Dixi

Архив



Влада ЛАДНАЯ (г. Железнодорожный, Московская обл.)

ВОПРОСЫ НА ЗАСЫПКУ НЕБЕСНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

(Сказка для взрослых)

Ладная

Уголок странномирья это был.

Барские особнячки с косо поставленными мезонинами и вековыми дубами, проросшими прямо сквозь крышу флигеля. Японское кафе, почему-то с рижско-янтарным интерьером, с завёрнутыми в фольгу как шоколадная конфета ржавыми трубами по всему залу. Диснейленд в сто двадцать этажей, стиль сталинский ампир, инфантильный мастодонт, похожий на динозавра с октябрятской звёздочкой.

 Каменные страшные куклы соцарта, средневековые башни, флюгера в виде кошек, морских коньков и дикобразов. Водопад, готический костёл, русский терем, музей хриплоголосого барда, подрывателя устоев.

— Мы тут ещё хорошо устроились по теперешним временам, — оптимистично брякнул Стоптанный Шлёпанец. — Центр города, архитектурные шедевры, куда ни плюнь!

— Лучше не бывает! — ухмыльнулся Огрызок Яблока Раздора. — Повезло так повезло: воцарились аж на свалке зоопарка!

— Ну и напрасно ты иронизируешь, — с блаженной улыбкой на устах вмешалась Разбитая Лампа. — Здесь мы, безработные и бездомные, с голоду не помрём. Всегда можно стащить шмат мяса у хищника или горсть зерна у птиц.

— Если хищник тебя не слопает раньше, — хихикнул Огрызок Яблока Раздора.

— Что делать, урвать кость из глотки тигра всё же легче и безопасней, чем заработать кусок хлеба у бизнесмена.

Циничный Огрызок зашёлся в хохоте:

— Расскажи это старому Мобильнику. Он на той неделе лазил за пайкой ко львам. Половины кнопок теперь недосчитывается.

Как бы в подтверждение этих слов откуда-то прозвучал львиный рык.

— Закон джунглей, — содрогнулся Стоптанный Шлёпанец. — Всё по-честному: кто опоздал, тот без ноги. А бизнесмен тебе примостит утюг на живот или паяльник, куда — не уточняю. А потом закатает в асфальт. Это тебе больше нравится?

— А тебе значит нравится в пасти у саблезубых тигров, — окрысился Огрызок. — Возвращение к истокам, назад к природе, так сказать!

— Учись быстро бегать, — грустно покачала головой Разбитая Лампа. — Тренируйся.

— Вон как Принц-Сантехник! — встрял Шлёпанец. — Он на пустыре сам себе каждый день забеги организует.

Разбитая Лампа зарделась:

— Зато абсолютный рекордсмен. Восемьдесят пять ходок за линию фронта, то бишь в клетку с волками. И ни одной производственной травмы.

— Робин Гуд из зоопарка! — подтвердил Шлёпанец. — Всегда с добычей — и жив-здоров!

— Да он на всей свалке один такой супермен, — запечалился Огрызок. — Остальные-то кто? Книга Без Обложки 1929 года выпуска, Картофельные Очистки Полусгнившие, Ржавая Консервная Банка и Зеркало. Зеркало вообще боится шаг сделать, разобьётся ещё! А это к несчастью всем. Конец света может нагрянуть.

— Хорошо ещё, что Принц-Сантехник воспитание получил в старые добрые времена, — утёрла слезу умиления Разбитая Лампа. — Не только для себя мясо таскает. Всех осчастливливает.

— Единственный кормилец на всю свалку, — уныло согласился Стоптанный Шлёпанец.

Мимо прошустрил странный тип в костюме из газет, в шляпе, похожей на Шаболовскую башню. На шее у дивного господина болтался допотопный фотоаппарат, а в руке он держал матюгальник.

— Это кто ж такой? — осторожно поинтересовался Шлёпанец у Разбитой Лампы. — Мы тут ко всякому привыкли, но это даже для свалки чересчур.

— Городской сумасшедший. Вообразил себя, бедняга, земным воплощением Средств Массовой Информации, требует обожествления и орёт без умолку.

— Напротив монастыря заработал магазин «Всё для секса»! — возопил фрик. — Здание парламента эвакуировано из-за сообщения о бомбе! На заброшенной стройке обнаружен труп восьмилетней изнасилованной девочки!

— И этому можно доверять? — изумился Шлёпанец.

— Более или менее. Блаженненький довольно точно цитирует печатные источники. Разве что уж они наврали.

— А ведь Карл Маркс обещал Принцу-Сантехнику в наследство весь мир, — вздохнул Огрызок.

