Литературное объединение «Новые писатели». Занятие восемнадцатое

Добрый день всем!

Честно говоря, я планировал взять небольшой тайм-аут в наших занятиях, чтобы чуть позже перейти к прозе. Поэзии, на мой взгляд, мы уделили внимания уже достаточно. Но перед тайм-аутом поступил вопрос Игоря Косаркина. И мы сегодня поговорим о гениальности. Но для начала все же собственно вопрос.

Помните, чем мы закончили предыдущий разговор?

Вот собственно и вопрос: может ли поэт, написав сотни никчёмных произведений, единожды сотворив жемчужину поэзии, один единственный умопомрачительный гениальный стих, войти в историю литературы на многие столетия, если не навсегда, как ГЕНИАЛЬНЫЙ поэт?

Рената ЮРЬЕВА

Я ЖДАЛА СОЛНЦА, или СТЕРЕОТИПЫ

Всю неделю я читала стихи. Стихи о солнце. Классиков. К.Бальмонт, И.Северянин, И.Бунин, Ф, Тютчев, М.Лермонтов… Спасибо литобъединению за это от души! Не могу удержаться, чтобы не предложить вам некоторые:

Андрей Белый

За солнцем

Пожаром закат златомирный пылает,

Лучистой воздушностью мир пронизáв,

Над нивою мирной кресты зажигает

И дальние абрисы глав.

Порывом свободным воздушные ткани

В пространствах лазурных влaчacя, шумят,

Обвив нас холодным атласом лобзаний,

С востока на запад летят.

Горячее солнце — кольцо золотое —

Твой контур, вонзившийся в тучу, погас.

Горячее солнце — кольцо золотое —

Ушло в неизвестность от нас.

Летим к горизонту: там занавес красный

Сквозит беззакатностью вечного дня.

Скорей к горизонту! Там занавес красный

Весь соткан из грез и огня.

Михаил Лермонтов

Солнце

Как солнце зимнее прекрасно,

Когда, бродя меж серых туч,

На белые снега напрасно

Оно кидает слабый луч!..

Так точно, дева молодая,

Твой образ предо мной блестит;

Но взор твой, счастье обещая,

Мою ли душу оживит?

Федор Тютчев

Сияет солнце

Сияет солнце, воды блещут,

На всем улыбка, жизнь во всем,

Деревья радостно трепещут,

Купаясь в небе голубом.

Поют деревья, блещут воды,

Любовью воздух растворен,

И мир, цветущий мир природы,

Избытком жизни упоен.

Но и в избытке упоенья

Нет упоения сильней

Одной улыбки умиленья

Измученной души твоей…

Я ни в коем случае не сравниваю, а пытаюсь понять, ЧТО значит — написать о солнце. Странный вопрос, не правда ли?

У меня сомнения возникли после прочтения стихотворений моих коллег. Может быть, я слишком прямолинейно всё понимаю, может лишена глубокого и особого видения. Но, постоянно участвуя в судействе конкурсов, в последнее время я очень требовательно и(или) трепетно отношусь к такому критерию как «соответствие теме». Потому и усомнилась и в себе, и в правильности понимания заданной темы, ибо в предложенных стихах я мало солнца увидала. Стихи уносили в глубины человеческого состояния и размышлений, возносились в небо в поисках смысла жизни и смерти, охватывали немыслимые дали земли и сознания… Но я ждала солнца! И — света, тепла, которых оно, как принято, несет!.. А мне было холодно.

Остыв от эмоций, снова начала читать стихи и наших поэтов, и классиков. Чем больше читала, тем больше светлел горизонт моих стереотипов. Увы или к счастью, но все (!) стихи о солнце были не о нем. Солнце служило лишь неким фоном, на котором высвечивались думы и переживания поэтов. Читатель мой подумает, ну что я прицепилась к солнцу? Хорошо, это могло быть другое слово, но открытие мое остается в силе. В стихах НЕ бывает однозначности темы, и одна тема всегда несет в себе многозначность. Это, конечно, высший пилотаж, чтобы не теряя основную мысль, успеть охватить еще несколько, искусно переплетая их все… Как листок дерева. Вы замечали, как стройно тянется основная линия, и сколько красивых разветвлений уходит по разным сторонам… и все вместе создают неповторимый рисунок, который невозможно повторить на картине или в стихах. Перечитала некоторые и свои стихи, и тоже увидела подобное. И теперь даже не знаю, как бы я оценила стихи о солнце моих друзей. В каждом из них — свой сюжет, где главный герой — он сам.

Для меня они, если честно, несколько тяжеловаты. Но не могу не отметить чудесности, которые впечатлили. Прежде всего, у всех оригинальное решение поставленной задачи. Можно сказать прямо: «солнце — это яркое светило и это хорошо» (впрочем, именно так, пожалуй, я и слепила свои строки), а можно вот так, через необычные сюжеты или находки.

