Элентинвэ (г.Казань)

К весне

Тихим звоном дождя

В дверь заглянет весна.

Талым снегом в руках

Перебор серебра.

Мое сердце — огнем.

Робким теплым лучом

Разрушается тьма.

В моем сердце весна…

Острой гранью меча

Бьется зеркало льда,

Хрупкий звон хрусталя

На ладонях дождя.

И за Грань, в небеса

Отступает зима.

Тонкий свист соловья —

В моем сердце весна.

Оплетает трава

Плетью ножны меча.

Разорвав тетиву,

Прозвенела струна.

На губах проскользнет

Горький вкус серебра.

В моем сердце светло,

В моем сердце весна!

Немножко нервно

Скрипка, послушайте!..

Простите, отвлек… Скрипка!

Вы такая нежная… вот мое плечо —

ложитесь; пальцами по шее

                      И смычком

       поперек…

Скрипка! Не молчите,

Пойте… нет, рыдайте же!

Чтобы

ни один

забыть о вас

        не смог.

Чтобы на бумаге —

четкая, беззвездная

вязь из слов

        и строк.

Скрипка, вы — безумная!

Крик сменяет стон…

Скрипка, вы простите мне

мой

развязный тон.

Вы — мой голос. Искренний,

полный бытия…

Эту мою исповедь вам

вложу

      в уста.

Скрипка,  я наскучил вам?

Я…

волненьем пьян…

Знаете что, скрипка?

Я —

        сплошной изъян.

Знаете что, скрипка?

Не плачьте

        из-за ран.

Смычок терзает струны и рвется ткань миров…

Не плачьте больше, скрипка!

Ваш плач давно не нов.

Муза

С улыбкой ласковой и лживой

Ты пишешь кровью на стекле.

О, ты довольна ли наживой,

Последним вальсом на игле?

Мои черты стирает время,

Твое лицо сокрыто маской.

Ты — мое тягостное бремя,

Я покорен твоею лаской.

Свивая прозу в бесконечность,

Я кровью крашу твои губы.

Я все готов отдать за вечность,

За то, чтоб пели медью трубы.

Ты так жестоко непреклонна,

Я в своей страсти безутешен.

Ты стала всем, моя Мадонна,

И я любовью этой грешен.

Сердце

Эй, Господи! Слышишь?

В моем сердце тысячи струн.

Я скребу по ним когтями —

как гейша — знаешь? —

указательным,

средним

и большим,

Выплетаю венок из пылающих рун.

Мое сердце, Господи,

на самом деле оно всего лишь

кусок мяса.

Безвкусный,

кровавый

и влажный.

Знаешь, Господи,

если бы ты взял мое сердце в ладони,

если бы услышал

и захотел,

то не почуял бы ничего, кроме

гнилостной вони…

Во мне, Господи, прогнило что-то.

Может, это моя душа.

Ты ласково чешешь ее за ушами —

снисходительно, нежно,

никуда не спеша.

Куда тебе спешить, Господи?

У нас с тобой впереди вечность!

У моего сердца этой вечности нету.

И души моей нету.

На потной ладони подкину монету.

Мои ладони не держали ничьих сердец.

Мои ладони изранены —

поднесу венец

Тебе

терновый,

остросплетенный,

и безжизненно-ломкий.

В горле стынут и вянут комки.

Стихи.

Песни.

Крики.

Вопли.

Безмолвие.

Знаешь, Господи,

я ведь совсем не умею

говорить.

И дышать не умею,

Господи.

Почему ты молчишь, Господи?

Почему ты молчишь?

В мягком небе над миром

простертая тишь

да гладь

да чертова благодать.

Нет никакой благодати.

И неба нет.

Только бесконечные километры

пустоты и пространства.

Нервы тянет сквозь сердце

вдаль,

ввысь,

к свету, прочь, сквозь атмосферы,

сквозь вечную ночь.

Осколки личности в путах пуританства…

А.

Забыл.

Во мне и личности-то нет.

Возможна ли личность без души?

Возможно ли…

А кстати, сколько ангелов Господних

уместится на острие иглы?

Молчишь?

Молчи.

И, вздох повторяя погибшей души,

Тоскливо, бесшумно шуршат камыши.

К чему камыши? Ни к чему.

Для рифмы. Для смысла. Для —

аллитерации.

Чувствуешь, сколько во всем этом

грации?

Вибрации голоса, шорох дыхания,

я все еще жду от тебя

сострадания,

прощения,

нежности,

и — знаешь еще чего? —

прикосновения к сердцу.

Кому, кроме тебя я могу доверить?

Кому, кроме тебя не станет противно?

Или… тебе тоже станет?