Юрий КОЛОМИН (г.Москва) Белка                                                

Евсей Абрамович Должиков открыл глаза и тут же прищурился. Яркий луч, нагло просочившись сквозь неплотно закрытые шторы, тонким лезвием ядовитого ультрафиолета полоснул по глазам.

– Черт, – недовольно жмурясь, выругался он, переворачиваясь на другой бок, но уже не спалось. Рядом на подушке, беспардонно развалившись, дремала недопитая баклажка пива. Обнаженная, без этикетки, бесстыдно сверкала пластиковыми боками. Он с жадностью схватил ее, яростно скрутил крышку, на что она отозвалась призывным пшиком, и употребил в несколько глотков. Утробно рыгнул и с чувством выполненного долга блаженно откинулся на подушку.

Благодать продолжалась не долго, нестерпимо захотелось еще. Он с сожалением и безнадежной тоской в глазах посмотрел на опустошенную тару, сиротливо ютившуюся в ногах, пнул ее и шумно вздохнул. Опять не спалось. Сон «больного» краток и тревожен, но даже и в таком виде больше никак не шел.

Поелозив на скомканной простыне еще несколько минут, сел. Почесал живот, густо заросший волосами ярко рыжего цвета. Смачно зевнул с протяжным выдохом.

Ноги привычными движениями нащупали тапочки и забрались внутрь искусственной кожи. Привстал и тут же откинулся на спину, высоко задрав ноги, как будто какая-то неведомая сила дернула за плечо и потащила назад.

            – Ух, ты! – удивился он.

Передохнув в таком положении и собравшись с силами, попробовал еще раз.

Со второй попытки получилось. Стоял, покачиваясь, минут пять, пока вестибулярный аппарат не уравновесился. Предательская дрожь в коленях и легкое головокружение напомнили о приятно проведенном вечере.

– Неужели опять набрался? – заподозрил он неладное и вздохнул, – ничего не помню. Ну, выпил вроде бы чуть-чуть и лег спать.

Задумался – память отказывалась пускать в свои анналы. На каждую попытку проникнуть глубже отзывалась тупой болью в затылке.

– Ладно, подождем, – вынужденно согласился с организмом. Вернулся в исходное положение, примостился поудобнее на подушке и включил телевизор.

Показывали что-то про богатых, сделал звук погромче.

– Ага, - заинтересовался он, –  знаменитый олигарх разводится с женой.…

На кухне послышалось звонкое щелканье.

– Так, – подумал он, – жена еще не ушла на работу, сейчас и узнаем, что у нас было. Или у них? Если у них, – то у кого, и где я вообще был? И с кем?

Вконец запутавшись, приподнялся на локте и открыл рот:

– Эй, ты где? – грозно крикнул вглубь коридора и прислушался.

– Э-эй, – повторил чуть ласковей. Никто не ответил, но щелканье прекратилось.

– Ну и черт с тобой, – совсем не расстроился и пригрозил, – попросишь еще…

Чего попросишь – не уточнил, так как сам в этот момент и не знал. Опять уставился в телевизор…

– Ну, разводятся эти олигархи, ну и что, – заволновался, негодуя, – нашли проблему. Я, когда разводился, никто не знал. Никаких тебе репортеров, телевидения…. Денег много, вот они и кочевряжатся…

Он резко замолчал, уставившись в потолок:

– А когда это я разводился? – спросил удивленно себя, – неужели приснилось?

Щелканье на кухне возобновилось.

– Ну, сейчас получишь, – раздраженно выкрикнул, упустив мысль.

Рывком встал с кровати и чуть не потерял равновесие. Побалансировал, как канатоходец, расставив в стороны руки, и двинулся вперед, цепляясь за стены.

Добрался до кухни, открыл дверь и оторопел  – на столе сидит белка и щелкает фисташками, рассыпанными по скатерти.

– Кыш, тварь! – гневно взмахнул рукой.

Белка посмотрела на него умными коричневыми глазками и выпрыгнула в открытое окно. Сева плюхнулся на стул, побагровев лицом.

– Ну и ну, жена оборзела совсем, – возмущению не было предела, – по комнатам животные бегают.

Взял со стола пачку сигарет. Открыл – пусто. Бросил в мусорное ведро, стоящее в углу, не попал.

– Невезуха, – обреченно посетовал на судьбу и махнул рукой.

– Нужно порыться в куртке, – подумал он, – может в кармане что осталось.