Игорь Косаркин:

«пока он жив, шум солнечного ветра…» — просто великолепная строчка!

Игорь, кстати, забегая вперёд, скажу, что бывает и так, что поэт может войти в историю не только одним произведением, но и одной строчкой.

Леонид Кузнецов:

Очень интересное стихотворение! Эти «между» весьма интригуют, и все это происходит в краткий миг, освещённый солнцем. Удивительные образы найдены для героя нашего! Правда, мне не очень по душе тяжелые, «непоэтические» слова в стихах, тем более, лирических. Но это дело вкуса и различия, думаю, в мужском и женском мироощущении и видении.

Юрий Гончаренко:

«Под благовест второго петуха,

Скользнув с небес,

рассыпалась на части,..»

начало захватило яркими картинами рассвета… Но в каком же удрученном состоянии я закончила читать… Солнце… Отчего-то сложилось у меня такое впечатление, что в мужском видении солнце является не таким уж и положительным героем. Кстати, я не случайно уже второй раз тихонечко акцентирую внимание на мужском и женском: где-то в подсознании формируется вопрос: есть ли различие и в чем мужской и женской поэзии?

Юлия Землянская.

Ну, тут я совсем расстроилась.

«От безграничья дрожь по коже…

… Отары, табуны…

Здесь вальс Шопена переложен

На две струны…»

Строчки из категории «мурашки по коже!! Просто оцепенение и полное ощущение этого «безграничья»!. Но! Обнаружила как минимум две оплошности, которые обычно не прощают победителям… Или победителей не судят? И тут напрашивается вопрос, по которому, может быть, тоже когда-нибудь мы поговорим: можно ли замечательному стихотворению прощать технические ошибки и погрешности? Будет ли оно действительно замечательным?

Свой обзор хотела бы закончить словами Леонида Кузнецова, которыми, между прочим, и начну собственно ответ на поставленный Игорем вопрос. Нет, не пугайтесь, ответ не будет столь широкоформатным, как предыдущие измышления.

«… важнее те стихи, которые зацепили сейчас, в данную секунду. <…> Полдела сделано. Итак, мы нашли человека, который ЧУВСТВУЕТ поэзию. Совершенно не важно, что он не сможет (почти наверняка) объяснить — почему. Почему плохо, почему хорошо. Просто чувствует».

Просто великолепное наблюдение, потому как точно определяет критерий большинства читателей в их собственном выборе, в их симпатиях-антипатиях.

И именно поэтому, я считаю, автор, написавший лишь одно потрясающее произведение (что определяет читатель и время), может войти в историю как гениальный! Потому что читатель, и не один, принял его без колебаний, анализов и сомнений: зацепило! Есть такое и среди композиторов, музыкантов, архитекторов… Примеры тому есть, и я полностью принимаю это.

О гениальной строчке и гениальном стихотворении

Я, конечно же, читаю материалы, которые присылают к очередному занятию литературного объединения наши авторы. И обычно не спорю с мнением этих авторов. Вот и сегодня я спорить с Ренатой не стану. Я просто кое-что добавлю от себя, но ссылаясь на ее мнение.

            Перечитал классиков, которых представила Рената. М-да… Эти пареньки (за исключением Лермонтова, который как жена Цезаря, вне подозрений) могли бы, право, писать и поприличнее, все же не без основания занесены в сонм великих. Что это еще за «холодный атлас лобзаний» у Андрея Белого или тавтология «блещут воды» у Тютчева? Да у них что ни строчка, то элементарно слабо или просто графоманский бред! Ощущение, что эти конкретные стихи тоже написаны по теме нашего литобъединения на заказ, только в отличие от представленных в семнадцатом занятии, левой пяткой.

            У Белого есть и другие стихи. Вот, первое попавшееся.

            В безгневном сне, в гнетуще-грустной неге

Растворена так странно страсть моя...

Пробьёт прибой на белопенном бреге,

Плеснёт в утёс солёная струя.

Вот небеса, наполнясь как слезами

Благоуханным блеском вечеров,

Блаженными блистают бирюзами

И маревом моргающих миров.

И снова в ночь чернеют мне чинары.

Я прошлым сном страданье утолю:

Сицилия... И — страстные гитары...

Палермо, Монреаль... Радес...

Люблю!..

Вот вроде похоже на предложенное Ренатой, но то — напыщенно, притянуто, искусственно. Здесь — воздушно, сочно, по-настоящему солнечно, хотя и ночь, и блеск вечеров… А автор — один и тот же.

Про Тютчева просто не буду говорить. Он уровнем своей поэзии мог бы, наверное, затмить и Пушкина, если бы ставил себе таковую цель. Но вот срывался на халтуру… Кстати, у Пушкина таких срывов чуть меньше, хотя халтуры тоже хватает.

Так что я вот о чем.