— Обманул? — ахнул Шлёпанец.

— Свергли нашего Принца, — пригорюнилась Лампа.

— Кто же это? — распетушился Шлёпанец.

— Да тот, кто и нас всех сюда, на свалку истории, запихнул. Ах да, ты ж у нас новенький, событий этих не знаешь. Дай расскажу, — и Разбитая Лампа хорошо поставленным преподавательским голосом принялась вещать. — Стоял себе в нашем городе огромный дом. В нём были готические витражи и восточные минареты, ступенчатость зиккуратов и классические портики, всякой архитектурной твари по паре. Оттого наверное у всех попавших туда наступал лёгкий сдвиг в сознании, трудно было определиться, к какой эпохе тебя прибило и в какую систему ценностей занесло.

То ли надлежало обрести здесь христианские кротость и смирение, то ли с ятаганом на неверных кидаться. Может, по примеру халдейских волхвов, астрологией заняться и чародейством, а возможно удариться всей мощью в античные сибаритство и гедонизм.

Модерн — перекрестье миров. Недолго в них и заблудиться.

Словом, это были апартаменты князей, имевших обыкновение жениться на незаконнорожденных царевнах-лягушках, видимо, чтобы быть ближе к народу.

В восемнадцатом году князей быстренько расстреляли, несмотря на сексуальное братание с народом, и давай на костях аристократов счастье строить.

Однажды здесь у подъезда нашли тёпленького живого подкидыша, а ведь целую зимнюю ночь пролежал на морозе. И все поверили, что дом волшебный, счастье приносит.

— Да всё было совсем не так, — возмутился Огрызок. — Волшебным дом нарекли после того, как здесь непризнанной прозябала Фея Нетривиальных Образов. Правда, её потом увезли вместе с мужем, бравым комиссаром плаща и кинжала, по навету и навсегда, что и удостоверялось потом мемориальной доской на фасаде здания.

— Фея была, но кажется Вселенского Экрана. Зато муж точно был Богатырём Межпланетных Перевозок, — внесла коррективы Разбитая Лампа. — Да неважно. А только мелкий люд подсуетился и бросился строить счастье теперь уже на Фейных костях.

— А у нас куда ни плюнь — везде кости, — индифферентно констатировал Огрызок. — Так что счастье больше и строить не на чем.

— Словом, развели коммуналку, — подытожил догадливый Шлёпанец.

— В первом номере за унитазом поселился синодальный певчий, — погрузилась Лампа в воспоминания. — Сидя на фарфоровом чуде, мы слушали, как кудесник вокала распевался ариями Чио-чио-сан.

Ближе к кухне обосновался местный Кулибин, всё норовивший изобрести эликсир всеобщего счастья, но преуспевший только в том, что разнёс взрывом во время опытов всю плиту. Так сказать, внёс вклад в здание всеобщего блага.

Сразу после алхимика шёл известный гинеколог, учившийся в Швеции, друживший с Маяковским и, что самое удивительное, не собиравшийся писать об этом мемуаров.

А окнами на патологоанатомический театр мыкал горе сильно пьющий сирота преклонного возраста и на одной ноге. Тот самый подкидыш, которого нашли когда-то у подъезда зимним утром. Так его жизнь отымела. Сирота водил себе в утешение подруг с трёх вокзалов. А потом гонял их по всему двору в одних трусах, пугая столовыми колюще-режущими предметами и детской считалочкой: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»

— На одной ноге, а прыткий, — вздохнул Огрызок, которому когда-то не раз приходилось успокаивать буйного соседа.

— У оцинкованного корыта ютились одинокие. Личная секретарша Гименея, у которой был доступ к секретной картотеке самых выгодных женихов города. И Простушка.

— Секретарша никак не могла подобрать себе кандидатурку: глаза разбегались. Так и умерла старой девой. Довыбиралась, — хохотнул Огрызок.

— А Простушка пасла входящие и доила канцелярские столы. Ну, и тайно была влюблена в сына знаменитого гинеколога, в Илюшку, непризнанного поэта.

Илюшка не замечал Простушку и умудрился тринадцать раз жениться, причем всех жён прописал в пятиметровую комнату, где они спали даже на книжных полках и на бельевых верёвках, иногда свернувшись калачиком в потёртой шапке-ушанке, а кто просто стоя.

— Разбитая Лампа сорок лет трудилась училкой в школе. Просвещала. Здесь же роились семеро козлят — её ученики, — продолжал ностальгировать Огрызок.

— И Огрызок Яблока Раздора, правдоискатель наш и присяжный скандалист, — припечатала Лампа.