Неуверенно встал, широко раздвинул ноги и двинулся, как самолет, с распростертыми руками. По пути, зацепившись за трюмо, увидел свое отражение.

Из зеркала смотрело лицо какого-то человека с огромными мешками под глазами, взъерошенной недельной бородкой и красным опухшим носом, на кончике которого громоздился огромный прыщ с противной бело-желтой головкой.

– Фу, – брезгливо поморщился.

Поднес к носу толстые короткие пальцы и обомлел. В отражении пара говяжьих сарделек, отчаянно вибрируя и изгибаясь, пыталась выдавить ему глаза.

В испуге отшатнулся. С бородой, ехидно моргнув, прянул к стене.

– Мать честная, – вскрикнул в сильном удивлении, неожиданно признав себя в бородатом.

– Ну уж нет, тебя-то я не боюсь, – пригрозил отражению и, изловчившись, быстро схватив себя за нос щепотью – большим и указательным пальцем, – выдавил прыщ.

Густая жидкость брызнула на зеркало. Вытер ее рукавом и опять уставился на себя.

– Вот так, – с глубоким чувством удовлетворения похвастался бородатому. Гордо покрутив головой, осмотрел свой профиль в боковое зеркало.

– Красава! – снова сообщил отражению и поскреб щетину.

– Похож, похож  на олигарха, просто вылитый, – продолжая скрести, бесцеремонно сравнил себя со знаменитостью. Перевел взгляд и разочарованно сморщился.

– А в фас – натуральный русский, – недовольно скривившись, промычал в нос, – глаза б не глядели.

Еще раз зыркнув исподлобья, будто что-то могло измениться, с отвращением плюнул и отошел от трюмо, мысленно досадуя:

– И чего так? Отчество, если переставить ударение, вроде бы позволяет быть олигархом, а вот с фамилией – родители наградили. Точно, все из-за нее не везет. Была бы как отчество, прямо сейчас развелся, – он мечтательно закатил глаза.

–  Дал бы ей пару миллиардов отступных, и гуляй. Фотомодели, мисс красоты….

Плотоядно потер руки и продолжил мечтать, – яхты, море...

– Хотя нет, – обрубил себя, – пары ей много будет – не заслужила, одного достаточно... миллиона, – глубоко задумался, снова поскреб подбородок и добавил, – рублей. В самый раз.

Потоптался в коридоре, выбирая маршрут: вернуться на кухню или продолжить движение в сторону комнаты. Взгляд снова упал на зеркало – бородатое мурло смотрело на него, не мигая и как-то искоса.

– Бр-р, – передернуло его как от паленой сивухи.

Он отвел глаза и уперся мутным взглядом в фотографию жены, стоящую на полке.

Свирепо нахмурился и вдруг, неожиданно для себя, резко гаркнул:

– Будет знать, как от меня водку прятать!

Тяжелый, прокуренный воздух сотрясся и на миг замер...

– Водка! Господи, водка! – воздев руки, вспомнил Сева, неуклюже приплясывая, – вчера заходил приятель с бутылкой, а она, язва, его выгнала, а пузырь спрятала.

– Спря – тала? – протяжно и задумчиво повторил еще раз.

В памяти всплыли мимолетные отрывки прошедшего дня, взгляд потускнел.

– Да – а, –  медленно продолжил, постепенно теряя бодрость духа.

– Вроде, пока искал, зацепил ей разок, – снова мрачно задумался, вспоминая, – может и другой... по загривку...

Еще подумал и совсем притих. Почесал зудящую щетину и встрепенулся:

– А чего она? Сразу надо было признаться, куда заныкала, – хлопнув себя по лбу, радостно вскрикнул.

На кухне загремела посуда. Сева недовольно оглянулся и сквозь дверной проем опять увидел рыжую бестию, скачущую под столом на куче пустой посуды. Помахав хвостом, она прыгнула на табуретку, потом на холодильник. Пустые бутылки медленно покачались и со звоном рассыпались. Толкая друг друга, все как одна покатились по полу, кроме единственной, удержавшейся на «ногах». Как оказалось, не допитой, сиротливо оставшейся среди кучи-малы.

– Вот она родимая, – обрадовался он и нагнулся под стол. Белка прыгнула на спину.

– Кыш, брысь, – попытался ее согнать, пошатнулся, и чуть не выронил бутылку.

– Эть, – хекнул он, удерживая равновесие, схватившись за край стола и потихоньку распрямляясь. Белка, чтоб не скатиться, вцепилась коготками.

