Галина ПИЧУРА (Нью-Джерси, США) СЫРНИКИ НА ЗАВТРАК

Ранним субботним утром, когда родители спали, Оксана незаметно пробралась в сарай, закрыла изнутри дверь, положила на недавно сколоченную отцом скамейку тетрадь, бросила под колени старую куртку, висевшую на гвозде, и начала писать:

«Дорогая редакция газеты! Я живу в городском поселке и учусь в четвертом «Б» классе. Мне не с кем посоветоваться, а вопрос очень важный. Я слышала, что газеты помогают людям, когда им самим не разобраться. Может, что подскажете?

Одна-то я ничего тут не смогу придумать. Просто плачу вот. Ну, я лучше по порядку расскажу, вы уж потерпите.

Дружили мы с соседями много лет. Тетя Надя и мамка моя — подруги с самого детства. Обе они красивые были в молодости. А тетя Надя даже на районном конкурсе  «Красота спасет мир» первое место заняла, но меня тогда еще на свете не было. Зато я фотографии видела, где она в короне на пьедестале стоит. Ох какая она там!

Зинка в нее уродилась внешностью. Из всех девочек она одна красотой и выделялась. Как кукла Барби, с белыми волосами до плеч. Глаз не оторвать! А походка чего стоит! Ее даже дразнили воображулей. Хотя нос задирать ей было не из-за чего. Недаром говорят: «не родись красивой, а родись счастливой». 

Жаль мне ее до слез: нет ей удачи в жизни, Зинке моей. Ну, только с братиком ей повезло, а так-то — врагу не пожелаешь. Ну, это я опять вперед забегаю.

Брат ее, Вовка, заботливым и добрым всегда был. И хоть он всего на год старше Зинки, а оберегал ее от дворовых разборок, по дому помогал, еду ей разогревал, когда мамка ихняя пьяная спала или шлялась где-то. А когда к ней дядьки разные в гости ходили, Вовка Зинку быстро уводил из дома. Летом — на озеро. Они там в лодке пережидали, когда уже можно домой идти спать. А вот зимой было хуже. Он, бывало, накинет на Зинку шубку кроличью, что ей от племяшки нашей в подарок досталась, и — на улицу! С горки катал ее вечерами, в снежки играл с ней, а уж если замерзали совсем, то они к соседям на чай ходили или на телевизор.  Сначала-то у них свой был телевизор, а потом его тетя Надя продала. Говорила, что детям пальто нужно справить, но так ничего и не купила.

Весь наш поселок жалел Зинку с Вовкой. Кто чем помогал. И вещи старые отдавали, и игрушки. Папки-то у них никогда не было настоящего! Бабушки померли. Неоткуда помощи ждать!

И у нас они торчали почти каждый вечер. И еще один дом был для них родным: баба Вера жила недалеко. Так та всегда их и накормит, и приласкает, хоть она им —  никто. А уж потом они домой шли ночевать. Вот еще такой случай был, к примеру...

Однажды поздно вечером мамка ихняя долго не открывала дверь... Баба Вера звонила и стучала, но никто так и не ответил.  Ребята на ночь у бабы Веры и остались. А утром она их умыла, накормила, да сама в садик и отвела. Так Зинка мне потом два дня рассказывала, как баба Вера их угощала: мол, такого завтрака вкусного у них с Вовкой никогда еще не было. Да она не просто рассказывала, а и слюну сглатывала. Я-то сначала и впрямь подумала... Ну, про пирожки с грибами, про блины с икрой или еще чего... А оказалось — обычные сырники со сметаной! Тоже мне, невидаль! Смешно прямо... Видать, им мамка сырники никогда не жарила! Я про это дома рассказала, так моя мама с тех пор стала сырники на завтрак чуть не каждый выходной подавать.

«Быстро, — говорит, — без лишней возни, да и вкусно! Права Зинка твоя. Пусть заходят с братом, угощу!»

А потом тетя Надя совсем спиваться начала, а ребята беспризорными стали. Ну, соседи в милицию и обратились. В общем, лечиться ее отправили насильно. А ребят в какой-то интернат определили. Сказали, что если мамка пить бросит, то их опять домой вернут. 

Только взрослые говорили, что женский алкоголизм не лечится. А тетя Надя всем назло, представляете, перестала пить! Детей ей вернули. И зажили они нормально, но, конечно, без папки. Откуда ж ему взяться-то?

Когда нам по семь лет исполнилось, мы с Зинкой в школу пошли, в один класс. В общем, настали хорошие времена. Тетя Надя, довольная вся, по поселку с дочкой расхаживала, покупала ей обновки. А сама-то она в нашем продуктовом уборщицей работала.