Огрызок только рукой махнул.

— Ну, и Принц-Сантехник, конечно.

— Вот к нему-то и приходит однажды Карл Маркс, — оживился Огрызок. — Обнимает, целует. Говорит: «Люблю тебя до безумия, завещаю тебе, говорит, весь мир! Тока так: я тебе — весь мир, а ты обо всём мире честно позаботишься. Чтоб все были сыты, обуты и одеты. И чтоб всеобщая грамотность и исторический материализм. Без этого никак».

Принц-Сантехник и согласился.

— Сидели мы, ждали-ждали наследства, — пригорюнилась Лампа. — Сантехник-то обещал со всеми поделиться. Ждали-ждали, ждали-ждали…

— И чем кончилось? — затрепетал Шлёпанец.

— Вестимо чем. Приватизировали дом новые русские. И выкинули всех на помойку. Учителей, поэтов, врачей, инвалидов, учёных, — всплакнула Лампа.

— И гегемона всех стран, которому всё равно терять нечего, — сплюнул Огрызок.

Шлёпанец покачал головой:

— Обманул значит любвеобильный Карл?

— Надул, — меланхолично признал Огрызок. — Всех пинком под зад. Волшебство с дома перенеслось, видно вирусным путём, на свалку. Теперь здесь места силы, в коих черпает вдохновение интеллигенция.

Компания надолго замолчала.

Мимо шествовала скучающая принцесса. Золотые каблучки. Платье — паутинка. Запах пармских фиалок. Ключики от кареты «Мазератти».

Девушка залюбовалась на тигра в глубокой бетонной чаше и, так как была в состоянии, называемом в народе «пьяная в хламину», сильно наклонилась, чтобы добросить шоколадку, самое подходящее угощение для хищников.

Ну, доброе сердце у девушки!

Красавица гнулась-гнулась, да и перевалилась через парапет и — все ахнули! — сорвалась.

И теперь сидела на дне вольера, оглушённая ударом, с растрёпанной куафюрой и сломанным каблуком.

Тигр лениво потянулся и неожиданно легко вскочил.

Он двинулся, словно бы и не глядя в сторону скучающей принцессы, и вовсе вроде бы не в том направлении, пугающе грациозно и неотвратимо изящно. Но уже через секунду оказался рядом с нахохлившейся красоткой, которая была убеждена, что даже дикая кошка в курсе, сколько денег у её папочки, а потому убоится связываться.

— Пропала дурёха, — обречённо констатировал Огрызок.

Тигр, газет не читавший, взлетел в прыжке…

Все закрыли глаза.

В последнюю секунду что-то случилось.

Перед носом у зверя мелькнуло нечто стремительное как Брюс Ли, но в лохмотьях.

В следующий миг принцесса уже стояла на парапете бетонной ямы, далеко от покрытого шерстью охотника. Платье на девице было располосовано когтями от горла до причинного места — достал-таки! — но на теле ни царапины.

— Сантехник! Ты спас её! — завопила экзальтированная Лампа и разрыдалась у обладателя лохмотьев на груди.

Все ринулись обнимать бывшего гегемона, хлопали по спине и даже порывались качать, да силёнок не хватило от голода.

Тигр сделал вид, что ему не больно-то и хотелось о принцессу лапы марать и с независимым видом удалился.

Придурок с матюгальником рявкнул:

— Сегодня в зоопарке в вольер с хищниками свалилась марсианская принцесса Жемчужина, наследница миллиардера Кощея Бессмертного! В результате решительных действий бывшего сантехника, а ныне бомжа, принцесса спасена!

На враз протрезвевшую красотку никто больше внимания не обращал.

Но она нашла способ вернуть его себе, поступив в общем-то по-королевски.

Выступила вперёд, как Снегурочка, приготовившаяся раздавать подарки на Новогодней ёлке и провозгласила:

— Сантехник, ты мой герой! Настоящий мужчина! Желаю за тебя замуж. Честным пирком да за свадебку. Ещё и полцарства огребёшь!

И тут Принц-Сантехник огорошил всех:

— Чур меня! Я принципиальный противник частной собственности. Не могу жениться на богачке, убеждения не позволяют.

Принцесса от возмущения аж задохнулась:

— С ума сошёл? Ты кому отказываешь, кретин! А ну к ноге! Всё всегда бывает по-моему!

Но коса явно нашла на камень. Сантехник упёрся рогом:

— Не в этот раз. Не пойду с тобой под венец — и баста!

Тогда Жемчужина хлопнула в ладоши:

— Слуги, взять его! Казнить немедленно!

