувшись и выдохнув дым, Чертков продолжил свой рассказ:

— В общем, не заметил я патруль, пацаны. Засмотрелся в небо, гляжу, птицы на юг летят. Думаю, надо же, сколько живу, а в небо ни разу не смотрел.

— Да ладно, — удивился Гаршин. — Что, правда, ни разу не смотрел в небо?

— Ну, может и смотрел… — подумав, пожал плечами Чертков. — Но, правда, пацаны, не помню. А вы что — помните?

Все трое как по команде подняли головы и посмотрели вверх. По светлой бирюзе неба плыли легкие пушистые островки облаков. Птиц не было. Внезапно наступила такая тишина, что казалось даже листья перестали шелестеть

— Тихий ангел пролетел, — нарушил тишину Юриков.

— Чего?

— Ангел. Бабка рассказывала, что когда люди говорят, а потом вдруг замолкают, и на какое-то время наступает такая тишина, то это значит, ангел мимо летит.

— Слушает, — задумчиво сказал Гаршин.

— Не знаю. Просто летит мимо. Как птица.

Они еще помолчали немного, докуривая. У Гаршина потухла сигарета, он полез в карман за зажигалкой. Его пальцы вновь, как и утром, наткнулись на письмо, которое он собирался прочесть. Но не успел, потому что нужно было успеть к девяти в клуб на занятия. Гаршин вытащил зажигалку, поджег сигарету. «Вернемся на обед, прочитаю», — подумал он.

— Что-то Маринку свою вспомнил, — вздохнул, выпуская дым, Чертков.

— Подруга? На гражданке?

— Ага. Она у меня девочка…

— Что, девочкой и осталась? — спросил Юриков.

— Дурак ты, Юриков, — мотнул головой Чертков. — Там другое, пацаны. Любовь.

— А-а-а... — многозначительно протянул Юриков.

— Когда меня в армейку провожали, хотел я Маринку, значит, ну это…

— Так ведь любовь? — ухмыльнулся Юриков.

— Слушай, помолчи, а? — покривился Чертков. — Не вышло тогда. Я напился и заснул, пьяный. А утром в военкомат и на поезд. А сейчас рад, пацаны. Теперь Маринка меня точно дождется.

— Не плачь девчонка, пройдут дожди… — со вздохом пропел Юриков.

— Слушай, Вить, — повернулся к нему Чертков. — Я ведь и по чайнику могу. Задолбал уже.

— А что я такого сказал? — делая удивленное лицо, заулыбался Юриков. — Я может и не любил никого, сябры. Таких как я, жалеть и просвещать надо. Вот у тебя, Леш, — кивнул он Гаршину, — много баб было?

— У меня… Да так.

— Расскажи, Леха. Интересно же.

— Ну, штук пять где-то, — пожал плечами Гаршин.

— Ох, прибедняешься, Леха! — многозначительно кивнул Юриков. — Ты же позже нас всех в армию пошел, на филфаке курс отучился. На филфаке, небось, девчонок клевых — тьма, а?

У Гаршина снова потухла сигарета, он чиркнул зажигалкой.

— А у тебя, Вить? — повернулся Юриков к Черткову. — Ну, вместе с Маринкой твоей? То есть, пардон, девочки не считаются…

— Слушай, отвали, а?

— А чего я такого спрашиваю, Вить? Я ж не про мальчиков, я про девчонок. Или ты спец по мальчикам?

Чертков медленно повернул в его сторону голову.

— Юриков, — куснул изнутри щеку Чертков. — Учти. У меня после Губы настроение ни к черту, ты меня точно скоро выведешь.

— Ладно, все-все, — улыбаясь, замахал руками Юриков. — Шучу, Витя. Слушай. Так, а чего на Губе-то было, расскажи.

— И правда, Вить. Что там, на Губе? — повернулся к Черткову Гаршин.

— Да херово там на Губе, пацаны. Ад, — Чертков поморщился, втянул воздух сквозь ноздри и махнул рукой.