– Ой, – возмущенно ойкнул, хотел согнать, но было нечем. Одна рука держала бутылку, другой держался сам.

            – Черт с ней, пусть сидит, – морщась от боли, вынужденно смирился с захребетницей, – помогла ведь найти.

– А может она и вчера здесь стояла, – прикидывая на глаз остаток, вдруг осенило его, – а я ей зря оплеуху отвесил?

Белка перебралась к нему на плечо, щекотно поводя хвостом по шее. Он поежился.

– Раз врезал, значит не зря, не за бутылку, так еще за что, – сделал окончательный вывод и успокоился, – потом вспомню.

Выпил стопку, по пищеводу пробежала горячая волна и остановилась где-то внизу желудка. Он скривился, занюхивая рукавом, белка поморщилась и чихнула.

– Что, не нравится? А мне каково? – повеселевшим голосом спросил он, протягивая ей орешек, – на, закуси.

Белка взяла лапками и с громким хрустом разгрызла. Шелуха посыпалась ему за воротник на шею.

– Кыш, – махнул Сева рукой.

Белка с легкостью перепрыгнула обратно на холодильник.

– Вот подлая тварь, ее кормишь с руки,  а она гадит мне на шею, – возмутился он, поднял бутылку, повернулся к окну и посмотрел на свет. Долил остатки в стакан и выпил.

– Надо закусить, – подумал он и открыл холодильник.

На полке лежали три куриных яйца, все остальное пространство сверху донизу было заполнено пустотой, даже от мыши осталась одна веревка.

Белка свесила голову вниз, пытаясь заглянуть внутрь.

– Подвинься, – рявкнул Сева, – башку прищемлю.

Белка одним прыжком переместилась на стол. Сева достал яйцо, чпокнул об острый край стола и удивленно вскрикнул.

– Вот гадство, и яйцо уже отпили, – он, негодуя, разглядывал пустую скорлупу, – ну придет, получит.

Переступил с ноги на ногу и вляпался в стекший по ножке стола желток. 

Белка хихикнула и насмешливо посмотрела на него.

– Чего лыбишся, весь дом загадили, – покраснел Сева, глаза налились кровью. Он потоптался на месте, размазывая вытекшее яйцо по полу, снял тапок и с размаху бросил его в коридор.

Белка пугливо прижала ушки и, на всякий случай, перепрыгнула ближе к окну.

Сева шмыгнул носом, подумал и сменил гнев на милость.

– Ты не бойся, я тебя не трону, ты мне нравишься, бутылку вон нашла, не то что некоторые, – пожалел он зверька, протягивая руку, чтобы погладить.

Белка вдруг по-кошачьи мурлыкнула, и длинными прыжками переместившись в комнату, села перед шкафом.

– Кис, кис, кис, – позвал ее Сева, она подпрыгнула и заговорчески подмигнула.

– О как! – воскликнул он и, заинтригованный, поплелся к ней в комнату.

Белка прыгнула на дверцу шкафа и та, жалобно скрипнув, открылась настежь. Он осторожно заглянул внутрь. Никакого скелета не было, зато – среди кучи белья – ярко белело великолепной пластмассовой крышкой узкое горлышко бутылки.

В висках гулко застучало, перехватило дыхание. Рука медленно потянулась, боясь спугнуть находку. Схватил, прижал к груди. Белка весело подпрыгивала на дверце.

– У, ты моя умница, – похвалил ее, переведя дух.

– Жи, жи, – самолетом-бомбардировщиком по накатанной глиссаде, зажав в руке мертвой хваткой вожделенный предмет, перелетел на кухню...

Сева пил, беседуя с белкой, жалуясь на жизнь, безработицу и прочие неприятности, случившиеся с ним по вине жены, друзей, знакомых и всего мира, сожалея о безвозвратно ушедшей молодости…

Белка внимательно слушала и даже вроде бы кивала, потом пришли еще две, и он им заново все рассказывал.

Те помахивали хвостами в знак согласия и грызли орешки. Когда они закончились, выпрыгнули в окно и весело поскакали по дереву, растущему напротив, перепрыгивая с ветки на ветку.  Последняя оглянулась, и, как ему показалось, поманила за собой лапкой. Ему захотелось так же, как они, беззаботно прыгать по веткам, ни о чем не думая, ни во что не вникая, не обращая внимания на окружающий мир.

Подошел к окну, его огромное тело не пролезало в форточку. Больно ударившись локтем, сел на табуретку, положил голову на стол и заплакал…