И тогда обитатели помойки решили дать опричникам бой.

Все влезли в драку, и через минуту творилось несусветное.

Шла битва летающих тарелок с коврами-самолётами. «McDonald's» сражался со скатертью-самобранкой. Интернет — с золотым яблоком на серебряном блюдечке. «Боинг» — с сапогами-скороходами.

Последние из могикан-гетеросексуалов лупцевали Оскара Уайльда. Емеля, не слезая с печи, охаживал щукой Стаханова, кентавры били морды ковбоям, Медуза Горгона душила заклинателя змей. «Гринпис» схватился с тореадором, Огневушка-Поскакушка стояла против пожарных Нью-Йорка. Царевна Несмеяна схватилась с клоуном из «Оно», Павка Корчагин — с Сашей Белым, комсомолка в красной косынке — с Принцессой на горошине, Павлик Морозов — с Уолтом Диснеем, Чапаев с Крёстным отцом, Штирлиц с Джеймсом Бондом, Родина-мать с Всемирной-Глобализацией-и-Стандартизацией. Призрак коммунизма выцарапывал зенки призраку замка Морисвиль. Офисный планктон был против всех.

Кончилось тем, что все перебили всех.

Отвоевавшиеся бойцы перенеслись в приёмную Бюро жалоб небесной канцелярии.

За длинным столом, покрытым пыльным зелёным сукном, восседали олимпийские боги: Зевс с золотым «паркером» в костюме от Армани; Афродита в одежде путаны — в кожаной мини-юбке, с плёткой, в чёрных сетчатых чулках; Арес, бог войны, в камуфляже и берцах.

Секретарь небесного собрания в набедренной повязке и в пенсне, самоучка из неандертальцев, споро печатал на стареньком «ундервуде».

Просители, в том числе Сантехник со своими невинно убиенными друзьями, сиротливо теснились вдоль облупившихся стен на колченогих венских стульях.

Очередь была галактических размеров.

Вызывали по списку.

Первым перед комиссией предстал Стоптанный Шлёпанец, алкоголик.

— Я спился. Сломался. Я не вынес того, что на меня свалилось: кризис, безработица, ненужность, голод, потерю жилья. А мне говорят, что крест каждому посылается по силам. Но если бы это было так, в мире не было бы самоубийц и люди не умирали бы от инфарктов, не спивались бы и не кололись. Небесная канцелярия тоже иногда ошибается. Посылает испытания сверх человеческих сил.

Следующим на ковёр вызвали Шестого Козлёнка, ученика Разбитой Лампы, самоубийцу.

— Когда я был маленьким, я часто спрашивал: «А почему они не убежали?» — Кто они? — Древние римляне, когда на них напали варвары. Русичи, когда их завоевали татаро-монголы. Советские, когда их пытал и расстреливал Сталин. Зачем было выносить все эти ужасы? Это же мазохизм какой-то!

И только когда я вырос, я понял, что Земля слишком мала, чтобы убежать от всех врагов. Но потом я осознал, что убежать всё-таки можно. Раз и навсегда. Вообще с Земли, раз она такая негостеприимная. Нести свой крест… А зачем? Почему никто не спрашивал моего согласия на все эти ужасы? Я бы его никогда не дал.

И когда моя девушка меня бросила и вышла замуж за моего друга, я понял, что просто не могу с этим жить. Мне неинтересны эти крысиные гонки. Мне тошно сдавать идиотский экзамен по имени «жизнь». Испытания какие-то… Я что — механизм сомнительного качества на полигоне? Я — человек. У меня есть права. Я не позволю ставить на себе эксперименты даже небесной канцелярии.

И зачем вам проводить испытания? Вы же и так знаете, кто чего стоит и чем всё кончится. Вы же всеведущие! Зачем зря людей мучить?

Мне было двадцать шесть…

Затем перед высокой комиссией предстал Седьмой Козлёнок, наркоман:

— Вы обещали, что покаяние спасёт любого. Когда мне было четырнадцать, приятели уговорили меня один раз ширнуться героином. С тех пор я тысячу, миллион раз раскаялся. Но наркозависимость никуда не делась. А потом ещё и СПИД. Мне было семнадцать.

Если уж не получилось спасти меня, почему вы не сделаете так, чтобы спасли остальных подростков? Почему не отрываете головы торговцам дурью, тем, кто убивает ваших детей?

