Dixi

Архив



«Истина», которая в кавычках

(не про всех о поэзии)

 

По ряду причин я не стал разбирать творчество каждого из представленных на конкурс авторов. И далеко не всегда эти причины связаны со слабостью поэтических строк. Поскольку я невеликий специалист в этом деле, то могу говорить лишь о том, как сам понимаю какие-то вещи, ваше право спорить со мной или соглашаться. Может я и вправду что-то увидел, а может все мне помни́лось…

Ну, ладно, начнем.

«Платон мне друг, а истина дороже» — с подобным утверждением сталкивался каждый. Я предпочту взять слово «истина» в кавычки. Потому что говорить предполагаю о том, как поэзию вижу, какую ее ищу и какую жду. Поэтому и в кавычки.

Светлана Кургинян.

Изящно выполненный венок сонетов. Адово сложная задача, технически, на мой взгляд, решенная достойно. Не сомневаюсь, что стихи эти — а это — да, это именно стихи — в книгу попадут. Меня не смутила их нарочитая эстетскость, отсыл к литературным баталиям конца 19-го начала 20-ого веков (салонным жеманным, площадным, на страницах журналов и газет), когда поэтическая строчка ломала каноны (хотя, какие могут быть каноны в поэзии), а ирония пряталась за вычурностью тщательно подбираемых сравнений, когда поэзия системно и стремительно становилась мощной культурологической силой. Кстати, со мной, конечно, могут поспорить, но, на мой взгляд, нынешние реалии таковы, что поэзия снова выходит на передний гражданский фронт, захватывая умы. Только на сей раз поэзия трибунная. Быков, Лесин, Иртеньев, Емелин. Сей ряд может продолжить каждый.

Но я про Кургинян. Мне видится, что если разбирать венок сонетов Светланы, то еще и вот с какого ракурса. Насколько я понял, ею была предпринята попытка сделать стилизацию под то время. Время, когда правили Волошин, Брюсов (есть немало очень мощных русских поэтов, сплетших свои венки, мне, к примеру, очень нравится Венок сонетов у Виктора Сосноры, но это чуть позже)… Кстати, вопреки расхожим убеждениям, Шекспир венков не писал, но есть в исполнении Самуила Маршака безусловно великие переводы на русский его сонетов. И Светлана, не походя, а довольно искусно «восстановила» для нас эпоху, когда поэтическая речь еще искала себя и на этом пути набивала шишки.

Рената Юрьева.

Без сомнения, очень ровно. Без сомнения, это порой здорово. Есть одна деталь, на которую я бы обратил внимание.

Возьмем фразу — «Плещется … серым котенком». Вот, собственно, то, что меня пугает в некоторых современных поэтах — их искусственная нарочитость. Сравнение вовсе не неуклюже, оно замечательно, этих, плещущихся, явно мало, но они есть, они достойны стать поэтическим образом. Но потом все тело стиха наполняется вовсе не этим «котенком», вместо объяснения такого странного, но волшебного образа — нагромождение достаточно банальных «память как море», «девятый вал», «бухта надежд». При этом они, конечно же, оформлены вполне достойно, но «серый котенок море» стало единственным, и оттого не естественным, явно придуманным, то есть именно что нарочитым.

Ударение в стихотворении сделано, хотел автор того или не очень, на первую фразу, она потянула за собой читательское ожидание финала — столь же яркого, сочного, неожиданного. И когда не случилось, мне стало жаль. Стихи Ренаты — мудрые и хорошие, но не всегда стилистически просчитанные. Именно что не всегда, зачастую все в порядке, чаще даже в порядке. Знаю, что Рената очень много работает над техникой, поэтому не боюсь говорить такие вещи, потому что понимаю — восприняты будут правильно.

И, да, если общее впечатление от ее работ, то мне они кажутся очень достойными.

Екатерина Барбаняга.

И снова море. Оно и мое тоже.

«В смуглых детских руках извивается поводок.

Солнце томно играет с волнами. И глубже — страшно,

Холоднее пальцам маленьких белых ног».

Поэтическая строчка. Не предлагаю искать, в стихах Екатерины они вот, бери. Радуга.

