Dixi

Архив



Юлия ПОНОМАРЕНКО (г.Москва) ПЕВИЦА

Пономаренко 

Отец с приглаженными кудрявыми волосами прячет в потайной комнатке букет роз, и не один. Два других для девушек из группы. Так, из приличия. Он не шутит и не улыбается, Майкл – сгусток напряжения. На кремовом пиджаке в полумраке ночного клуба перламутром отливают капельки пота. Она, выпускница женской католической школы, сутулясь, выходит на сцену. Здесь все почти свои. Пространство интимно.

Бретелька падает на цветастом платье, обнажая белый лифчик не в тон. Ее голос, как сочный торт, вкусен, хочется говорить:  «Еще, еще!» Она так красива, что хочется, уставившись, неприлично разглядывать ее, и вот такой случай представился. Лохматые юноши студенческого вида, старухи-родственницы, угловатые и несуразные девушки-подружки, коллеги отца с нарядными женами, потягивающими коктейли, всматриваются в желтый пыльный шар света, в котором она. Даже слепящий сценический свет не ярче ее. Она ярче света. В ней нет ничего, к чему можно было бы придраться: и голос, и внешность ее, и реплики, которые она смущенно бросает в зал, все так изумительно точно, так совершенно, что хочется благоговеть. Красота ее была бы кукольна, если б не сутулость, если бы не ноги, чуть-чуть тяжеловатые для этой миниатюрной фигурки, но каждый мужчина в зале чувствует, каждая женщина знает – эта женщина необыкновенна и очень опасна. Ее желания – закон, пред ней невозможно будет устоять. Но это в будущем, пока она почти ребенок, еще цветок. Прическа ее скромна и естественна – белокурые волосы сами каскадом падают на прекрасное одухотворенное и соблазнительное лицо, платье обычно, просто летнее, просто яркое, туфли – балетки, почти тапочки без каблука.

 

 

Жены коллег понимают, что она не просто любимое чадо своего папы. Она певица, и ей есть, что сказать. Темнокожий лысый мужчина в черной фетровой шляпе лично прилетел из Нью-Йорка, чтобы аккомпанировать ей. И все нутром понимают, что если здесь этот в шляпе, значит это все серьезно, значит это все не просто так. «Я не буду раздеваться перед тобой»,  – шепчет она в микрофон, словно кому-то на ухо. Папа, не дыша и не моргая,  смотрит на сцену. Каждое слово, словно капля нектара, падает в микрофон и разливается по клубу. Все молчат. Никто не гудит и даже не пьет из бокалов. Никто не стоит лицом к бару и к ней спиной. Все глаза устремлены на эту маленькую фигурку, которая так невинно шепчет в микрофон. Все узнают, что она любила, и он любил, и они были близки, и он клал руку ей на бедро вот так, и  она чувствовала от этого и дрожь, и боль, и сладость, и тоску. И вот теперь стоит она перед всеми, кто знает и любит ее, и громко поет о своих тайнах.

 

Это был ее дебют. Никогда прежде  так громко и публично не отдавала миру она свои грезы о пурпурных грушах и фиолетовых бананах. В ней кипело так много слов и мелодий, так горяча и богата была юная жизнь, что она больше не могла молчать. О такой жизни можно было только петь. И она пела, простирая руки в стороны, пальцы словно цепляя за невидимую изгородь, словно стуча в непроницаемую стену. Под властью драмы пенились сердца слушателей, взрываясь в рукоплескания. Университетские подружки смотрели на нее с искренним восхищением, небритые юноши как будто безразлично, старушки с умилением, мужчины постарше с вожделением, а зрелые женщины с показной радостью.  Все орали «браво»! Браво тому, что он так любил и желал ее, а она его, и их влекло друг другу, и тому, что что-то было между ними, о чем  сейчас горько,  но сладко вспоминать. Браво тому, как спадает у нее с плеча бретелька, а она беспрестанно поправляет ее, браво тому, что она и умна, и хороша собой, и слогом, и голосом владеет.

 

И стоит сказать сейчас интриги ради, что на этом вечере случилось нечто неожиданное, например, во время концерта среди своих друзей певица вдруг заметила своего бывшего любовника. Того самого, кому были посвящены многие из ее песен о разбитом сердце. Он не был приглашен на концерт и даже не должен был знать о нем. Девушка смутилась и вздрогнула при виде незваного гостя, но продолжала петь о зеленых цветах, как ни в чем не бывало, стараясь не смотреть в его сторону. Были в программе вечера и песни, которые она посвятила ему, когда они еще были вместе. И все их она честно пропела, не изменяя программы, не вздрогнув ни голосом, ни бровью. И в маленьком зале ей трудно было не заметить, что он пришел не один. С ним была девушка, которую он обнимал, сидя на стуле. Девушку она тоже успела разглядеть, вплоть до родинок, вплоть до кружев на блузке. «Зеленые цветы» – этот альбом был посвящен вот этому парню, что сейчас нагло смотрит ей в лицо, не щурясь от блеска ее красоты, обнимая другую.  Зеленые цветы – это он и она, и все ее песни и их тайна, что  проливается сейчас в воздух  клуба, бесстыдно и легко, как из кувшина молоко.

 

Затаив дыхание. смотрит на певицу отец, зарделись щеки на некрашеном лице моложавой подтянутой матери в джинсах. Все замерли, все. Облегченно вздыхают друзья родителей. Им не придется теперь лживо восхищаться талантом дочери пригласивших их друзей. Гордо усмехается непрошенный бывший любовник, вспотела кофточка его новой девушки в том месте, где повисла его рука.

 

После концерта публика не спешит расходиться. Друзья родителей поздравляют их с успешным дебютом дочери. Все восхищаются ее голосом, манерой держаться и тем, как трогательно то, что приехал этот лысый в шляпе. Юноши и мужи пьют еще по пиву, ухоженные дамы украдкой вспоминают времена, когда и их хотели. Подружки почти в открытую завидуют однокурснице. Папа уже подарил розы. Бывший любовник ушел с новой любовницей.

 

И только одна певица по странности оказалась забытой. Она укрылась в темноте за ширмой, где почти полчаса провела в полном одиночестве.

 

Незамеченным оказался вскоре выпущенный ее умный и откровенный альбом о чувствах и зеленых цветах, и все как-то быстро забыли этот вечер.

 

 

 

 
html counter