— Чего? Ад?

— Ага. Думал, сдохну к утру.

— Там что, пытают? — хмыкнул Гаршин.

— Моя бабка говорила, что ад, — щелкнул пальцами Юриков, — это когда черти человека на костре жарят, а умереть не дают. Поджарят немножко и отпустят, поджарят и отпустят, а потом снова на сковородочку. И так бесконечно.

— Ну, ты дурик, Юриков. Как могут не давать умереть, если смерти в аду нет? — вяло усмехнулся Чертков.

— Как это нет? Ад на каком свете находится? — спросил Юриков. — На том? Или на этом?

— Ну… на том. И чего?

— А где он, тот свет, находится?

— Как где? Ну, там и находится.

— Где это — там? Что такое — «там»?

— Да чего ты гонишь, Юриков. Там, не там… Да там, где жизни нет, там он находится, свет твой тот. Понял?

— Ага, значит, после жизни? То есть, после жизни он находится? Да?

— Ох, ты задолбал. Ну хорошо, после жизни.

— Во-от, — торжественно поднял палец Юриков. — Тогда, получается, тот свет в смерти и есть. Видишь? А ты говорил: смерти в аду нет. Выходит, есть, Витя. Есть там смерть.

— Черт! — разозлился Чертков, — Да ведь если ты, блин, уже умер — то какая может быть смерть, когда ты мертвый?! Как можно, бляха муха, умереть два раза, можешь мне объяснить?

— Можно, Витенька, можно, — криво улыбаясь покосился куда-то в сторону Юриков. — Вот я, например, могу пять палок за ночь бросить. А некоторые не могут и вторую поставить.

— Ты дебил? При чем здесь…

— Трах? Вить, а знаешь, что такое оргазм?

— Ну, что? Что такое оргазм?

— Маленькая смерть. Французская поговорка такая.

— Интеллектуально, мля… Не, все, я молчу… — Чертков тряхнул головой и повернулся к Гаршину. — Леха, есть еще сигареты?

Гаршин кивнул, протянул пачку.

— А слыхали, сябры, есть такая теория, — вдруг, театрально понизив тон, заговорил Юриков, — что то, что после смерти происходит, это, типа, параллельный мир.

— Ага. Параибельный, — кивнул, дымя сигаретой, Чертков.

— Я в «Технике молодежи» прочитал, сябры. Там написано… что мир, он такой, как бы типа пузырь. Ну, или земной шар, не важно. А вокруг летает куча других, тоже пузырей, планет, в общем. И когда ты, например, умираешь, то ты, типа, и не умираешь вовсе, а переходишь в другой, параллельный мир. И в этом параллельном мире люди тоже живут, такие же как мы. Но как бы… немного измененные.

— Другой вариант жизни, — глядя в точку перед собой, сказал Гаршин.

— Точно, Леха. Другой вариант.

— Дебилянт, — сплюнул Чертков.

— Клёвая статья, — продолжил Юриков. — Какой-то пиндосский физик написал. Но самое интересное, сябры. Там было написано, что если эта теория верна, то в каждом челе, типа, у всех нас, заложена память о других мирах, в которых мы побывали. Ну, то есть, в которых раньше жили. И в которых еще будем жить. То есть можно вспомнить не только свое прошлое, но и будущее.

— Будущее? — с любопытством спросил Гаршин.

— Ага.

— Как такое может быть?

— А так. Вот какой-нибудь рядовой солдат российской армии, например, Витька Чертков, возьмет и просунет свою голову в границу между двумя параллельными мирами. Случайно просунет, когда, например, туалет в наряде драил и в кабинку заглянул. Так вот, глянул Витя в открывшийся ему параллельный мир: а там он же, Чертков, на толчке сидит, только ему уже в том новом мире сороковник стукнул, и работает он в каком-то занюханном офисе главным менеджером, а его жена Маринка в это время на другом конце города ему, Черткову, своему муженьку, рожки наставляет.