«В закоулочках память прячется — закуточках,

Я брожу по ним пацанёнком и одиночкой

И далёкий-далёкий голос ловлю в тиши —

Беззаботную песню смуглявой моей души».

Стихи эти, конечно, делаются. Видно, как тщательно над ними работают. И поэтому слабо — лишь иногда. А чаще — лирически и эмоционально точно. И думается, что учить эту милую барышню уже ничему не надо. Она вполне самодостаточна со своим таким ясным и в то же время неожиданным поэтическим взглядом. А если чего не умеет сейчас, так это временно.

Николай Самуйлов.

Иногда ошеломляюще классно.

«Процеживаю душу через сито»…

«Тишина, как промежуток в бое»…

«И им уже дано понюхать порох,

И пот стирать с безусого лица.

Там мужество и страх таятся в порах,

В оскале и во взгляде мертвеца».

Получилось вполне себе рабочее стихотворение. Здесь я о другом. О далеко не бесспорном. Скорее всего, со мной согласятся немногие. И может быть, это будет правильно. Я вот о чем.

Каждый в свое время прочел что-то, определенное для себя как «высший класс». Поставил некий маркер. Потом, хочешь или нет, а другое сравниваешь с этим вроде как эталоном. Отсюда в некоторых из нас нелюбовь ко всякого рода римейкам. У меня такая нелюбовь к римейкам поэтическим, с прозой вроде как все нормально, там для меня важней послевкусие от образа, удачно выстроенная фраза, соразмерность… Ну, очень сложно настолько стибрить у какого там предшественника фабулу-сюжет, чтобы сразу воспринималось в штыки, это очень редко случается. А вот в поэзии…

И вот про войну мне страшно читать новые стихи. После «… мы были высоки, русоволосы, вы в книгах прочитаете как миф о людях, что ушли не долюбив, не докурив последней папиросы», после «я раньше думал: «лейтенант» звучил «налейте нам!» и зная топографию он топает по гравию», после «и пил солдат, слеза катилась, слеза несбывшихся надежд, а на груди его светилась медаль «За город Будапешт!» я боюсь новых стихов о войне. Это как писать про блокаду после «Поэмы без героя». Можно нагнать жути, но сильнее, чем Ахматова написать НЕЛЬЗЯ. Так многие не могут читать прозу о войне после Астафьева и Быкова, для кого-то не эти фамилии, а допустим Гроссман. Но маркер-то есть практически у каждого. Чем дальше факт, чем меньше реальных свидетелей, тем меньше шансов что-то ПРИДУМАТЬ, а я не хочу, чтобы про войну ПРИДУМЫВАЛИ. Или уж будет совсем что-то новое, к тому, что я знаю отношения не имеющее.

Вообще-то жду, хоть и страшно. Пока чудес не происходит. Может быть, только пока.

Но, оговорюсь, это только мое видение стихов о войне.

Владимир Тихомиров.

По-настоящему сильная поэзия. Хотя началось все не так радужно.

«Им нравится драться за место под солнцем.

Пускай их! Быть может, добьются его,

Какое им дело до трещин в оконце,

В котором для них не видать ничего».

Это «оконце» показалось мне сюсюканьем, следствием неудачной рифмы. Ну, сложно, я понимаю, подобрать рифму на слово «солнцем». И пришлось потом обыгрывать это слюнявое оконце, накручивать какие-то объяснения… И, пожалуй, автор даже сумел с достоинством из своего «оконца» все же выбраться.

И потом — так все хорошо…

Очень удачны ассонанс и аллитерация в сочетании с омонимами. На этом построены некоторые стихи, но это лишь прием, смысл стихов спрятан в глубину, в этот омут ныряешь с тревогой, а ну как коряга? Но там нет коряг, до дна не донырнуть. Хотя слова — просты.

«Мне воздуха мало и света.

— Герр Обер, зажгите свечу, —

Бутылкою шнапса согретый,

Запла́чу, за всё заплачу́.

И всё-таки счёт неоплачен,

И я перед всеми в долгу,

Ах, надо бы, надо б ина́че —

Да и́наче я не могу».