А потом появился у ребят ну кто-то вроде папки. Дядя Слава. Он в поселке нашем только недавно появился. Видный такой, симпатичный и даже городской. Родители говорили, что он работу потерял, а у нас его механиком взяли. 

Дядя Слава всегда приносил с собой шоколадки для Зины и Вовки, и еще, вдобавок, мог то куклу, то конструктор принести новый. Насовсем дарил. Влюбился, наверное, в тетю Надю. 

Она и правда, когда пить бросила, опять красивой стала, хоть уже, конечно, не такой, как раньше, но все равно!

А ухажера мамкиного ребята полюбили. И совсем даже не из-за подарков. Он хороший был. Как настоящий папка. Только уходил домой ночевать. Но потом же опять приходил!

Сначала все было хорошо. А потом! Сорвалась тетя Надя. Просили же ее не пить! И долго не пила ведь! Целый год. А тут вдруг наклюкалась вдрызг! И что учудила-то? В бадминтон играть пошла с соседом рыжим! На четвереньках ползала за воланчиком, да хохотала, как ненормальная. Раньше, когда напивалась, так ее хоть не видно было. А тут весь поселок над ней смеялся. Кроме бабы Веры, которая плакала.

А через день дядя Слава к ним в гости пришел. Каким-то чудом не узнал он про все это пьяное дело и был в хорошем настроении. Он принес торт, но попросил не есть его, пока тетя Надя с работы не вернется. А Зинке моей обидно стало, ну что несправедливо все так на Земле устроено: им, значит, нельзя торта, пока мать на работе, а сама она часто вкусности съедала без них со своими дядьками знакомыми. А они с братиком, голодные, по соседям побирались, а потом дома пустые коробки из-под конфет и тортов в мусорном ведре находили. 

Так мало того! Побила ее тетя Надя на улице при всех, представляете! Побила за то, что та ее домой звала, чтоб она пьяная не играла в бадминтон, да еще с чужим дядькой. Зинка кричала:

— Кто так делает?! Это не по-честному! Дружишь с дядей Славой, ешь его сладости, а сама играешь с другими! Предательница!

Ну, за то она и получила, как следует. Ночь не спала от обиды, плакала. А тут еще этот тортик!

Короче, не выдержала Зинка и сказала дяде Славе, что мамка ее вчера с соседом весело играла, так что можно торт и самим съесть, а не ждать ее с работы. Она хотела еще добавить про пьянку, но тут Вовка подошел и дал ей подзатыльник, чтоб замолчала.

— Не ври, дура! Зачем врешь? — заорал он на сестренку.  — Не слушайте ее, дядь Слав, она все это придумала, потому что мама ее наказала и потому что ей торта охота сразу, а не потом.

Но дядя Слава грустным стал, закурил даже, хоть и дождался тети Нади, как Вовка потом рассказывал.

Стали они чай пить, тортик разрезали. А Зинки нигде нет. И не отзывается даже на крик. Решили соседей обойти.

Нашли Зинулю зареванную у бабы Веры. Той тоже досталось, почему, мол, не сообщила родителям. А она и говорит им:

— Было бы кому сообщать! Родители, мать вашу! Я не дам ребенка в обиду. Тебя нужно прав родительских лишать. Опять за водку взялась, шалава? А ты, Володя, зачем сестренку обидел?!

В общем, глупая история какая-то... Да и много с тех пор времени прошло... А только вот горе от истории этой огромное получилось: дядя Слава бросил тогда тетю Надю насовсем. Узнал он все про ее алкоголизм от бабы Веры, а потом уж ему и другие соседи порассказывали всякое такое: ну, про то, что Вовка с Зинкой как-то родились, а кто отцы ихние, никому так и неизвестно, мол.

Вроде, люди в поселке нашем хорошие, а получается, что сломали жизнь своей соседке длинными языками. Она ведь, как брошенная осталась, так пить стала со страшной силой. Да еще, представьте, каждый божий день! Ну, и допилась: детей у нее отняли. Они сейчас в детдоме живут. Зинка, та уж — в четвертом классе. Вовка — в пятом... Такие вот дела...

Мы с мамой иногда их навещаем, гостинцы привозим, и так, поболтать. Хоть и далеко это от нас: на электричке ехать, а потом еще на автобусе.

Ребята изменились сильно. Дикие стали: не то злые, не то испуганные. И стыдно мне в глаза им смотреть, особенно Зинке! У меня-то семья — благополучная: и папка имеется, и мамка не пьет. А им вот не повезло. Хотя они меня ничем не хуже. Значит, от людей судьба-то не зависит! А зачем говорят, что все в руках самого человека? Врут нам взрослые! И даже учителя врут... И не стыдно им?

Я вот свою мамку сто раз просила забрать ребят к нам, так она говорит, что ей и меня хватает с папкой по самое некуда! Как же мне помочь Зинке с Вовкой? Что от меня зависит? Получается, что ничего?!