Чертков кашлянул и стал приподниматься.

— Погоди, погоди, Вить… — Юриков с фыркающим смехом замахал руками. — А потом рядовой Чертков, опа-на, обернулся и случайно влез в еще один, в третий параллельный мир — и увидел там себя уже столетнего, помирающего. Его в гроб кладут, и верная женушка Мариночка, которой тоже сто лет, ни разу ни с кем, кроме любимого муженька, за всю свою долгую жизнь не трахавшаяся, в последний путь его провожает. А потом, смахнув слезу, сама ложится и тоже умирает. Как в сказке, короче. Жили долго, счастливо, и умерли в один день.

Чертков поерзал, отвернулся и буркнул, непонятно было — то ли он усмехается, то ли раздражен.

— Интересно, а выбирать миры можно? — задумчиво спросил Гаршин.

— Выбирать?

— Ну да.

— Типа как в супермаркете водяру или пиво?

— Ага. Вроде того. Зашел в магазин миров. Выбрал нужный тебе, оплатил, влез, пожил. Потом купил следующий. Потом — еще один.

— А старый продал как подержанную тачку?

— Ну да.

— Вот это было бы здорово, Лёх, — засмеялся Юриков. — Где бы каталог такой, с мирами и расценками найти, а? Круто. А с девчонками так вообще кайф. Знаешь заранее, кто она, хочет ли с тобой, какая жизнь с ней будет. Снял, переспал, пожил, свалил вовремя. Потом — следующую. Никаких сюрпризов, истерик, переживаний. И так бесконечно.

— А старость?

— Что — старость?

— Ну, старость же в этих мирах есть, или как?

— Какая старость, Леха? — смеясь, махнул рукой Юриков. — Там же вечная вечность. Чуть постарел — сразу хоп, нырнул назад в прошлое и снова помолодел. И так бесконечно, туда, сюда, обратно, тебе и мне приятно.      

— И смерти нет? — раздался голос Черткова. Он по-прежнему сидел, отвернувшись, и говорил, не поворачиваясь.

— Чего? — спросил Юриков.

— Смерть в твоем параибельном раю имеется? — Чертков повернул голову.

— Да какая смерть, Витька? — улыбчиво покривился Юриков. — Тебе же сказали: вечный кайф. Возраст от шестнадцати до сорока. Или до пятидесяти. Ну, можно и детство свое еще туда вставить. По желанию. Хотя я лично за юность и зрелость, когда секс уже есть.

— Смерть в магазине миров можно вообще не покупать, — сказал Гаршин,

— Точно, кому она нужна, эта смерть? — кивнул Юриков.

— Ну, мало ли. Бывают же извращенцы….

Гаршин и Юриков засмеялись.

— Дураки вы, — глухо бросил Чертков.

— Ты у нас, Витя, понятно, самый умный, — Юриков подмигнул Гаршину.

— Я не умный, — поморщился Чертков. Щурясь, он смотрел куда-то в сторону. — Просто я не понимаю, пацаны.

— Чего, Витюша? Чего ты не понимаешь?

— Всего этого. Миров ваших параллельных. Что будущее можно увидеть или не увидеть, неважно… Не — понимаю.

— Да почему же не понимаешь?

— Потому... — Чертков, оттопыривая и кривя губы, смотрел вниз и немного в сторону, туда, где росла у края дороги трава. — Миры, херы, будущее… И что? Ведь ответа же нет у вас — зачем они?

— Как зачем, Вить, — сказал Гаршин. — Разве это важно?

— Важно, — сказал Чертков и поднял глаза — в них мелькнуло что-то безумное. — Важно, — повысил он голос. — Потому что если не знаешь зачем… то тогда… — он привстал, протянул руку и резко с силой сорвал травинку.