Со своей развалившейся табуретки не утерпев подал голос городской сумасшедший, вообразивший себя символом средств массовой информации. Гаркнул небожителям в матюгальник:

— Да, такая проблема существует. Бывшие следователи говорят о распределении между службами полиции сфер сбора дани с преступного бизнеса: проституции, торговли наркотиками, оружием. Полиция погрязла в кумовстве, взяточничестве, тесном сотрудничестве с уголовным миром. Защита населения давно не является приоритетом в деятельности людей в погонах. Существует коррупционная пирамида, когда взятки распределяются от нижестоящих к вышестоящим должностям.

Тогда вне очереди подала голос и Ржавая Консервная Банка, онкологическая больная, тыча пальцем себе в грудь:

— Четвёртая стадия. Человек при этом испытывает мучения, которые вы даже не можете вообразить. Всё, о чём прошу я, — разрешить эвтаназию. Вы посылаете на смерть в горячих точках восемнадцатилетних здоровых мальчишек. Им умирать можно. Вы садитесь в пьяном виде за руль и за раз давите по семь человек.

— Да, имел место такой инцидент, — опять всунулся дурачок с матюгальником. — Водитель в состоянии наркотического опьянения сбил насмерть семь человек: двух взрослых, супругов, сотрудников детского дома и пятерых детей, воспитанников того же детского дома для инвалидов. Все возвращались счастливыми с церемонии вручения наград одарённым подросткам с ограниченными возможностями.

— Им можно умереть. Вы загоняете на трёх работах — иначе не прожить! — тридцатилетних матерей-одиночек, и они мрут как мухи от сердечной недостаточности, оставляя своих малышей круглыми сиротами, — продолжала качать права онкобольная. — Всех их никто не торопится спасать. Но именно неизлечимым пациентам, которым жить осталось от силы месяц — и всё это время в нестерпимых мучениях, — именно им все решают продлить существование. Сохраняйте жизнь молодым и здоровым. Их берегите. Нас — отпустите.

И в этот момент вперёд выступила Статуя Защитника Отечества.

— Я отдал жизнь за Родину. Меня разорвало снарядом в сорок втором под Сталинградом. А вы что с ней делаете, с той самой землёй, за которую мы кровь проливали? Вы отправили стариков и инвалидов собирать объедки по помойкам. Вы послали детей прятаться от пьющих родителей в вонючие подвалы и нюхать клей. Вы разорвали страну на куски, совсем как меня на войне. В погоне за копеечной прибылью вы травили почву, воду и воздух, как будто жить собираетесь не здесь, а на Луне. А потом то, что осталось от Родины-матери — расчленёнка, а не страна, — вы продали на органы.

Разбитая Лампа, вскочив, закричала:

— Но кроме вас нам некому пожаловаться. Нас никто не слышит. Мы никому не нужны.

— Нас уничтожили, — поддержал её Монумент Защитника Отечества. — Но нам больно. Мы всё ещё живые. Даже те, кто умерли. Спасите если не нас, то землю нашу.

На этом месте Зевс не выдержал:

— Ваша земля, вы её и спасайте. Много ещё народу? — осведомился громовержец у Ареса, который подрабатывал в небесной канцелярии вышибалой и охранником на полставки.

— Порядком. Тысяч десять лет ещё протянется.

Зевс содрогнулся:

— На сегодня хватит, — отрезал он. — Приём окончен. Пошли кофейку попьём.

— А как же мы? — взвыли хором просители. — Тут все без очереди лезли…

— Ладно, — смилостивился предводитель олимпийцев. — Одного ещё приму. Остальные в следующем столетии.

Перед конклавом предстала Простушка.

— Что мне до мировых проблем, если Илюша пропал. И отправилась я на его поиски. Искала я его на улице имени Сексуальной Революции, и в городе Пурпурного Казённого Дома, и в Королевстве Серебряного Шприца. Истрепала я семь железных ботинок фабрики «Красный скороход». Источила семь железных гамбургеров. Порвала семь железных беретов, ломая шапку перед начальниками справочных бюро. Тщетно. Что вы тут носитесь с мировыми проблемами? Подарите людям простое счастье. Вы забыли про любовь. Может, моя любовь — последняя надежда на спасение этого мира. Вдруг настоящая любовь всё излечит и всё исправит. Так как же, господа из небесной канцелярии?..

Далеко внизу на опустевшей земле странномирье помпезного города: частокол Бабы-яги с конскими черепами поверху, но с круглыми корабельными иллюминаторами, венецианские мостики с бронзовыми статуями египетских зверобогов, хрустальный как туфелька Золушки замок, населённый змеями, жабами и аллигаторами, купол звездохранилища, похожий на самаркандские мавзолеи —всё это торжествовало равнодушие, как торжествуют победу.

 

 
html counter