Но самое страшное, что тетя Надя к ним ни разу в детдом этот не приходила, представляете! Когда их туда забирали, они плакали, а она кричала им вслед, что Зинка — предатель, как Павлик Морозов, и что если б не ее предательство, то вся жизнь у них иначе бы сложилась. Ну, мол, женился бы тогда дядя Слава на мамке ихней, а им бы папой стал.

А Вовка... Тот все-таки на Зинкиной стороне остался:

— Нечего Зинку винить! Водку свою вини! Зинка-то — ребенок  маленький, понимать нужно.

Ребята надеялись, что мамка позлится-позлится, да одумается, пить бросит и заберет их из детдома этого. Там-то — жуть как плохо: и бьют, и отнимают все, что приносят со стороны, а то еще чего хуже бывает... Мне ребята такое порассказывали! Но никто их так и не забрал. Тетя Надя все мужа себе искала, да не получалось у нее найти, вот она совсем и спилась, да и померла в прошлом году.

А баба Вера все грозилась забрать ребят к себе, но по закону оказалось нельзя этого, потому как одинокая она, старая, да на одну крохотную пенсию живет. Куда уж ей чужих детей поднимать! Она-то ребят навещала, пока жива была. Но померла баба Вера недавно от сердца больного. Да и вину свою чувствовала, видать, что сгоряча лишнего сболтнула тогда...

Ну, вот я почти и до самого главного дошла, зачем письмо написать решила...

В последний раз, когда были мы у ребят, значит, Вовка посидел-посидел, помолчал, да и убежал: позвали его куда-то. А Зинка с нами осталась. Она все грустная была. А потом вдруг как заревет:

— Тетя Света! Миленькая! Научите, как молиться нужно? Хочу Бога попросить, чтобы мамке моей там хорошо было, на том свете! И еще... чтоб простила она меня за тот случай, ну, с дядей Славой... Я тогда маленькой была, глупой, и такое горе сделала! Никогда не прощу себе! Я обиделась, что побила она меня накануне, и думала, что накажу ее. Но я не хотела, чтобы дядя Слава ее бросил! Я думала, раз она меня наказала, а он бы ее наказал, чтоб она больше не пила и с другими чтобы не...

Мамка моя Зинку к себе прижала и говорит ей: 

— Глупая! Ты тут не причем совсем. Раньше или позже узнал бы Слава от соседей все. Да и не собирался он жениться на твоей мамке. Женатый он был. У него в городе семья имелась: жена и трое детей своих. Так просто приходил — отдыхать и одиночество коротать, пока не переехали они все к нему. 

Тут такая истерика началась у Зинки! Словами не передать! Я сначала и не поняла, с чего вдруг. Ей же наоборот объяснили, что не виноватая она. 

Но через минуту до меня дошло, чего она взбесилась: обидно ей, что мамку ее дядя Слава не всерьез любил, а как бы понарошку. Не нужно было, конечно, ей говорить всего этого! 

Зинка с нами тогда даже не попрощалась, а просто убежала, вся зареванная. А мы домой поехали.

С тех пор мы у ребят не были. Разозлилась моя мама, что Зинка добра не ценит. Мы, мол, ездим в такую даль навестить ее с братом, а она тут еще характер показывать будет!

Я уж родителям объяснять устала, что забрать ребятишек в семью нашу нужно! Тогда и ездить не придется, и всем от этого хорошо было бы. Да куда там!

А недавно письмо нам пришло от Зинки. Пишет она, что когда вырастет, денег много заработает и всех детей из детдома себе заберет и мамой им станет. И пить никогда не будет вообще, и с мужчинами водиться тоже, потому что все они, как и дядя Слава, — подлые люди. 

Но самое ужасное, — как она про семью нашу написала... Мол, к нам они с Вовкой жить и не пошли бы ни за что, даже если бы мы их и позвали, потому что мы их мамку не уважаем, пьяницей называем непутевой. А мамка их — самая лучшая на свете, всех красивше и добрее, просто не везло ей, вот и запила.

А зато она бы точно взяла соседских детей из детдома к себе, если б они сиротами остались. Потому что она, хоть и пила, а душу не пропила. А моя мамка, мол, хоть и не пьет, а души у нее только на гостинцы раз в месяц и хватает.

— Спасибо за все, — пишет, — но больше не нужны нам ваши подачки! И так проживем!

Ух, что тут было-то! Мамка моя орала так, что на весь поселок, наверное, слышно было:

— Вот оно воспитание когда проявляться стало! Вот она благодарность пришла за все добро! А ты еще говорила, чтоб я их забрала себе! Отродье алкоголичье! Не смей больше напоминать мне про них! 