— Вот смотрите, — с мрачной усмешкой сказал Чертков, показывая на ползущего по стеблю травы жучка, — видите? Живет он в каком-то параллельном или еще каком там мире и бежит куда-то на своих лапках. Мы для него, наверное, больше динозавров и египетских пирамид. А может он нас вообще не за живых существ, а за какие-то горы принимает. Но самое интересное, я могу в любой момент сделать вот так…

Чертков вдруг резко ударил ладонью по другой своей ладони, разнял руки — и показал на ладони едва заметное черно-красное пятнышко.

— Вот и весь ваш мирок, параллельный или квадратный, не важно. Я просто его прихлопнул, и все. Захотел — убил. Точка. И зачем вот этот жучок жил, зачем переходил в свои другие параллельные мирки, зачем будущее свое видел, а? Если я его сейчас по своей ладони размазал? А? Скажите мне. Зачем?

— Да может букашка, которую ты прихлопнул, сейчас в параллельном мире уже, — усмехнулся Гаршин. — Живая-невредимая.

— Ага, живая, невредимая. Ты сам-то в это веришь?

Юриков посмотрел на Черткова каким-то странным, даже немного сожалеющим взглядом.

— Экий ты… однако, Витюша, — задумчиво хмыкнул Юриков.

— Какой? Ну, какой? — зло кривя губы в улыбке, спросил Чертков.

— Не знаю… неожиданный.

— У-тю-тю... Ты думал, я не убийца, что ли?

— Чего-о?

— Того. Взял и убил. Напугал, да? — казалось, Чертков сейчас гулко расхохочется или даже полезет драться.

— Ну, это же не убийство… — морщась, вставил Гаршин.

— А что? Какая разница кого? Жучок, он же тоже живой.

— Чушь какую-то несешь, Витя.

— А ты — не чушь? А вы с Гаршиным — не чушь? Какие, на фиг, миры с будущим, прошлым, с передом, задом, если их в любую секунду прихлопнуть могут. Вот и все, вот и весь ваш смысл.

— А с чего ты взял, что могут прихлопнуть?

— Я же — прихлопнул.

— Ну, это же ты.

— А там, у вас, у вас там — кто? Если я смог — значит там тоже можно. Вот и все.

— Нет… — покачал головой Гаршин. — Так просто не бывает… Причина должна быть.

— Какая?

— Чтобы прихлопнули, — ответил Гаршин и не очень уверенно добавил. — Или… не прихлопнули.

— Причина?

— Конечно, — кивнул Гаршин.

— Выходит, если бы этот муравей смог, например, мне объяснить, какая важная там вся эта его жизнь в его, на фиг, параллельном, прямом, или как там, в треугольном, параллелепипедном мире — так я бы его тогда не убивал?

— Ну, типа того.

— Оп-па. А слушайте, пацаны… — Чертков вдруг резко встал, выпрямился и повертел в обе стороны горящими, какими-то больными глазами. — А ведь так и есть, — сказал он будто самому себе. — Если бы муравей стал… таким как мы, чтобы мы поняли друг друга, и рассказал мне о себе… я бы его, неверное, и не убил, а?… По крайней мере, не сразу… Нет. Никогда. И никогда никто никого бы не убивал! Если бы все увидели друг друга, поговорили, объяснили… Тогда… вот это да, пацаны… какая бы жизнь настала! Может, даже и вечная. А? Как думаете?

— Вить, у тебя все нормально? — спросил Юриков и постучал пальцем себе по лбу.

— Все. А вот и они. Уже идут, — глухо выговорил Чертков, глядя куда-то вдаль.

— Кто, Витя? Кто идет?

— Они. Идут. За нами. Но мы им объясним. Объясним, пацаны? Они поймут, и не станут…

— Вить, ты съехал? Кто они? Кто — не станет?

— Черт, патруль, — вскочил Гаршин. Он кивнул в ту сторону, куда смотрел Чертков. Там, по дороге, к ним быстро приближались трое: офицер и двое солдат с повязками.

— Сябры, давайте в лес ломанемся, — заговорил, оглядываясь, Юриков.

