Екатерина БАРБАНЯГА (г. Санкт-Петербург)

Дюймовочка

В перепачканных глиной дрожащих руках —

Листик мяты — тепло изголовья.

Из былинок сухих в ветхих нитях станка

Соткала одеяло — для снов ей.

Для её омертвелого тела из мха

Взбила мягкой перины подобье.

Солнце грязной гнилушки, не смей потухать,

Согревай её в глиняном гробе!

Я последний — прощальный (теперь уж не петь!)

Подарю поцелуй смелой птице.

Как никто никогда прежде буду тебе

В долгом сне — закольцованном — сниться.

Под продрогшими пальцами перьев меха

Не вздымаются, воздух колебля.

Как заученный в детстве отрывок стиха —

Этот запах тюльпановых стеблей.

Я его вспоминаю, прижавшись во тьме

К мёртвой ласточке в мёрзлой пещере.

Нет надежды на жизнь! Как же сердцу посметь

Воскресенью души вдруг поверить?

Пусть хотя бы вот так — не узнав полноты,

Прикоснусь к ускользающей тайне!

Сколько тёплой любви! И кому — если ты

Лишь одно из глухих изваяний?

Пробудись! Отогрейся! И спой для меня —

Одинокой в сырых серых норах.

От груди неживой не хочу я отнять

Ни руки, ни души! И пусть спорят

Между делом: кто прав из них — крот или мышь —

Ты мертва или сон твой недолог.

Боже, что это? Топот дождя поверх крыш?

Или смерть отодвинула полог?

* * *

Красивую клетку, любимый, ты сплёл для меня

Из тоненьких веток сирени и северной вишни:

На тысячу вёрст бубенцами лошадки звенят,

И дремлют хрустальные голуби в сонном затишье.

Пурпурною лентой украшена дверца её,

Плодами изысканными — две латунные жерди.

Верхушка — мальчишеской сабельки остриё,

И стружки кленовой ковры — на серебряной тверди.

Красивую клетку, любимый, ты сплёл для меня!

Достойную певчих, приближенных к Тайне и Солнцу.

Я пела — чаруя тебя — в светлых мира сенях,

Но в клетке твоей мне, любимый, совсем не поётся.

* * *

Вот завет тебе Мой

— в колыбель, не сходя с креста:

Родилась в этот мир — будешь дочерью Мне.

К перстам

Приложил мой лоб несмышлёный, в глаза взглянул.

И вздохнул тяжело.

Нет. Её Я не потяну.

Много ртов голодных сидят по углам, пища.

Их умой, накорми, возлюби, научи прощать.

А она, хоть не просит, а всех голодней.

Гляди.

Мой Отец Небесный, отвадь Меня, пощади.

Всё, что сбудется, наперёд вижу — ярче дня:

Прежде всех от Меня отречётся.

Как зазвонят

В первом часу — так за первым Моим врагом

Побежит, в чём была — в том, что дал Я ей.

Босиком

По острым камням, по лезвиям — за другим.

До конца всю её Мне вынести — помоги!

...

Вот завет тебе Мой:  ...

(и смотрит, и смотрит в ночь)

Глазки как у отца... Непутёвая Моя дочь.

* * *

У инжира сердцевинку вынь —

Мягкую — и распадётся цельность.

Как тебе смеётся — под прицелом,

Любится как — нежно ли — на «Вы»?

Всё трясёшь как яблоню мой сад —

Не поспел ещё, не вызрел к лету.

Он не для того был вскормлен светом,

Чтобы пасть к чернёным образам.

Там — невыразимое тепло.

Иссуши его морозным зноем —

И весь мир мой — частью перегноя —

Отомрёт — и распадётся плоть.

* * *

На любимую Вами, влюблённую в Вас —

Посмотрите! На миг останьтесь.

Задержитесь глазами в алькове глаз,

В сердце нежном не перестаньте

Быть. Обнимите так —

Через гордое расстоянье,

Чтобы сжалось всё от тоски в кулак

Равнодушного Мирозданья.

Чтобы каждый прохожий — певец и шут —

Замер тихо у кромки жизни,

Не смея нарушить сердец уют

Двух сомкнутых тел на тризне.

Хоронящих будущее — в веках,

И прошлое — на бумаге:

В стихах и рассказах: боль, счастье, страх,

Щиты, сломанные шпаги.

Всё то, что сбылось уже, и к чему

Руками не прикоснуться.

Взгляните на милую! И взглянув,

Не захотите проснуться!

Так, ведома предчувствием, через дни

Она шла к Вам, не зная срока.

Крошками на пути манить

Училась и одиноко

Бродила по чаще своих надежд,

И верила в вашу встречу.

Так снимите с неё пыльный холст одежд

И целуйте, расправив плечи!

Будет новая радость — встаёт заря,

Будет новое откровенье.

Но сейчас — её время Вас одарять,

Не предайте его забвенью.