Родители заснули. А я полночи проревела... Права Зинка! Видать, нет у взрослых души. Что ли с возрастом она умирает? Или это мои такие бездушные?

Пошла я в сарай тихонечко, зажгла свечку, встала на колени, открытку со Святой Богородицей на скамейку поставила, к стенке впритык, и начала молиться, как умела:

«Святая Богородица, миленькая, сделай так, чтобы взрослым разрешалось души свои из детства с собой забирать! Чтобы помнили они, как страшно жить маленьким без мамки и папки совсем одним! Всели в родителей моих доброту настоящую! Пусть они Зинку с Вовкой заберут из детдома! Ну, пожалуйста! Я тебя больше ни о чем просить не буду»! 

Ну вот, у Бога помощи попросила, а теперь и у вас хочу попросить. Помогите, пожалуйста! Поможете? Говорят, в газетах многие защиту находят.

Ну, пора мне закругляться! Я и так вон сколько листов исписала! Вы уж простите  меня, но короче никак нельзя: тут все в моем письме очень важное. Пойду я домой, пока мамка не проснулась, а то еще орать начнет, где я околачиваюсь в такое время. Она у меня на самом-то деле хорошая, только отца боится очень, оттого и кричит на меня иногда. Особенно после того, как он на нее с кулаками лезет. Но он это не со зла и не часто, только если сильно выпьет. А пьет он сильно редко, по праздникам, в основном, а потом, когда проспится, даже и не помнит, что мамку обидел вчера. Так что семья у нас  благополучная... Повезло мне. Не то, что у других! 

А Зинка-то от гордости написала, что жить к нам не пошла бы. От обиды все это! Еще как пошла бы! И как это взрослые люди самых простых вещей не понимают в жизни?

Дайте совет, что делать мне! Не по-людски это как-то: оставлять детей там, где им плохо. Может мне напугать родителей, что если не возьмут ребят, то и я уйду в детдом? Или не поможет? В общем, вся надежда на вас. Вы про этот мир больше знаете, с Вас и спрос больше. Спасибо заранее!

За ошибки простите, если что. Хотя у меня по русскому пятерка крепкая, но все равно. Да и волнуюсь я. Только ответ присылайте не домой, а на адрес школы нашей, что на конверте будет. Четвертый «Б». Лично в руки Оксане Агеенко. Иначе мне хана, если мои узнают. Буду очень ждать. Ваша Оксана».

Поселок уже проснулся... Петухи кукарекали, собаки лаяли, а за окнами сарая, в кустах, кошка Симка смешно вылизывала котят, которых на днях родила. 

«Как хорошо, что кошки не болеют алкоголизмом!» — подумала Оксана и залюбовалась котятами. Однако нужно было как можно скорей возвращаться, пока родители не проснулись. 

Быстро заклеив приготовленный конверт с адресом, она выскочила на улицу, прикрыв за собой дверь сарая. У почтового ящика, что висел на стене продуктового магазина, она посмотрела по сторонам и бросила письмо в прорезь.

Оксана улыбнулась, предвкушая, как получит ответ из редакции, а в нем будет ключик к разгадке непонятной взрослой души.

Ей казалось, что она — маленькая волшебница, которая раньше всех проснулась, наколдовала счастье и опять идет спать.

«Уж эти-то, из газеты, — не просто взрослые, а еще и писатели, и журналисты там всякие! — подбадривала она себя. — Они-то точно знают, как сделать, чтобы дети без семьи никогда не оставались».

Она наклонилась, сорвала ромашку и стала гадать, отрывая лепестки. Только гадала она не на «любит, не любит», а на «помогут, не помогут», и получилось у нее в результате, что помогут. Оксана заулыбалась и тихонько запела, но вспомнила, что нужно спешить, и быстрой походкой пошла к дому.

Пробравшись на цыпочках в свою комнату, она легла под одеяло, словно никуда и не выходила. Она даже умудрилась сладко задремать, и ей приснился орангутанг в обнимку с собакой. Неделю назад ей одноклассники про этот случай прислали слайд-шоу. Его кто-то выложил в Интернете, и там написано было, что у этого орангутанга погибли родители, и он после этого заболел очень сильной депрессией. Не ел, не общался ни с кем. А потом с ним подружился один пес. И там полно фотографий их дружбы было: и как они на крыльце сидят вместе, и как купаются вдвоем потешно, и еще много всего смешного и доброго... А орангутанг улыбается  счастливо, потому что он уже больше не одинокий...

Когда Оксана проснулась, вкусно пахло едой. На столе дымились сырники, политые сметаной. Раньше мама и Зинку с Вовкой угощала, ведь это их любимое блюдо... «Да неужто ей в горло полезет?!" — подумала Оксана и вышла во двор.