— Точно, — сказал Гаршин. — В лесу не догонят.

— Пацаны, — со странной улыбкой сказал Чертков, — зачем бежать? Мы объясним, нас поймут.

Пока они думали что делать, патрульные уже подошли. Гаршин, Чертков и Юриков вытянулись, отдали честь.

Офицер — худощавый, подтянутый, щеголеватый лейтенант лет двадцати двух — коснулся пальцами фуражки и, щурясь, оглядел их.

— Ну что, товарищи солдаты, докладывайте. Как здесь очутились? Кто старший?

— Я. Ефрейтор Гаршин, — сделал шаг вперед Гаршин. — Товарищ старший лейтенант. Мы киномеханики. Прикомандированы для обучения на курсах киномехаников к Таманской дивизии, следуем по маршруту…

— Предъявите маршрутный лист и военные билеты.

Гаршин достал из бокового кармана и подал офицеру вместе со своим военным билетом сложенный вчетверо лист бумаги. Юриков и Чертков тоже протянули свои удостоверения.

Лейтенант мельком просмотрел документы, поднял глаза и бодро сказал:

— Нарушаем, значит.

— Никак нет.

— Никак да, товарищи военнослужащие. Ваш маршрут пролегает в пятидесяти метрах отсюда, во-он там. А вы отклонились.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите объяснить, — сказал Чертков.

— Попробуйте, рядовой, — насмешливо произнес лейтенант.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал Чертков. — Поймите, маршрут у нас в самом деле здесь не проходит. Это правда. Но мы зашли на лес посмотреть, воздухом чистым подышать. Понимаете? На пять минут. Чуть в сторонку отошли.

— Понятно, — кивнул лейтенант, пряча документы себе в карман. — «В сторонку», товарищи солдаты, в армии не бывает. И что значит на лес посмотреть? Вы что, никогда леса не видели?

— Видели… Но, понимаете, мы…

— Вас в лес посылали?

— Нет, но…

— В казарме воздух грязный?

— Нет…

— В таком случае, причин отклоняться от маршрута не было. Пройдемте в комендатуру, там разберемся.

— Как в комендатуру? Опять? На Губу… — медленно произнес Чертков.

— Ну уж сразу и на Губу, — лейтенант вальяжно улыбнулся. — Это не мы решаем. Да и потом, товарищи солдаты. Как это, в армии служить, и на Губе не побывать?

— Там же ад… — растерянно сказал Чертков.

— Ад, товарищ рядовой, есть нечто совсем другое, — слегка назидательно сказал лейтенант.

— Вы там были? — спросил Юриков.

— Где? — не понял лейтенант.

— В аду.

— Хм… Вопросики у вас, рядовой. Ну, я предположим, там не был. А вот мои товарищи горячие точки прошли. Они видели настоящий ад. Это не какая-то там детская гауптвахта.

— После смерти тоже детская гауптвахта будет? — глухо спросил Чертков.

— Как? Вы о чем, товарищ рядовой?

— Ни о чем, — Чертков отвернулся.

— Тебя бы в эту точку, душара… — негромко сказал Юриков. Но лейтенант услышал.

— Что? — лейтенант вскинул брови, покраснел и тревожно оглянулся на своих подчиненных патрульных. — Вы как разговариваете со старшим по званию, рядовой? — с истеричной ноткой спросил лейтенант.

— Никак.

— Что?

— Никак не разговариваю, товарищ старший лейтенант.

— Та-ак… — лейтенант насупился и с деланной пристальностью оглянул всех троих. — Пили?

— Никак нет, — сказал Гаршин.

— Ну, это мы еще поглядим, — кусая губы, кивнул лейтенант. — Дурь, небось, курили, а? Курили? Ну ничего, мы выясним. Сейчас мы все выясним. Разберемся. Так, бойцы, ну-ка, построились в колонну и следуйте за мной. Шаго-о-ом марш!