Вообще-то стихи, если без словесных вычурностей, — это когда глубоко. А еще лучше, если соразмерно — мысли, форме, достоинству и при этом изящно выполнено.

Такие в наших конкурсных работах встретились. Как пример — стихи Екатерины. Или вот — Владимира. Или Натальи.

Наталья Наумова.

Как мастер, как профессионал, она однозначно едва ли не лучшая в представленной подборке. Вот как если бы она была столяр и делала мебель, то получались бы у нее не табуретки, а все сплошь венские стулья…

«Здесь время по спирали сжато туго.

И всё упруго, как и слово «Рим»…

Конечно же, браво. Только за эти пару строчек. Но — это всего лишь пара строчек из полновесной подборки, которую перечитываю уже не в первый раз. Стихи выстроены точно — логически, поэтически, фонетически. Речь уже не идет о поиске недостатков, даже шероховатостей. То есть при желании мог бы и отыскать, но желания такого нет. Стихи ее как Исаакиевский собор — с ценностью давно определились, теперь бы определиться с принадлежностью.

И вот это-то чуть-чуть, совсем, поверьте, чуть-чуть смущает. Я бы определил как некоторую ее отстраненность. Она как бы над. Как если бы она — Базаров и говорит: «Природа не храм, а мастерская». Вот как в мастерскую или в вузовскую аудиторию, так и входит к нам — уверенно, сейчас бросит: «Добрый день! Тема сегодняшней лекции…» И здорово, ведь и в самом деле есть чему поучиться, к тому же все это без снобизма, спокойно — не делай как я, а посмотри, как можно сделать. Так что оставлю это свое «чуть-чуть» пока за скобками. Мне ведь оно даже и симпатично, когда такая симметричная таланту уверенность.

Александр Тяпкин.

Удивительно, но я никак не могу понять, как я отношусь к этому безусловно интересному поэту. Его некоторая, теперь уверен — показная, неумелость, это что? Это такая игра? Зачем? Это чтобы достучаться до каждого? Вот он я, такой же как все, спотыкающийся… Тут и близко нет чеканной уверенности Натальи Наумовой, но зато уж сомнений полная торба…

В живописи есть такой стиль — наив. Здесь тоже?

«Вмиг оттаяло сердце до дна,

От тревоги избавившись пыток».

Или вот, ужасное на первый взгляд.

«В ней — мой поцелуй благодарный

И сердце моё огнедышащее…»

Зачем эта поэтическая грязь?

Ведь вот здесь же — лучистое

«По лугам я шастал —

На цветок похожий.

Я общался с Богом,

Словно с лучшим другом…»

Ага, точно — наив. Или все же стеб?

И наконец, еще два имени, мимо которых я не могу и не хочу пройти.

Анна Швецова-Рыжикова и Владимир Селянкин.

Меня восхитило:

«Чем крепче кофе, тем ночь длиннее» — просто, точно, не натужно, настрой на всю подборку. Да, тут тоже игра — в узнавание, но узнавание не примитивное, за простыми словами повзрослевшая душа.

Так прекрасно быть не первым,

Вместо «да» услышать «нет»,

Понимать, что путь не прерван,

Брать ещё один билет.

 

Получать совет на вырост.

Не сложилось? Не срослось? —

Прогонять гордыню-вирус,

Отпускать обиду, злость.

Это — у Владимира.

А вот у Анны:

Так неожиданно начался дождь!

По головам, плечам хлестал прохожих.

Он на асфальте лихо лужи множил

И на факира чем-то был похож…

«Это «ж» неспроста», — как говорил Вини-Пух. Оно, такое родное, как детское «вжиканье» или взрослое «жажда», здесь более чем уместно. Зажигает, жахает, жеманничает, жульничает… Оно — живет.

И мы — сразу, без раскачки, уже в стихотворении, в настроении, в теме.

И далее — оживает, упрочняется метафора, гипертрофируя образ, разрывая и развивая тему. И выводит нас на явно нужные нам сейчас, в сию секунду понятные обобщения, они такие ясные, что даешься диву — ну это же понятно!

И — кода. Катарсис.

Это все?

Да. А больше ничего и не надо.

 

Леонид Кузнецов

 

 

 
html counter