Гениальность поэта проявляется в очень редких ярких взрывах. Мы именно по ним судим, господа! Ибо гениальность — она гениальность, а не что-либо другое. Не труд, не сноровка, не профессионализм. Все это должно быть, но если есть ТОЛЬКО это, ничего не поможет. Не назовут. Не станешь. Увы.

У Тютчева мы помним два-три известных — «умом Россию не понять…», «нам не дано предугадать», «есть в осени первоначальной». Мы помним, хотя могли бы и не помнить, нам не давалось задания НЕПРЕМЕННО это знать, держать в голове. А мы помним. Тютчев – гений, ибо созвучен миллионам.

Пытаясь выразить свою мысль, желательно не слишком глупую, мы в девяноста случаев из ста зарезервируем в голове что-нибудь из того, что эту нашу мысль подкрепит ярким образом, точным наблюдением, сильным, сочным словом. И кто у нас в этой иерархии авторов расхожих цитат на первом месте? Точно не Белый. У кого-то Цветаева, у кого-то Ахматова. Пушкин, Грибоедов, Тютчев, Блок…

Гениальность — Божий промысел. Ничего другого. Поцеловал тебя боженька в макушку, облизал с ног до головы или презрительно отодвинул в сторону, сие от тебя не зависит. Не поцеловал, ну хоть ты тресни, но не создашь ты ни этого единственного, о котором говорит Игорь, стихотворения, ни той самой, о которой говорит Рената, строчки. Ты, возможно, отличный стилизатор, великий трудяга или неплохой сам себе цензор, но ты не был и не станешь гением.

Гениев видно сразу, поэтому гениев не особо любят. Отторжение идет на уровне подсознания. И чем ближе мы друг к другу профессионально, тем большее отторжение. Так что гениев определяет даже не время. Не собратья по ремеслу, не критики, не те, кто понимает, и не те, кто не понимает ничего. Гениев определяет ощущение.

Я помню, как самый первый раз увидел вживую «Троицу» Андрея Рублева. Перед этим я довольно долго бродил в Третьяковке по залам иконописи, все пытался понять, почему мне не нравится почти ничего из всех этих представленных Дионисиев и Феофанов Греков. Я честно оценил и уровень, и мастерство, проникся настроением каждого иконописца, я очень внимательно вглядывался в образа, вчитывался в характеры и умом понимал, что практически все это очень круто. Но за оценкой моей не являлось любви, она спряталась и носа наружу не казала. К «Троице» я зашел с тыла. И застыл. На меня дыхнуло жаром, каким-то небесным светом, я стоял и смотрел. Застыл минут на пять. Рядом остановилась еще одна икона, живая. Мимо вели Алексея Баталова, или уж он вел… Все-таки, похоже, он. Интеллигентнейший Алексей Владимирович остановил своих спутников — приятную пожилую пару — и начал рассказывать про «Троицу» Рублева. Говорил он что-то очень умное и правильное, тонко и замечательно. Но я не слышал, честно признаюсь, я искусственно «занавесил» свои уши. Мне требовалось свое ощущение, свои эмоции, свое понимание и свои оценки. Это потом я или спорил, или соглашался с чужим пониманием «Троицы»; среди прочих, кто дал мне что-то новое в прочтении иконы мои друзья: Евгений Герасимов, иконописец именно милостью божьей, и Александр Гречаник — милостью божьей художник. Но это — потом. А тогда я тихо, внутри себя, просил Баталова уйти и не мешать. Он отошел, я еще долго стоял, идти дальше мне совершенно не хотелось.

Так вышло и с Пушкиным. Я полюбил его стихи, когда мне было уже далеко за тридцать. Все вышло случайно, я опять зашел с тыла. Понадобилась строчка, точная цитата. Время было «книжное», про Интернет знали десятки из миллиардов живущих на планете, мы за информацией «лазили» в первоисточник. Этим первоисточником было собрание сочинений Александра Сергеевича. Я открыл первый попавшийся том, «проглотил» одно стихотворение, второе, десятое… Я сидел на полу, рядом возлежали тома классика. Я вытягивал руку, брал книгу, открывал страницу (не важно какую)…

Ну и что, скажете вы, просто пришло его время. Именно так. Я созрел для Пушкина гораздо позже, чем для Булгакова, Ахматовой, Пастернака, Цветаевой, раннего Пелевина. Благодарю Бога, что созрел.

Так, значительно позже, чем надо бы, я открыл для себя гениального прозаика Андрея Белого. Так открыл для себя Игоря Яркевича. Я имею право причислить к гениям того, кого сам считаю нужным. Если со мной согласится один, второй, сотый, то это значит, что я в своих оценках прав.

Так что, господа, постарайтесь написать-таки свое единственное гениальное стихотворение. А если оно не будет единственным, тогда, возможно, с вами согласится еще один. Потом второй, третий, сотый…

Леонид Кузнецов